Как мы с Шолохом чуть не нашли убийц Гонгадзе
Вторник, 23 марта 2004, 13:40
Одиннадцатого марта 2004 года "Украинская правда" разместила материал "Сергей Шолох: Люди Медведчука сначала планировали повесить убийство Гонгадзе на Волкова и Кравченко. Потом – на Марчука", написанный на основании письма Шолоха "Украине молодой".
В материале, в частности, рассказывалось, как в сентябре 2003 года главный редактор черкасской газеты "Антенна" Валерий Воротник и бывший юрист Института массовой информации Мария Самбур пытались создать Бюро журналистских расследований "Репортер".
По словам Шолоха, 15 сентября 2003 года в одном из кафе на Подоле состоялась его встреча с Воротником, Самбур и адвокатом покойного экс-убоповца Игоря Гончарова Виктором Бояровым, во время которой Воротник и Самбур, предлагая Шолоху подключиться к работе этого Бюро, на самом деле "готовили продолжение скандала с Гончаровым, которое должно было перевести тень убийства Гонгадзе, которая висит над Кучмой, на Волкова и Кравченко".
Упомянул Сергей Шолох и мое имя в качестве одного из основателей Бюро журналистских расследований, который также должен был принимать участие в той встрече, но почему-то не пришел.
Поскольку та публикация имела немалый резонанс, и ко мне неоднократно обращались коллеги с вопросами, соответствуют ли действительности слова Шолоха, хотелось бы добавить несколько штрихов к рассказу Сергея.
Но, прежде всего – удостоверить, что его слова, по крайней мере относительно попыток Воротника и Самбур привлечь нас к так называемому "расследованию" убийства Георгия Гонгадзе, полностью соответствуют действительности.
Летом 2003 года, порядочно устав от своих криминальных приключений (между прочим, трижды побывать в положении обвиняемого в течение года с хвостиком – это своеобразный рекорд, которым я опередил даже нашего дважды судимого премьера), я взял рюкзак и поехал в Крым, где два месяца провел без газет, телевидения, Интернета и, отчасти, телефонной связи. Я не знал толком ни о письмах Гончарова, ни о том, что из-за этих писем Мария Самбур была вынуждена уйти из Института массовой информации.
Собственно, я и сейчас не знаю, что там у Марии произошло, так как углубляться в чужие скандалы мне ни к чему, а Машу я знаю только с наилучшей стороны. Правда, на одном из перевалов ко мне дошла SMS-ка от киевского знакомого, отдыхавшего в Ялте, с сообщением о смерти Гончарова.
Автор SMS-ки предлагал встретиться втроем вместе с адвокатом Гончарова Бояровым, который также в то время находился в Крыму, и обсудить ситуацию, но встреча не состоялась, и я возвратился в начале сентября к цивилизации без малейшего представления о тех бурных событиях, которые имели место в августе 2003 года вокруг "дела Гонгадзе".
Письмо, которое я вскоре по приезду получил от Марии Самбур, меня даже немного порадовало: Маша сообщила, что уже не работает в ИМИ, ищет новую работу и хотела бы совместить свои навыки следователя (а между прочим, она была очень и очень неплохим следователем прокуратуры Киевской области) с опытом, приобретенным за время общения с журналистами.
Маша предложила мне присоединиться к созданию Бюро журналистских расследований, гарантией незаангажированности которого был бы принцип финансирования – исключительно за счет грантов и гонораров от публикаций.
Я ответил, что готов поддержать любую хорошую идею, тем более, что жанр журналистского расследования в украинских СМИ почти не представлен, вопреки тому, что статьи-расследования всегда вызывают читательский интерес.
Превращение газет в боевые листки тех или иных политических сил и пропагандистские наклонности украинского телевидения превратили журналистские расследования в хлам, не интересный ни собственникам, ни редакторам СМИ.
Поэтому идея создать такое Бюро уже неоднократно обсуждалась теми немногочисленными журналистами, которые еще продолжают работать в этом неблагодарном и опасном жанре, и в предложении Маши не было ничего непривычного.
Маша настаивала на том, чтобы мы встретились именно 15 сентября и подписали учредительные документы такого Бюро, но прибыть в тот день на описанную Шолохом встречу я не мог, так как находился в Донецке, где предавался любимому делу – судился с прокуратурой.
Увиделись мы с Машей на следующий, кажется, день, причем на встречу она пришла вместе с Валерой Воротником, о котором я, кстати, также всегда был высокого мнения. Собственно, разговаривали мы с Валерой, Маша преимущественно молчала, содержание разговора приблизительно отвечает тому, что написал в своем письме Шолох. По словам Воротника, Гонгадзе был убит исключительно по бытовым мотивам, и высшее руководство страны к этому, ясное дело, непричастно, и т.д. и т.п.
