Дуля Москве – хорошая идея, но лучше фиксировать все преступления Путина и Лукашенко – Владимир Жбанков

Что общего у поэзии и юриспруденции? Самый короткий ответ – и то, и другое требует точных формулировок и не терпит случайных слов.

Юрист и поэт Владимир Жбанков перебрался в Киев из Москвы в 2015-м. После того как понял, что заниматься в путинской России правом Европейского Союза все равно что изучать вегетарианство в желудке людоеда. Во-первых, нелепо, во-вторых, опасно. Особенно когда Жбанковым заинтересовалась ФСБ после статьи "Правовые последствия политического перформанса" о крымском "референдуме".

За шесть лет он детально изучил миграционное законодательство Украины и получил постоянный вид на жительство в стране. Сейчас это помогает ему в работе с мигрантами из Беларуси. 

Вместе с коллегами из организации Free Belarus Center Жбанков консультирует тех, кто бежит в Украину от режима Лукашенко. Часто "в одних тапочках", пройдя через физические пытки и психологическое насилие.

Владимир Жбанков рассказал "Украинской правде" о том, почему действия белорусских спецслужб можно квалифицировать как преступления против человечности, почему сегодня важно собирать все доказательства преступлений режимов Путина и Лукашенко, в чем сложности легализации мигрантов из Беларуси, и как он сам недавно провел 36 часов в аэропорту "Борисполь" после запрета на въезд в Украину.

"Происходящее в Беларуси – это босховские картины ада

– Медийная картинка протестов в Беларуси – это женщины в белых одеждах вдоль дорог и рефлексии о ненасильственном пути борьбы с тиранией. Работая как юрист с мигрантами, вы знаете и о менее романтичной стороне протестов – физических пытках и психологическом насилии. Как выглядит этот протест глазами беженцев?

– Понятно почему медийная картинка протестов в Беларуси именно такая. Во-первых, людям неприятно читать про чужие страдания. Во-вторых, из СИЗО на улице Окрестина в Минске репортаж не напишешь.

А происходят чудовищные вещи. В первую очередь бессмысленная жестокость при задержании. Например, ловят юношу, затаскивают в автобус и забивают ему дубинку в горло. К счастью, юноша выжил.

Пытки бывают не только физические, но и психологические. Ужасный инструмент – давление через близких. Человека могут долго бить, потом у него звонит телефон, выясняется, что это его невеста. Они говорят: "Ну, теперь мы поедем за ней". Человек мог выдержать избиения, а тут, увидев какие "прекрасные" люди готовы выехать за его любимой, ломается и готов дать любые показания, такого уже никто не выдержит. То же – с давлением через детей. "Сейчас мы тебя посадим, а дети поедут в интернат".

Читайте также: Виталий Шкляров: Лукашенко – главный зек и заложник построенной им системы 

Много абсурдных обвинений. Я читал протокол, где черным по белому написано, что задержанный "уничтожил дорожное покрытие путем нанесения краской из баллончика надписи "не забудем!". А это уголовная статья, пытки и реальная перспектива лишения свободы.

В другом протоколе написали, что обвиняемый наносил надпись "на внешний и внутренний фасад дома". Я так и не понял, что они имели в виду под "внутренним фасадом дома". По уголовной статье можно пойти даже за то, что сшил бело-красно-белый флаг.

Это какие-то босховские картины ада. Причем все делается руками зомби, которые не в состоянии даже внятно сформулировать обвинение.

Все это насилие документируется белорусскими правозащитниками, таких случаев тысячи. Это настоящие репрессии, массовое немотивированное насилие и преступления против человечности.

И это коснулось всех слоев общества – будь ты бизнесмен, студент или пенсионер. У меня такое ощущение, что спецслужбы так или иначе хотят достать всех, кто выходил на улицы, и не осталось белорусских семей, где хотя бы кто-то не пострадал. Это непрерывное насилие, поставленное на конвейер.

