"Тайное слово" президента Путина
Четверг, 11 марта 2004, 23:00
Конкурентоспособность страны как средство против девальвации власти
При анализе российской политической действительности, при размышлениях о российской будущем до 2008 года традиционно возникает вопрос о внутренней логике политических поступков Владимира Путина и его режима: стоит ли, например, за отставкой с премьерской должности Касьянова и назначением Фрадкова видение определенной политической перспективы России? Какими представлениями руководствуется Путин, вырабатывая стратегию развития государства? Как именно в сознании президента выглядит образ "идеальной России"? Это тот же вопрос четырехлетней давности "Who is Mr. Putin?", но уже с ударением на нашем общем будущем, а не на его личном прошлом.
Сказать о Путине что-то однозначно положительное или однозначно отрицательное очень сложно.
Интерпретации большинства путинских шагов обречены на амбивалентность, на двойное толкование. Да и амплитуда интерпретаций политического образа самого русского президента растянута от сугубо отрицательного уподобления (Путин как продолжатель дела по развалу страны, "новый Горбачов") до сугубо положительного (Путин как строитель новой России, как "антиЕльцин").
Первая полярная интерпретация описывает нынешнего президента как хитрое изобретение политтехнологов, как "коллективный псевдоним группы товарищей", с помощью которого "олигархиум" удерживает контроль над собственностью и властью.
Образно говоря, Путин – председатель совета директоров "Корпорации по утилизации России". Вторая интерпретация описывает его как избранника Провидения, как "человека Судьбы", который восстанавливает "вертикаль власти", заново собирает Русское государство и выводит его на широкое пространство мировой политики.
Но чего же ждать России и россиянам в эпоху Путина II? Кажется, к пониманию настоящих мотивов политического поведения президента ведет его собственное понимание и формулирование новой национальной идеи, сверхзадания страны – именно как конкурентоспособности России во всех существующих сферах бытия.
Даже знаменитое путинское германофильство и общая благосклонность к Западной Европе – это проекция представления о конкурентоспособности России на знакомые ему геокультурные координаты.
Понятное дело, в таких искренних, насколько можно судить, тезисах не говорится ни об особом историческом пути, ни об уникальной исторической миссии России – русский президент не склонен мыслить подобными категориями. Но конкурентоспособность – это фундамент путинской государственной логики, вне которого любые представления о миссии страны становятся неактуальными.
Нет сомнения, что следующий украинский президент, кто бы им ни стал, с самого начала своего правления ведущим тезисом нового политического курса сделает что-то, подобное путинской конкурентоспособности.
В современной России Путин остается единственным настоящим политиком, единственным полноценным ньюсмейкером
И это является прямым признаком авторитарного политического режима и автократической формы государственного правления. Ни спикер Госдумы Грызлов, ни новый премьер-министр Фрадков, ни любые другие высшие должностные лица или самые крепкие олигархи не являются носителями автономных от Путина властных возможностей и властной легитимности.
Тем не менее, автократия, авторитаризм – это еще не диагноз, не клеймо, не ярлыки. Это определенный тип организации публичной власти, сконцентрированной в руках единого политического лидера. В сложные исторические периоды именно "мягкий" автократический режим может быть довольно успешным и эффективным для общественной модернизации, а степень его эффективности зависит, прежде всего, от личности правителя и настоящих мотивов его владычества.
Русский философ Иван Ильин еще в конце 1940-х писал, что после упадка Советского Союза только автократический или авторитарный режим, который строится на предпосылках "духовной очевидности" и "свободной лояльности" граждан, сможет преодолеть хаос, упадок и братоубийственные конфликты.
По мнению многих как российских, так и нероссийских наблюдателей, подобная система является крайне порочной. Тем не менее, реальной альтернативой ей на данный момент является отнюдь не долгожданное ее критиками идеальное общество "добра и справедливости" и не выстроенная по американским учебникам по политологии "демократократия".
