Генерал СБУ Кравченко отвечает Генпрокуратуре: нарушения закона есть

Генпрокуратура Украины не видит в документах, которые передал генерал СБУ Валерий Кравченко, состава преступления, хотя, по мнению генерала, украинские власти нарушили действующие законы Украины, давая ему указание следить за представителями украинской оппозиции в Германии. Предлагаем вашему вниманию интервью Валерия Кравченко украинской программе "Немецкой волны".

– Товарищ генерал, благодаря "Немецкой волне" ваше требование выполнено, материалы переданы в Украину, их получила и Генпрокуратура. Генпрокурор Геннадий Васильев заявил во вторник, что состава преступления в этих документах нет. Значит, ваши усилия были напрасными? Так сказать, "из большой тучи маленький дождь"?

– Я так не считаю. Так сказал генпрокурор. А дело в том, что эти материалы еще переданы в Верховную Раду, и я думаю, что они тоже должны сказать свое слово. А в целом я должен сказать, что я и не думал, что реакция прокуратуры будет какой-то другой.

Так как Генпрокуратура у нас руководится "вручную", и я не думаю, чтобы она была абсолютно независимой. Сегодня ей, наверное, сказали, что надо так себя вести, она ведет себя так, а завтра будут другие времена, и она будет вести себя немножко иначе.

Я считаю, что есть преступление, и я знаю, какие статьи Закона о разведывательных органах Украины нарушены. И я на этом настаиваю.

– Вы отдали все документы, или у вас есть еще какие-нибудь "скрытые бомбы"?

– Почти все.

– То есть, все-таки что-то еще остается?

– Да. Там президент сказал что-то относительно Баден-Бадена, так эти документы у меня тоже есть. Потому что тогда мы работали с немецкими правоохранительными органами, и у меня есть вся переписка с немецкими органами и проверка того сигнала, о котором он говорит.

И из этих документов видно, кто профессионально себя вел, а кто – не очень. И потом, мне не очень понятно вот что. Он говорит о том, что какое-то письмо поступило в посольство. Это не письмо в посольство поступило, и не анонимное письмо, а я получил поручение из Центра относительно этого сигнала.

Это было конкретное поручение и конкретный сигнал, который мы проверили, о чем я доложил Центру.

– Вы можете конкретнее рассказать о Баден-Бадене?

– Это очень большая и отдельная тема. Когда я с Николаем Томенко об этом говорил, то я просил, чтобы сюда, возможно, приехал кто-то из журналистов, и об этом можно было бы поговорить.

– А может, мы сейчас поговорим?

– Визит был с 26 декабря по 17 января. И каждый день мы принимали участие в обеспечении безопасности президента. За несколько минут об этом не так легко рассказать.

– Что вы собираетесь делать сейчас, ведь генпрокурор считает, что вам как сотруднику СБУ и носителю государственной тайны следует вернуться на родину?

– Зачем? Я так понимаю, что надо вернуться в Украину, чтобы на меня одели наручники. Это он так считает. Я считаю, что надо довести дело до конца, до какого-то логического конца. Я уже говорил, что мои действия будут адекватными действиям власти. Если бы было, скажем, заведено дело. Ну, у меня еще есть время.

Я хочу, чтобы Верховная Рада на это отреагировала. А потом уже все остальное. Вы знаете, моя судьба не должна кого-то интересовать, это не так уже и важно для Украины.

– А ваша семья в Киеве?

– Я общаюсь каждый день с семьей, и пока что все нормально. Пока что никто им не угрожает. Сначала им говорили, чтобы они оказали содействие тому, чтобы я как можно скорее вернулся в Украину. А сейчас некоторое затишье, которое меня тоже немного настораживает.

– То есть, вы считаете, что, если вы вернетесь в Украину, на вас оденут наручники?

– Ну, я знаю нашу власть.

– Если все же таки будет начато следствие в этом деле, и вы будете выступать свидетелем, что именно вы бы рассказали как свидетель?

– Это другое дело. Если надо будет, то я приеду как свидетель. Во-первых, я расскажу то, что я уже рассказал. Но одно дело – Николай Томенко и то, что я передал ему, а другое – если я буду выступать как свидетель всего этого.

– Интересовались ли вами немецкие спецслужбы?

– Слава Богу, не интересовались. И я не имею никакого желания выходить на них.

– Сначала вы работали в КГБ. Потом вы работали в СБУ. Есть ли разница в методах работы этих двух организаций?

– Да, она существует. Какие методы? Вы же знаете, что работа спецслужб – это, прежде всего, агентурная работа. Что в КГБ была агентурная работа, что сейчас агентурная работа. Другое дело, какие задачи нам дают. Все было в порядке. Задачи были нормальные, как и должно быть. А где-то с ноября начали поступать какие-то странные, на мой взгляд, указания – слежка за оппозицией. Это является ненормальным для независимого государства.

– Чем вы можете это объяснить?

– Чем объяснить? Тем, что выборы скоро будут. И снова надо втягивать спецслужбы, чтобы присматривать за оппозицией.

– Но выборы уже были. Это же не первые выборы. То есть, вы хотите сказать, что всегда спецслужбы были втянуты...

– Нет, я не хочу этого сказать. Я хочу сказать относительно того, что я имею. Что было, я не знаю. Может, и было. Но это проходило мимо меня. А сейчас я стал свидетелем этого. И об этом я рассказал.

– Приходилось ли вам получать подобные указания из КГБ, когда вы там работали?

– Эта уже давнишняя история. Вы что, не помните, как следили за диссидентами, за другими? Конечно, это было.

– Почему же вы тогда не сделали достоянием гласности эти вещи?

– Во-первых, я тогда не работал на Западе. А во-вторых, это было тоже в рамках закона. Скажем, был закон об антисоветской пропаганде. Были другие законы. Это делалось в рамках этих законов. Другое дело, были ли они справедливыми, эти законы. Тогда я работал в рамках тогдашнего закона. А сейчас я увидел нарушение закона. Нарушается закон о разведывательных органах. О чем я и доложил.

– Каковы ваши дальнейшие действия?

– Я жду ответа от Верховной Рады. А потом уже буду принимать какие-то решения.