– Как проходит адаптация белорусов в Украине?

– После начала репрессий в августе 2020-го тысячи, если не десятки тысяч белорусов, покинули родину. Точную статистику получить сложно, едут по-разному, как считать, непонятно.

Бывает, приезжают буквально "в тапочках". Человек идет на работу, ему звонят и говорят, что дома обыск. Не доходя до работы, он разворачивается и уезжает из страны. Часто бегут семьями.

Люди в стрессе, многие пережили пытки. Это бесконечный поток человеческих страданий. В Free Belarus Center есть специальная психотерапевтическая служба, а у меня юридически-терапевтическая функция. У человека много боли, а мне из этого нужно сформировать юридический кейс, чтобы помочь ему легализоваться в Украине.

Главная их проблема в Украине – легализация. Им нужно получить вид на жительство с правом на работу или статус беженцев. Все эти процедуры длятся очень долго. Пока рассматривают дело, у человека забирают паспорт и дают справку, которая не является удостоверением личности. С этой справкой ты становишься социальным привидением, ни перевод получить, ни в хозяйственные отношения вступить.

Подход миграционных служб строго формальный. Никакой гибкости хотя бы по отношению к белорусам нет.

Для айтишников, правда, сделали в Минцифры специальную процедуру. Чтобы получить разрешение на работу, нужно принести трудовой договор, где будет прописана месячная зарплата. Порог – 10 минимальных окладов, сейчас это около 60 тысяч грн. Но для белорусских айтишников достаточно одного минимального оклада – 6 тысяч. 

В праве тоже есть место для иронии – так айтишники стали самой низкооплачиваемой частью переселенцев.

Читайте также: "Легкий хаос, но – одно слово – свобода". Почему белорусы едут в Украину и зачем им здесь свой "Майдан"

– По вашим ощущениям для белорусов, бежавших от Лукашенко, Украина – перевалочный пункт или они здесь надолго?

– Как мигранты белорусы идеальны для Украины. У них нет проблем с социализацией и адаптацией, с языком, похожая образовательная система, высокий уровень законопослушности. Но, к сожалению, эмиграционное законодательство устроено так, чтобы вытеснить таких людей с территории Украины. Каждый полученный вид на жительство – это скорее вопреки процедуре, чем благодаря ей.

Есть просветы, как для тех же айтишников. Но я думаю, что большая часть белорусов уедет. Что на мой взгляд расточительство для Украины даже с точки зрения демографической ситуации.

"Суды в Гааге – отличный пенсионный досуг для Путина" 

– Вы приехали в Украину из России в 2015-м. До этого занимались на родине европейским правом. Каково это, заниматься тем, чего в стране не существует? Что-то вроде изучения мертвых языков?

– Ну, начинал-то я заниматься в 2004-м. Были планы европеизации законодательства, проект автомобильной дороги от Лиссабона до Владивостока, дружба с НАТО. 

Сейчас уже невозможно представить, но кремлевские упыри тогда целовались с европейскими лидерами. Казалось, что упыри не такие уж упыри, просто у них детство было тяжелое.

И я выбрал такую специализацию – право ЕС. Хорошее же направление, перспективное. Но потом все это стало сворачиваться, на этом я и погорел. Когда в 2014-м случился весь этот крымский ужас, я написал научную статью "Правовые последствия политического перформанса", которая вызвала ярость у надзирающих органов.

А под конец я совсем обнаглел – в Московской государственной юридической академии читал лекции о правах человека и считал, что, если минимум трое возмущенных студентов не выскочат из аудитории, значит, я плохо прочел лекцию. Я объяснял, что человек важнее государства, что право на человеческое достоинство является центральным и системообразующим правом, а все остальные из него вытекают.

Студенты "стукнули" в ФСБ и академическому начальству пришла бумага, что меня нужно уволить. Что было очень забавно, потому что уволился я ровно за месяц до этого. Так вот оперативно работают спецслужбы.