Следует сказать, что представленная Воротником легенда убийства (она даже на версию не тянула) содержала огромное количество противоречий, хотя конкретные детали в памяти сейчас уже стерлись. Говорил Валера и о Юрии Кравченко, и о Евгении Марчуке, и о том, что необходимо написать книжку, которая будет хорошо оплачена, убеждал в фальшивости "записей Мельниченко".
Тогда у меня возник вполне естественный вопрос: чем, собственно, это Бюро должно заниматься – проведением разнообразных журналистских расследований, интересных читателям, или легализацией очередной "отмывочной" версии администрации президента? Наша беседа закончилась тем, что я сказал, что принимать участие в подобных проектах не могу, так как деньги проедятся, а позор останется. Больше ни Воротника, ни Самбур я не видел.
Вообще-то, больше всего в той истории меня удивил примитивизм исполнителей. Журналистская среда – это гнездышко, где любая тайна может продержаться максимум полчаса.
Ясное дело, что если бы Бюро журналистских расследований под руководством Воротника и Самбур было действительно создано, уже на следующий день весь Киев знал бы, на чьи деньги оно существует и какую цель перед собой ставит. Потому что самый лучший способ распространить информацию – это сообщить ее другому журналисту под большим секретом (желательно еще и заставить поклясться на экземпляре устава НСЖУ).
Как этого не сообразили те, кто собирался давать Воротнику деньги для проведения "расследования" – до сих пор не могу понять. Что касается меня, то уже через час после встречи я узнал массу интересных подробностей о своем участии в этом эсдековском Бюро – во время редакционной пьян... , простите, производственного совещания в редакции "Грани-плюс".
Выдающийся мастер слова "жопа" Татьяна Евгеньевна Коробова между третьим и четвертым ... э-э-э... докладом на этом совещании пыталась выяснить, как это мы вместе с Ельцовым докатились до такой жизни. Оказывается, в список активистов Бюро кто-то вписал не только меня, но даже Олега, который вообще об этом проекте ничего не слышал.
А буквально на следующий день я встретил того самого знакомого, который мне отправлял в Крыму SMS-ку, и который также встрял в эту историю (хотя это не удивительно – у меня такое впечатление, что ни один скандал в Киеве не обходится без его участия).
Оказывается, Воротник был у него в гостях, похвалялся тем, что партийная касса его новых патронов выделила 200 тысяч долларов на создание Бюро журналистских расследований, поскольку администрации президента нужно искать нетривиальные пути отмывки гаранта от подозрений в причастности к убийству Гонгадзе, так как заявлениям Генеральной прокуратуры уже давно никто не верит.
Тот знакомый умудрился записать на диктофон Валерины пассажи, после чего рассказал о подробностях нового проекта СДПУ(о) доброй половине Киева. Это имело тяжелые для концессионеров последствия – как рассказывали мне коллеги, осведомленные в подробностях эсдековской жизни, Нестор Иванович Шуфрич в сердцах называл Воротника словами, которые даже Татьяна Евгеньевна пишет с точечками внутри.
В результате Валера с Машей вместо денег получили конструкцию из трех пальцев. Хотя со временем инцидент позабылся, а дуэту Воротник-Самбур был предоставлен офис на Институтской – кажется, на первом этаже того самого дома, где находится квартира того же Кравченко.
Также хочу отметить, что Виктор Иванович Бояров, известный научный работник-юрист и один из авторитетнейших киевских адвокатов, не имел никакого отношения к попытке консультанта народного депутата Шуфрича (а именно таковой является нынешняя должность Воротника) создать Бюро журналистских расследований.
Хотя не является секретом, что именно благодаря Боярову значительная часть писем Игоря Гончарова оказалась у Самбур, с которой Виктор Иванович когда-то вместе работал и которую знает много лет. Между прочим, далеко не все письма оказались за пределами Лукьяновского СИЗО благодаря участию Боярова, были и такие (в частности, где писалось о Е.К.М.), которые были переданы на волю другими путями, и адвокат, принимая от Самбур приглашение на описанную Шолохом встречу, стремился лишь разобраться в том, что же случилось с его подзащитным Гончаровым. Но это уже другая история.
Что же касается рассказа Шолоха о том, как Валера с Машей агитировали его накануне закрытия "Континента" стать рупором СДПУ(о), то я к этому отношения не имею. Но, зная лично всех участников трагикомедии, вполне допускаю, что именно так оно и было.