В современной России реальной альтернативой ей может быть настоящая олигархократия, очень похожая, кстати, на украинскую модель политической системы, – со слабыми государственными институтами, с президентом – "примирителем" олигархов.
Не случайно тот же Ходорковский по-настоящему напугал власть именно тогда, когда начал говорить о внедрении в России иной системы государственного правления – парламентской (парламентско-президентской) республики.
Пока что Путину как автократору удавалось удерживаться от неадекватного самовосхваления, даже намеков на культ своей личности; отдельные имеющиеся примеры такого культа – это или "популизм" (от слова "попа") местной власти, или "живое народное творчество" неуравновешенных лиц. Большое личное достижение Владимира Путина в том, что он позиционирует себя именно как "оператора власти", а не как ее олицетворение.
Конкурентоспособность, о которой он так любит говорить, рождается лишь в конкурентных условиях. Текущая политика, которая развивается как борьба разных идей, интересов, группировок и личностей, является красивым стимулом для повышения конкурентности всех участников процесса.
Путин как единый субъект современной российской политики рискует утратить ощущение состязательности, поэтому вынужден соревноваться сам с собой. Но пока что нет видимых признаков того, что его придавило бременем власти – как, скажем, в свое время Ивана Грозного или Иосифа Сталина.
Беда, когда власть из средства, из инструмента социальной модернизации превращается в самоцель, в "цель-в-себе". Едва ли не главнейший политический "капитал" Путина – его "властное самоограничение" и образ скромного, но вместе с тем решительного политика.
Пока власть будет оставаться именно средством экономических, социальных и политических преобразований, Путин и его режим будут сохранять перспективу развития и определенный ресурс народной поддержки – даже при отсутствии ощутимых экономических сдвигов.
Большинство из путинского окружения – люди подчеркнуто неяркие
Сейчас культивируется образ даже не столько "политика-прагматика", сколько "политического техника", "политика-функции". Именно в подобном кастинге победил и новый российский премьер Михаил Фрадков.
Тем не менее, если учитывать существенные политические задачи, которые стоят перед российской исполнительной властью (новая структуризация, укрепление дееспособности, административная реформа, инновационная модернизация экономики, резкое возрастание ВВП), имиджевая невыразительность этого человека, отсутствие прямых связей с любыми финансово-промышленными кланами, отсутствие какой-то видимой заангажированности, хорошее понимание внешнеторговой тематики и его большая зависимость от президента могут быть скорее положительными факторами, чем наоборот. Такой себе "технический премьер".
Кроме того, Фрадков производит впечатление человека, на которого не может не существовать компромата средней силы. Итак, на президенте лежит сложная задача привить чувство причастности к судьбе государства людям, которые не могут не ощущать своей временности и быстротечности во властных креслах.
Большое количество российских и иностранных наблюдателей упрекает путинский режим в фактическом отсутствии выбора во время нынешних президентских выборов – когда рейтинг Путина равняется почти 70% (тем не менее, одни и те же, как правило, люди почему-то не упрекают Саакашвили в его чуть ли не "советских" 97%).
Действительно, нынешние президентские выборы в России похожи на референдум – ведь борьба с охранником Жириновского Малышкиным, аграрием Харитоновым, известным своим лоббизмом памятника Дзержинскому, непристойно пропутинским спикером высшей палаты русского парламента Мироновым в роли "дублера", а также с Хакамадой и Глазьевым – это выбор без выбора.
Это логика современной политики, современного путинского режима, но разве сам Путин виноват, что история повернулась именно таким боком? Итак, главные российские президентские выборы в 2004 году – это на самом деле выборы украинского и американского президентов: от первого, в конце концов, зависит перспектива России на постсоветском пространстве, от второго – на пространстве мировом.
Большой ошибкой политического режима Путина стала недавняя "зачистка" Сергея Глазьева. Экономист левой ориентации, политик государственного направления, уроженец, кстати, Запорожья, до недавнего времени – председатель парламентской фракции "Родина".