– Что изменилось в России за шесть лет, что вы живете в Украине?

– Путин оккупировал часть Украины и всю Россию. Сначала это была ползучая оккупация. А сейчас абсолютно очевидная. У человека нет никаких прав. Не только за любое высказывание, но просто за восклицательный знак на аватарке можно пойти под суд.

Идет массовый отжим имущества – если у тебя хоть что-то появилось, с высокой степенью вероятности это перейдет в руки того или иного правоохранителя. И даже если ты никого не трогаешь и живешь своей жизнью, нет гарантий, что тебя не тронут. Тому пример – дело Мохнаткина. Человек шел праздновать Новый год, в итоге был вынужден стать правозащитником и замучан в тюрьме до смерти. 

Это ощущение полнейшей безнадеги. Среди моих знакомых детства и юности невероятное количество суицидов в последние годы.

Власти потеряли остатки стыда. Посмотрите на результаты по Москве на последних выборах. Живым голосованием "Единая Россия" не взяла ни одного участка – даже в самом сытом городе России на "золотой миле" вокруг Кремля. Но потом пришло электронное голосование, вбросили тысячи голосов и все перевернулось.. 

– Герой одного из наших репортажей поделился идеей: он хочет вырезать из дерева скульптуру – большую дулю, установить на высоком холме и направить в сторону Москвы. Как поэту вам эта идея должна понравиться. А как юристу? 

– Это хорошая идея хепенинга. Но как юристу мне кажутся более эффективными правовые методы. Фиксировать все преступления российских властей как на оккупированных территориях, так и в самой России. То же касается и режима Лукашенко. А потом привлекать за это к международной ответственности. Это дело хоть и менее эффектное, чем сакральная дуля, но вполне возможное.

Когда-то я написал статью "Две Гааги", где доказывал, что интервью Путина в фильме "Крым. Путь на Родину", где он рассказывал о том, что лично руководил захватом Крыма, потянет на два гаагских суда. 

В Гааге два суда и они находятся через дорогу – один напротив другого. Один такой весь современный, а другой похож на Хогвардс. Один из них – Международный уголовный суд, другой – Международный суд ООН. Специально для Путина можно провести канатную дорогу и возить его на заседания туда-сюда. Думаю, это был бы отличный пенсионный досуг для него на много лет.   

– Это работа на будущее. Есть ли правовые инструменты для того, чтобы что-то изменить уже сейчас. Например, в условиях содержания украинских политзаключенных в России?

– Это работа не только на будущее, но и на настоящее, потому что нарушения происходят здесь и сейчас.

Российские тюрьмы все пыточные, а к украинским политзаключенным в них вообще особое отношение. Собрав факты жестокого, унижающего человеческое достоинство обращения, можно обращаться, например, к докладчику ООН по пыткам. Это инструмент. Эти же факты можно использовать в Европейском суде по правам человека, это тоже инструмент.

Мы работали и продолжаем работать над очень важным проектом – привлечение РФ к ответственности за преступления в Крыму. В конце 2020 года прокурор Международного уголовного суда возбудила официальное расследование по этому поводу. Я горд тем, что в этом есть и моя лепта.

Читайте также: Станислав Асеев: Все оккупированные территории Донбасса — один большой концлагерь "Изоляция"

Нельзя изменить ситуацию щелчком пальцев – все было плохо, стало хорошо. Ее можно менять малыми шагами. Простое изменение условий содержания заключенных, доступ к медицинской помощи, свидания с адвокатом в какой-нибудь колонии во глубине сибирских руд. Одно дело – когда человек один на один со своим мучителем, другое – когда есть кто-то третий, который может все это фиксировать. Поверьте, тогда уровень мучений очень меняется.

Я и сейчас работаю с такими делами, но не могу называть имена, потому что дела живые – можно навредить.