Читайте также:
"Сергей Шолох: Люди Медведчука сначала планировали повесить убийство Гонгадзе на Волкова и Кравченко. Потом – на Марчука"
В материале, в частности, рассказывалось, как в сентябре 2003 года главный редактор черкасской газеты "Антенна" Валерий Воротник и бывший юрист Института массовой информации Мария Самбур пытались создать Бюро журналистских расследований "Репортер".
По словам Шолоха, 15 сентября 2003 года в одном из кафе на Подоле состоялась его встреча с Воротником, Самбур и адвокатом покойного экс-убоповца Игоря Гончарова Виктором Бояровым, во время которой Воротник и Самбур, предлагая Шолоху подключиться к работе этого Бюро, на самом деле "готовили продолжение скандала с Гончаровым, которое должно было перевести тень убийства Гонгадзе, которая висит над Кучмой, на Волкова и Кравченко".
Упомянул Сергей Шолох и мое имя в качестве одного из основателей Бюро журналистских расследований, который также должен был принимать участие в той встрече, но почему-то не пришел.
Поскольку та публикация имела немалый резонанс, и ко мне неоднократно обращались коллеги с вопросами, соответствуют ли действительности слова Шолоха, хотелось бы добавить несколько штрихов к рассказу Сергея.
Но, прежде всего – удостоверить, что его слова, по крайней мере относительно попыток Воротника и Самбур привлечь нас к так называемому "расследованию" убийства Георгия Гонгадзе, полностью соответствуют действительности.
Летом 2003 года, порядочно устав от своих криминальных приключений (между прочим, трижды побывать в положении обвиняемого в течение года с хвостиком – это своеобразный рекорд, которым я опередил даже нашего дважды судимого премьера), я взял рюкзак и поехал в Крым, где два месяца провел без газет, телевидения, Интернета и, отчасти, телефонной связи. Я не знал толком ни о письмах Гончарова, ни о том, что из-за этих писем Мария Самбур была вынуждена уйти из Института массовой информации.
Собственно, я и сейчас не знаю, что там у Марии произошло, так как углубляться в чужие скандалы мне ни к чему, а Машу я знаю только с наилучшей стороны. Правда, на одном из перевалов ко мне дошла SMS-ка от киевского знакомого, отдыхавшего в Ялте, с сообщением о смерти Гончарова.
Автор SMS-ки предлагал встретиться втроем вместе с адвокатом Гончарова Бояровым, который также в то время находился в Крыму, и обсудить ситуацию, но встреча не состоялась, и я возвратился в начале сентября к цивилизации без малейшего представления о тех бурных событиях, которые имели место в августе 2003 года вокруг "дела Гонгадзе".
Письмо, которое я вскоре по приезду получил от Марии Самбур, меня даже немного порадовало: Маша сообщила, что уже не работает в ИМИ, ищет новую работу и хотела бы совместить свои навыки следователя (а между прочим, она была очень и очень неплохим следователем прокуратуры Киевской области) с опытом, приобретенным за время общения с журналистами.
Маша предложила мне присоединиться к созданию Бюро журналистских расследований, гарантией незаангажированности которого был бы принцип финансирования – исключительно за счет грантов и гонораров от публикаций.
Я ответил, что готов поддержать любую хорошую идею, тем более, что жанр журналистского расследования в украинских СМИ почти не представлен, вопреки тому, что статьи-расследования всегда вызывают читательский интерес.
Превращение газет в боевые листки тех или иных политических сил и пропагандистские наклонности украинского телевидения превратили журналистские расследования в хлам, не интересный ни собственникам, ни редакторам СМИ.
Поэтому идея создать такое Бюро уже неоднократно обсуждалась теми немногочисленными журналистами, которые еще продолжают работать в этом неблагодарном и опасном жанре, и в предложении Маши не было ничего непривычного.
Маша настаивала на том, чтобы мы встретились именно 15 сентября и подписали учредительные документы такого Бюро, но прибыть в тот день на описанную Шолохом встречу я не мог, так как находился в Донецке, где предавался любимому делу – судился с прокуратурой.
Увиделись мы с Машей на следующий, кажется, день, причем на встречу она пришла вместе с Валерой Воротником, о котором я, кстати, также всегда был высокого мнения. Собственно, разговаривали мы с Валерой, Маша преимущественно молчала, содержание разговора приблизительно отвечает тому, что написал в своем письме Шолох. По словам Воротника, Гонгадзе был убит исключительно по бытовым мотивам, и высшее руководство страны к этому, ясное дело, непричастно, и т.д. и т.п.
