"Последняя осень" Леопольда Кучуры
Среда, 15 сентября 2004, 15:08
До того, как что-то было, ничего не было. До сотворения мира не было страны под названием Республика. До выхода в свет книги "Последняя осень" не было и самого писателя Юрия Каримова. Об авторе известно лишь, что родился во Львове, а большую часть своей сознательной жизни проработал горным спасателем на Алтае. Учительство в старших классах и вынужденный опыт работы в торговом флоте – не в счет.
"Последняя осень" – первый опыт Каримова в литературе, поэтому повода к сугубо литературоведческому анализу его романа пока тоже нет. Для этого нужно быть Маркесом-Борхесом-Кортасаром, Булгаковым или по крайней мере Пелевиным. Но налицо безусловный дар наблюдателя за жизнью, умение интерпретировать все подсмотренное, подслушанное, и преподнести читателю в увлекательной и доступной ему форме, то есть – искусство рассказчика.
"В юго-западном районе Столицы горела пожарная часть…" – одно только начало книги заставляет поинтересоваться: что это за Столица, что за страна такая, где горят пожарные части, а президент объявляет персональный "джихад" журналисту?
События и имена романа, как рыболовная блесна, сразу же цепляют внимание читателя. А зацепив, погружают его в динамичное авантюрное повествование и делают лично сопричастным к происходящему. Вплоть до фантастической развязки сюжета. Что в нем правда, что вымысел, что фактическое совпадение, а что просто случайность?
Случайны события романа, происходящие где-то за чертой современной нам реальности, а с другой стороны – совсем рядом с нами. Случайны географические, топонимические совпадения, имена и фамилии персонажей, о чем автор заранее ставит в известность свою аудиторию.
Но потенциальному каримовскому читателю хорошо известна роль случайности в судьбах мира. И в результате он приходит к парадоксальному на первый взгляд, но многократно проверенному выводу: всякая случайность закономерна.
Вряд ли под именем президента Леопольда Кучуры кто-то заподозрит чилийского диктатора Аугусто Пиночета или испанского генерала Франко. Как заметил украинский писатель Гоголь, тому незачем черта искать, у кого он за спиной сидит.
Тот самый, наш, свой, гоголевско-сологубовско-булгаковский бес, с одинаковым цинизмом манипулирующий душами обычного пожарника и президента страны. Стоит ли удивляться, что и тот, и другой заканчивают одинаково? Одинаково драматично, вот только последствия их душевного разлада для страны разные.
Когда у президента не все дома, то и сам дом превращается в нескончаемый бардак. Чтобы разобраться в нем, иногда нужен простой диктофон, спрятанный под президентским диваном.
Как писатель Каримов по-человечески сочувствует своему герою, но как гражданин напоминает, что в этом самом доме, помимо президента и его обслуги, прописаны еще несколько десятков миллионов граждан. Вот в чем истинный драматизм, перед которым меркнет личная драма Леопольда Кучуры.
И не только Кучуры. Любая персонификация власти чревата.
Многие, вероятно, упрекнут Каримова в конъюнктурщине – его роман вышел в свет, когда в странах бывшего СНГ, практически синхронно, решается судьба демократии.
Но любая книга появляется в то или иное время, в том или ином месте, а значит, "конъюнктурна" уже по определению. Главный мотив любого литературного произведения – вывод, который сделает из него читатель. Каким путем пойдет страна Республика, допустившая феномен Леопольда Кучуры – дело выбора ее граждан.
"Последняя осень" – первый опыт Каримова в литературе, поэтому повода к сугубо литературоведческому анализу его романа пока тоже нет. Для этого нужно быть Маркесом-Борхесом-Кортасаром, Булгаковым или по крайней мере Пелевиным. Но налицо безусловный дар наблюдателя за жизнью, умение интерпретировать все подсмотренное, подслушанное, и преподнести читателю в увлекательной и доступной ему форме, то есть – искусство рассказчика.
"В юго-западном районе Столицы горела пожарная часть…" – одно только начало книги заставляет поинтересоваться: что это за Столица, что за страна такая, где горят пожарные части, а президент объявляет персональный "джихад" журналисту?
События и имена романа, как рыболовная блесна, сразу же цепляют внимание читателя. А зацепив, погружают его в динамичное авантюрное повествование и делают лично сопричастным к происходящему. Вплоть до фантастической развязки сюжета. Что в нем правда, что вымысел, что фактическое совпадение, а что просто случайность?
Случайны события романа, происходящие где-то за чертой современной нам реальности, а с другой стороны – совсем рядом с нами. Случайны географические, топонимические совпадения, имена и фамилии персонажей, о чем автор заранее ставит в известность свою аудиторию.
Но потенциальному каримовскому читателю хорошо известна роль случайности в судьбах мира. И в результате он приходит к парадоксальному на первый взгляд, но многократно проверенному выводу: всякая случайность закономерна.
Вряд ли под именем президента Леопольда Кучуры кто-то заподозрит чилийского диктатора Аугусто Пиночета или испанского генерала Франко. Как заметил украинский писатель Гоголь, тому незачем черта искать, у кого он за спиной сидит.
Тот самый, наш, свой, гоголевско-сологубовско-булгаковский бес, с одинаковым цинизмом манипулирующий душами обычного пожарника и президента страны. Стоит ли удивляться, что и тот, и другой заканчивают одинаково? Одинаково драматично, вот только последствия их душевного разлада для страны разные.
Когда у президента не все дома, то и сам дом превращается в нескончаемый бардак. Чтобы разобраться в нем, иногда нужен простой диктофон, спрятанный под президентским диваном.
Как писатель Каримов по-человечески сочувствует своему герою, но как гражданин напоминает, что в этом самом доме, помимо президента и его обслуги, прописаны еще несколько десятков миллионов граждан. Вот в чем истинный драматизм, перед которым меркнет личная драма Леопольда Кучуры.
И не только Кучуры. Любая персонификация власти чревата.
Многие, вероятно, упрекнут Каримова в конъюнктурщине – его роман вышел в свет, когда в странах бывшего СНГ, практически синхронно, решается судьба демократии.
Но любая книга появляется в то или иное время, в том или ином месте, а значит, "конъюнктурна" уже по определению. Главный мотив любого литературного произведения – вывод, который сделает из него читатель. Каким путем пойдет страна Республика, допустившая феномен Леопольда Кучуры – дело выбора ее граждан.