Этот предвыборный проект был создан именно "под Глазьева" – с целью расколоть коммунистический лагерь и отобрать у них несколько процентов голосов. Тем не менее, оказалось, что глазьевская харизма – это отнюдь не предвыборный симулякр, а реальный политический багаж, поскольку построена она на онтологии, на редчайшем ныне представлении о "настоящем". Неожиданно высокий результат "Родины" (9%) – это, прежде всего, индивидуальный успех Глазьева.
Мудрый и самодовлеющий правитель, тем паче тот, который старается избавиться от всевластия олигархов, непременно бы приблизил Глазьева, оперся бы на его опыт, харизму и популярность, редчайшую экономическую осведомленность – тем более, что у Путина в современной элите очень мало настоящих приверженцев и соратников.
Даже та же "Единая Россия" – это партия не президента, а бюрократии: достаточно измениться политической конъюнктуре, как все те невыразительные люди, которые пели осанну Путину, первые избавятся от него как лишнего бремени.
Но главный центр, который руководит "зачисткой" Глазьева, – это администрация президента России. Именно оттуда в свое время в "Родину" "спустили", а теперь всячески поддерживают "злого гения" Глазьева – Дмитрия Рогозина (украинским наблюдателям он мог запомниться как "фронтмен" Тузлы и как человек, который предлагал выстроить отношения между Россией и Украиной по такой же модели, по которой построены его отношения с женой-украинкой).
Теперь Рогозин – распорядитель бренда "Родина", председатель одноименной фракции, из-за чего она становится все более похожей на филиал "Единой России", тогда как Глазьев рискует стать политическим сиротой: без поддержки КПРФ, без бывших друзей по фракции, без финансовых ресурсов от запресингованных бизнесменов-симпатиков.
Специфическая колоритность Путина
Кое-кому из россиян хотелось бы видеть в президентском кресле личность яркую и колоритную, но колоритность Путина специфична, а яркость – не его сильная сторона. Да и в разведчики, как известно, слишком ярких не берут. Тем не менее, Путин – не только самый рейтинговый, но и наиболее харизматический русский политик.
"Активная" харизма, скажем, того же Жириновского держится на артистических способностях, ее несложно "просчитать" и смоделировать – было бы в наличии соответствующее дарование. Именно образ "Жириновского-начинающего" демонстрирует в последнее время, например, вышеупомянутый Дмитрий Рогозин (как оказалось, в свое время он даже поступал в театральный институт).
"Пассивная" же харизма Путина – явление намного более сложное по своей структуре и природе, она держится не только на эффекте "растянутого ожидания" электората (в украинской политической действительности ее можно сопоставить разве что с харизмой Виктора Ющенко).
Она строится на представлении о нынешнем президенте не только как о "менеджере" (хотя он сам постоянно подчеркивает именно свои менеджерские функции), а как о "помазаннике" – носителе сакральных энергий высшей власти.
Именно такого вельможу электоральное сознание рассматривает как "заклинателя стихий", как властителя сверхчеловеческих способностей – ему приписывается знание "тайных магических слов", которые спасают государство от хаоса и небытия.
Но если он забывает их, то народ, то есть электорат, начинает думать, что на самом деле никаких "магических" слов харизмат не знает, и тогда происходит его (харизмата) настоящая девальвация. Иногда это угрожает упадоком и социальным хаосом, а то и гражданской войной – как это было после отречения Николая II.
Если на президентские выборы 14 марта реально (а не номинально) придет меньше половины избирателей, это будет означать, что девальвация Путина таки состоялась, и что все его "тайные слова" оказались неконкурентоспособными даже в неконкурентной среде современной российской политики.