"О причинах запрета и отмены запрета на въезд в Украину могу только гадать"

– У вас постоянный вид на жительство в Украине, но недавно вы могли почувствовать себя в шкуре людей, права которых защищаете. В конце сентября вам отказали во въезде в Украину. Что это за история?

– У меня в Украине пожизненный вид на жительство. Я получил его как "деятель науки и культуры, представляющей государственный интерес". Есть много деятелей науки и культуры, но в отличие от большинства из них у меня есть об этом удивительная справка из министерства культуры.

А история простая, но абсурдная. Прилетаю в Киев из Риги − с научной конференции. Спокойно подхожу к паспортному контролю, мне говорят: "Минуточку подождите". А потом отводят в специальную комнату и вручают документ, где написано, что какой-то уполномоченный орган запретил мне въезд в Украину.

Меня препровождают в глухой угол терминала D и оставляют там с этой бумажкой. А в этом тупике полный интернационал под присмотром пограничников. Полтора десятка человек со всего мира, которым запрещен въезд в Украину. Кто-то в тапочках, кто-то в летней одежде, неотапливаемое помещение. Ждут самолета, который унесет их в ту точку, откуда они прилетели. 

В отличие от тех, кто там сидел, я сам юрист и у меня был адвокат. Потом еще пришли представители офиса уполномоченного по правам человека. После этого все стало дружелюбнее и приятнее.

В итоге было принято решение, отменяющее запрет на въезд.

– Сообщили ли вам о причинах запрета? 

– О причинах запрета я могу только гадать. Как и о причинах отмены запрета. У меня на руках нет документов, поэтому я ничего не могу утверждать.

Проблема в чем? У человека есть вид на жительство. У него семья, хозяйство, кошка, куры, фикус. И решением некоего уполномоченного органа, одного должностного лица, одной подписью ему ставят всю жизнь на паузу.

Прямого злого умысла на нарушение прав человека со стороны государства я здесь не вижу. Но есть лакуна в правовой системе. При таком механизме у человека нет возможности ни оправдаться, ни защитить себя.

Из плюсов этой ситуации – я никогда не общался с таким количеством замечательных людей как за эти 36 часов, проведенных в тупике терминала D. Это, наверное, приятнее, чем побывать на собственных похоронах – столько хорошего услышал о себе.

– Судя по живописному рассказу, вам удается сочетать в себе юриста и поэта. 

– Я бы сказал так, это разные роли одного исполнителя.

Во-первых, простите за пафос, и то, и другое – работа со словом. Ну, и я же здесь не первопроходец, даже у Пастернака был красный диплом МГУ по юриспруденции, который он, правда, не забрал.

А во-вторых, одно иногда помогает другому. Я очень люблю такой жанр литературы как found poetry – "найденная поэзия". Это когда источником поэзии может служить любой текст. Ты видишь некий текст, хоть на стене, хоть на заборе, и понимаешь, что это стихи. Хотя его автор вообще-то об этом даже не догадывался.

Например, у меня есть длиннющий текст про сфабрикованное в 2017 году дело "Нового величия". Это придуманная российскими спецслужбами экстремистская организация, участники которой якобы собирались захватить власть путем государственного переворота.  

У меня получился текст, целиком составленный из цитат одного тома уголовного дела. Естественно все эти оперуполномоченные и следователи не думали, что они пишут стихи. Но они воспользовались настолько мертвым языком, мертвее не бывает, что из этого склеился текст. И если бы я не занимался правом, таких штук никогда не нашел бы.

– Вы много путешествуете по Украине. Расскажите о самом ярком впечатлении от этих поездок.

– В Закарпатье мне пришлось наблюдать эпическую битву священников двух церквей – ПЦУ и УПЦ – одного постарше, другого помоложе. При всем честном народе они делили гроб с покойником – кто будет его отпевать, и соответственно боролись за умы и души собравшихся. Это было похоже на битву Гэндальфа с Сауроном из "Властелина колец". Молодость победила. 

Разговаривал Михаил Кригель, УП