Следует сказать, что представленная Воротником легенда убийства (она даже на версию не тянула) содержала огромное количество противоречий, хотя конкретные детали в памяти сейчас уже стерлись. Говорил Валера и о Юрии Кравченко, и о Евгении Марчуке, и о том, что необходимо написать книжку, которая будет хорошо оплачена, убеждал в фальшивости "записей Мельниченко".
Тогда у меня возник вполне естественный вопрос: чем, собственно, это Бюро должно заниматься – проведением разнообразных журналистских расследований, интересных читателям, или легализацией очередной "отмывочной" версии администрации президента? Наша беседа закончилась тем, что я сказал, что принимать участие в подобных проектах не могу, так как деньги проедятся, а позор останется. Больше ни Воротника, ни Самбур я не видел.
Вообще-то, больше всего в той истории меня удивил примитивизм исполнителей. Журналистская среда – это гнездышко, где любая тайна может продержаться максимум полчаса.
Ясное дело, что если бы Бюро журналистских расследований под руководством Воротника и Самбур было действительно создано, уже на следующий день весь Киев знал бы, на чьи деньги оно существует и какую цель перед собой ставит. Потому что самый лучший способ распространить информацию – это сообщить ее другому журналисту под большим секретом (желательно еще и заставить поклясться на экземпляре устава НСЖУ).
Как этого не сообразили те, кто собирался давать Воротнику деньги для проведения "расследования" – до сих пор не могу понять. Что касается меня, то уже через час после встречи я узнал массу интересных подробностей о своем участии в этом эсдековском Бюро – во время редакционной пьян... , простите, производственного совещания в редакции "Грани-плюс".
Выдающийся мастер слова "жопа" Татьяна Евгеньевна Коробова между третьим и четвертым ... э-э-э... докладом на этом совещании пыталась выяснить, как это мы вместе с Ельцовым докатились до такой жизни. Оказывается, в список активистов Бюро кто-то вписал не только меня, но даже Олега, который вообще об этом проекте ничего не слышал.
А буквально на следующий день я встретил того самого знакомого, который мне отправлял в Крыму SMS-ку, и который также встрял в эту историю (хотя это не удивительно – у меня такое впечатление, что ни один скандал в Киеве не обходится без его участия).
Оказывается, Воротник был у него в гостях, похвалялся тем, что партийная касса его новых патронов выделила 200 тысяч долларов на создание Бюро журналистских расследований, поскольку администрации президента нужно искать нетривиальные пути отмывки гаранта от подозрений в причастности к убийству Гонгадзе, так как заявлениям Генеральной прокуратуры уже давно никто не верит.
Тот знакомый умудрился записать на диктофон Валерины пассажи, после чего рассказал о подробностях нового проекта СДПУ(о) доброй половине Киева. Это имело тяжелые для концессионеров последствия – как рассказывали мне коллеги, осведомленные в подробностях эсдековской жизни, Нестор Иванович Шуфрич в сердцах называл Воротника словами, которые даже Татьяна Евгеньевна пишет с точечками внутри.
В результате Валера с Машей вместо денег получили конструкцию из трех пальцев. Хотя со временем инцидент позабылся, а дуэту Воротник-Самбур был предоставлен офис на Институтской – кажется, на первом этаже того самого дома, где находится квартира того же Кравченко.
Также хочу отметить, что Виктор Иванович Бояров, известный научный работник-юрист и один из авторитетнейших киевских адвокатов, не имел никакого отношения к попытке консультанта народного депутата Шуфрича (а именно таковой является нынешняя должность Воротника) создать Бюро журналистских расследований.
Хотя не является секретом, что именно благодаря Боярову значительная часть писем Игоря Гончарова оказалась у Самбур, с которой Виктор Иванович когда-то вместе работал и которую знает много лет. Между прочим, далеко не все письма оказались за пределами Лукьяновского СИЗО благодаря участию Боярова, были и такие (в частности, где писалось о Е.К.М.), которые были переданы на волю другими путями, и адвокат, принимая от Самбур приглашение на описанную Шолохом встречу, стремился лишь разобраться в том, что же случилось с его подзащитным Гончаровым. Но это уже другая история.
Что же касается рассказа Шолоха о том, как Валера с Машей агитировали его накануне закрытия "Континента" стать рупором СДПУ(о), то я к этому отношения не имею. Но, зная лично всех участников трагикомедии, вполне допускаю, что именно так оно и было.
Читайте также:
"Сергей Шолох: Люди Медведчука сначала планировали повесить убийство Гонгадзе на Волкова и Кравченко. Потом – на Марчука"