При анализе российской политической действительности, при размышлениях о российской будущем до 2008 года традиционно возникает вопрос о внутренней логике политических поступков Владимира Путина и его режима: стоит ли, например, за отставкой с премьерской должности Касьянова и назначением Фрадкова видение определенной политической перспективы России? Какими представлениями руководствуется Путин, вырабатывая стратегию развития государства? Как именно в сознании президента выглядит образ "идеальной России"? Это тот же вопрос четырехлетней давности "Who is Mr. Putin?", но уже с ударением на нашем общем будущем, а не на его личном прошлом.
Сказать о Путине что-то однозначно положительное или однозначно отрицательное очень сложно.
Интерпретации большинства путинских шагов обречены на амбивалентность, на двойное толкование. Да и амплитуда интерпретаций политического образа самого русского президента растянута от сугубо отрицательного уподобления (Путин как продолжатель дела по развалу страны, "новый Горбачов") до сугубо положительного (Путин как строитель новой России, как "антиЕльцин").
Первая полярная интерпретация описывает нынешнего президента как хитрое изобретение политтехнологов, как "коллективный псевдоним группы товарищей", с помощью которого "олигархиум" удерживает контроль над собственностью и властью.
Образно говоря, Путин – председатель совета директоров "Корпорации по утилизации России". Вторая интерпретация описывает его как избранника Провидения, как "человека Судьбы", который восстанавливает "вертикаль власти", заново собирает Русское государство и выводит его на широкое пространство мировой политики.
Но чего же ждать России и россиянам в эпоху Путина II? Кажется, к пониманию настоящих мотивов политического поведения президента ведет его собственное понимание и формулирование новой национальной идеи, сверхзадания страны – именно как конкурентоспособности России во всех существующих сферах бытия.
Даже знаменитое путинское германофильство и общая благосклонность к Западной Европе – это проекция представления о конкурентоспособности России на знакомые ему геокультурные координаты.
Понятное дело, в таких искренних, насколько можно судить, тезисах не говорится ни об особом историческом пути, ни об уникальной исторической миссии России – русский президент не склонен мыслить подобными категориями. Но конкурентоспособность – это фундамент путинской государственной логики, вне которого любые представления о миссии страны становятся неактуальными.
Нет сомнения, что следующий украинский президент, кто бы им ни стал, с самого начала своего правления ведущим тезисом нового политического курса сделает что-то, подобное путинской конкурентоспособности.
В современной России Путин остается единственным настоящим политиком, единственным полноценным ньюсмейкером
И это является прямым признаком авторитарного политического режима и автократической формы государственного правления. Ни спикер Госдумы Грызлов, ни новый премьер-министр Фрадков, ни любые другие высшие должностные лица или самые крепкие олигархи не являются носителями автономных от Путина властных возможностей и властной легитимности.
Тем не менее, автократия, авторитаризм – это еще не диагноз, не клеймо, не ярлыки. Это определенный тип организации публичной власти, сконцентрированной в руках единого политического лидера. В сложные исторические периоды именно "мягкий" автократический режим может быть довольно успешным и эффективным для общественной модернизации, а степень его эффективности зависит, прежде всего, от личности правителя и настоящих мотивов его владычества.
Русский философ Иван Ильин еще в конце 1940-х писал, что после упадка Советского Союза только автократический или авторитарный режим, который строится на предпосылках "духовной очевидности" и "свободной лояльности" граждан, сможет преодолеть хаос, упадок и братоубийственные конфликты.
По мнению многих как российских, так и нероссийских наблюдателей, подобная система является крайне порочной. Тем не менее, реальной альтернативой ей на данный момент является отнюдь не долгожданное ее критиками идеальное общество "добра и справедливости" и не выстроенная по американским учебникам по политологии "демократократия".
В современной России реальной альтернативой ей может быть настоящая олигархократия, очень похожая, кстати, на украинскую модель политической системы, – со слабыми государственными институтами, с президентом – "примирителем" олигархов.
Не случайно тот же Ходорковский по-настоящему напугал власть именно тогда, когда начал говорить о внедрении в России иной системы государственного правления – парламентской (парламентско-президентской) республики.
