Реквієм за дев'яносто першим
Май 2022-го унес множество украинских и вражеских жизней. Однако две самые символичные майские смерти случились не на фронте и не под бомбежками.
Сначала не стало первого лидера независимой Беларуси Станислава Шушкевича, а через неделю – первого президента независимой Украины Леонида Кравчука.
Два государственных деятеля, поставивших свои подписи под Беловежским соглашением 1991-го, покинули нас почти одновременно.
И можно было бы сказать, что вместе с ними ушла целая эпоха – если бы в действительности эпоха не закончилась еще раньше, в пять часов утра 24 февраля.
С началом полномасштабной войны в Украине много говорится о пресловутом "русском мире" и его конце. Но фактически на наших глазах завершилась история постсоветского мира. Та самая история, где точкой отсчета выступал девяносто первый год.
Долгое время крах СССР оставался главным историческим событием, случившимся на памяти нынешнего поколения. Ничего более значимого не происходило в течение последующих тридцати лет.
Для кого-то это был эпохальный конец империи зла и тюрьмы народов. Кто-то разделял путинское мнение о "крупнейшей геополитической катастрофе ХХ века". Однако и те, и другие воспринимали 1991-й как эталон больших перемен и больших потрясений.
Какие бы испытания ни возникали на нашем пути – будь то мировой финансовый кризис, ограниченная гибридная война или пандемия коронавируса – обыватель средних лет сравнивал их с коллапсом советской цивилизации и приходил к выводу, что тогда было тяжелее.
Но 24 февраля 2022 года мы получили новую точку отсчета. Новую историческую веху, разделившую жизнь десятков миллионов людей на "до" и "после".
Новый эталон судьбоносного и драматического, заслонивший украинское прошлое тридцатилетней давности. Каким бы достижением ни было провозглашение независимости в 1991-м, тогдашние усилия Кравчука не идут в сравнение с героической битвой за независимость в 2022-м.
Если тогда в столице УССР прозвучала печально известная Chicken Kiev speech, то сегодня со сражающейся Украиной солидарен весь свободный мир.
А вспоминать о народных лишениях и злоключениях в бандитские девяностые становится просто неприлично после Бучи, Ирпеня и Мариуполя.
1991-й померк на фоне 2022-го: как некогда Первая мировая была заслонена Второй мировой. Порядок, сложившийся после распада СССР и окончания холодной войны, оказался таким же уязвимым, как приснопамятная Версальская система.
А относительно благополучные 2000-е и 2010-е стали нашим аналогом Интербеллума, и теперь мы лучше понимаем европейцев, живших в двадцатые и тридцатые годы прошлого столетия.
Обыватель, заставший Great War 1914-1918 годов, был уверен, что главное испытание его жизни осталось позади. Теперь можно расслабиться: зарабатывать деньги, ездить на новом автомобиле, слушать радио, танцевать фокстрот, смотреть фильмы с Фэрбенксом и Чаплином.
Но все то, что миллионы людей считали полноценной и самодостаточной жизнью, оказалось лишь кратковременной исторической паузой – прелюдией к новой, еще более масштабной драме.
Обыватель, строивший свою жизнь на обломках советской империи, испытывал примерно те же чувства. Самое трудное осталось позади, а теперь наступил XXI век: время прогресса и благоустроенности, глобализации и цифровой революции, новых гаджетов и успешных стартапов, путешествий по миру и блокбастеров в 3D.
Читайте также: Можем повторить
Но относительно комфортное постсоветское бытие оказалось лишь непродолжительным затишьем – прелюдией к новому, еще более серьезному историческому испытанию. И сейчас 2022-й разрешает вопросы, оставшиеся без ответа в 1991-м.
В эфемерном постсоветском мире сосуществовали антисоветскость и культ СССР.
В одном пространстве кое-как уживались люди, придерживавшиеся противоположных взглядов на девяносто первый год и его историческое значение.
Те, кто обличал покойную сверхдержаву, – и те, кто мечтал о ее возрождении. Первые считали, что вокруг остается слишком много советского.
Вторые сетовали, что рудиментов прошлого становится все меньше. Хрупкий постсоветский консенсус предполагал соседство этих двух точек зрения: подобно тому, как в 1930-е годы в одном книжном магазине могли соседствовать переводы "Майн кампф" и "На Западном фронте без перемен".
Однако в новой пост-постсоветской реальности подобное сосуществование уже невозможно.
После 24 февраля 2022-го принципиальная несовместимость двух позиций стала очевидна каждому.
Советский ресентимент дошел до той критической черты, за которой он либо полностью уничтожает альтернативные взгляды на историю и современность – либо сам подлежит уничтожению.
Сегодняшняя Россия и Беларусь нетерпимы к любой критике общего прошлого, во имя которого развязана полномасштабная война. А для нынешней Украины, защищающей свое право на жизнь и свободу, неприемлема любая апология СССР.
1991 год породил чересчур много неопределенного и вынесенного за скобки. Эта недосказанность прошла через весь постсоветский период, создавая причудливые парадоксы.
Можно было признавать независимость Украины – и в то же время воспринимать ее как недогосударство.
Можно было строить в России реваншистскую диктатуру – и при этом считаться в ЕС респектабельными политиком.
Читайте также: Остров Россия
Можно было пылать ненавистью к Западу, восхвалять времена железного занавеса – и вместе с тем активно пользоваться западными благами и свободно летать в Европу.
Те, кто десятилетиями презирал независимую Украину, теперь открыто отказывают ей в праве на существование.
Те, кто прятал пещерные убеждения за фальшивой респектабельностью, продемонстрировали всему миру свое истинное лицо.
Те, кто клеймил современную западную цивилизацию и прославлял СССР, получили возможность пожить в международной изоляции и насладиться плодами автаркии.
Тридцать лет назад Фрэнсис Фукуяма опрометчиво назвал события 1991-го "концом истории". А сегодня рождается совершенно новая история – не только украинская или российская, но и всемирная. И в этой новой истории нам отведена роль главных действующих лиц.
Михаил Дубинянский
