Жемчугов рассказал об издевательствах боевиков и попытках себя убить

Владимир Жемчугов, освобожденный после почти года плена у боевиков, пытался покончить с собой, чтобы ненароком не выдать своих товарищей боевикам.

Об этом он рассказал в интервью газете "Факты", вспоминая время, проведенное в больнице после подрыва на растяжке.

"Меня постоянно допрашивали, давили психологически. Я лежал весь обожженный, в осколках, после очередного наркоза. А боевики в этот момент приставляли мне к виску пистолет и обсуждали, где меня закопают", – рассказал он.

"Давай в Каменке, – говорил один. – Там много цыган. Пусть выглядит так, как будто его убили цыгане". "Нет, лучше на Острой Могиле, – предлагал другой. – Помнишь, мы там уже двоих закопали?", – процитировал Жемчугов.

"Допрос с пристрастием вели мужчина и женщина. Женщина была из "министерства госбезопасности "ЛНР". Как только она приставляла мне к виску пистолет, я начинал вслух молиться и прощаться с родными. И она говорила: "Черт возьми, я не могу стрелять! Пусть заснет хотя бы – тогда убьем". И так раз пять-шесть за ночь. Я понимал, что это отработанные психологические приемы, и не поддавался", – добавил он.

По словам Жемчугова, на тот момент он уже не боялся смерти.

"Перед тем, как идти в партизанский отряд, привел в порядок все документы, составил завещание. С жизнью я попрощался, еще когда раненый выполз на трассу и лег под "Урал", – объяснил он.

Сепаратисты пытались сломать Жемчугова разговорами о семье: "Мы найдем твоих жену, мать и дочь, – говорили. – В мешках перевезем их через границу и будем пытать до тех пор, пока ты не расколешься. Они будут здесь, и ты будешь слышать, как они мучаются".

"Потом сказали, что жена от меня отказалась: "Такой инвалид, как ты, ей не нужен. Ее уже видели с другим. У нас даже есть фотографии. Жаль, ты не можешь их посмотреть". Они пытались внушить мне, что и моя семья, и моя страна обо мне забыли и я никому не нужен", – рассказал мужчина.

"Потом подключились российские спецслужбы. Это было понятно и по их вопросам, и по акценту. Хотя они и пытались выдать себя за "луганчан-ополченцев". Они почему-то решили, что поймали чуть ли не спецагента. По телевидению "ЛНР" меня называли "международным шпионом", – отметил Жемчугов.

"Я по-прежнему не сдавался, и мне начали колоть какие-то странные препараты. Наверное, это то, что спецслужбы называют "сывороткой правды". Я вроде бы был в сознании и понимал, что ничего не должен говорить. Но… говорил и не мог себя контролировать. Испугался, что могу сдать своих партизан, и решил с этим покончить", – рассказал он.

"Перегрыз трубки капельницы и начал в них дуть, чтобы в вену попал воздух и наступила смерть. У меня почти получилось. Но это увидели охранники. Меня связали, тут же поставили новые капельницы. И все же я не оставлял попыток покончить с собой. Падал с кровати, бил охранников ногами, отказывался от еды, просил меня застрелить. Ко мне вызвали врачей из психдиспансера, они стали делать уколы", – заявил Жемчугов.

"Потом пришел заведующий отделением и сказал: "Тебе все равно не дадут умереть. Но если что-то случится, виноватыми сделают нас, врачей. Говорят, у тебя жена врач. Не подставляй нас", – добавил он.

Жемчугов сказал, что большинство врачей относились к нему хорошо, но в ожоговом отделении, где ему должны были делать пересадку кожи, по вечерам санитарки напивались и "развлекались": "Приходили в мою палату, начинали меня толкать, оскорблять, унижать. "Охранники" им не мешали – стояли рядом и смеялись".

"За восемь месяцев, которые провел в больнице, меня ни разу не выводили на улицу. Не выпускали даже из палаты. Я уже забыл, что такое солнечный свет и свежий воздух. В СИЗО в этом смысле было немного лучше – там каждый день на час выводили на прогулку", – рассказал также он.

"Меня посадили в санчасть в луганской тюрьме, в камеру на троих. Сокамерники должны были за мной ухаживать. Они постоянно менялись. В основном это были уголовники из низших слоев общества", – добавил Жемчугов.

Алена Рощенко, УП