Пока что Путину как автократору удавалось удерживаться от неадекватного самовосхваления, даже намеков на культ своей личности; отдельные имеющиеся примеры такого культа – это или "популизм" (от слова "попа") местной власти, или "живое народное творчество" неуравновешенных лиц. Большое личное достижение Владимира Путина в том, что он позиционирует себя именно как "оператора власти", а не как ее олицетворение.
Конкурентоспособность, о которой он так любит говорить, рождается лишь в конкурентных условиях. Текущая политика, которая развивается как борьба разных идей, интересов, группировок и личностей, является красивым стимулом для повышения конкурентности всех участников процесса.
Путин как единый субъект современной российской политики рискует утратить ощущение состязательности, поэтому вынужден соревноваться сам с собой. Но пока что нет видимых признаков того, что его придавило бременем власти – как, скажем, в свое время Ивана Грозного или Иосифа Сталина.
Беда, когда власть из средства, из инструмента социальной модернизации превращается в самоцель, в "цель-в-себе". Едва ли не главнейший политический "капитал" Путина – его "властное самоограничение" и образ скромного, но вместе с тем решительного политика.
Пока власть будет оставаться именно средством экономических, социальных и политических преобразований, Путин и его режим будут сохранять перспективу развития и определенный ресурс народной поддержки – даже при отсутствии ощутимых экономических сдвигов.
Большинство из путинского окружения – люди подчеркнуто неяркие
Сейчас культивируется образ даже не столько "политика-прагматика", сколько "политического техника", "политика-функции". Именно в подобном кастинге победил и новый российский премьер Михаил Фрадков.
Тем не менее, если учитывать существенные политические задачи, которые стоят перед российской исполнительной властью (новая структуризация, укрепление дееспособности, административная реформа, инновационная модернизация экономики, резкое возрастание ВВП), имиджевая невыразительность этого человека, отсутствие прямых связей с любыми финансово-промышленными кланами, отсутствие какой-то видимой заангажированности, хорошее понимание внешнеторговой тематики и его большая зависимость от президента могут быть скорее положительными факторами, чем наоборот. Такой себе "технический премьер".
Кроме того, Фрадков производит впечатление человека, на которого не может не существовать компромата средней силы. Итак, на президенте лежит сложная задача привить чувство причастности к судьбе государства людям, которые не могут не ощущать своей временности и быстротечности во властных креслах.
Большое количество российских и иностранных наблюдателей упрекает путинский режим в фактическом отсутствии выбора во время нынешних президентских выборов – когда рейтинг Путина равняется почти 70% (тем не менее, одни и те же, как правило, люди почему-то не упрекают Саакашвили в его чуть ли не "советских" 97%).
Действительно, нынешние президентские выборы в России похожи на референдум – ведь борьба с охранником Жириновского Малышкиным, аграрием Харитоновым, известным своим лоббизмом памятника Дзержинскому, непристойно пропутинским спикером высшей палаты русского парламента Мироновым в роли "дублера", а также с Хакамадой и Глазьевым – это выбор без выбора.
Это логика современной политики, современного путинского режима, но разве сам Путин виноват, что история повернулась именно таким боком? Итак, главные российские президентские выборы в 2004 году – это на самом деле выборы украинского и американского президентов: от первого, в конце концов, зависит перспектива России на постсоветском пространстве, от второго – на пространстве мировом.
Большой ошибкой политического режима Путина стала недавняя "зачистка" Сергея Глазьева. Экономист левой ориентации, политик государственного направления, уроженец, кстати, Запорожья, до недавнего времени – председатель парламентской фракции "Родина".
Этот предвыборный проект был создан именно "под Глазьева" – с целью расколоть коммунистический лагерь и отобрать у них несколько процентов голосов. Тем не менее, оказалось, что глазьевская харизма – это отнюдь не предвыборный симулякр, а реальный политический багаж, поскольку построена она на онтологии, на редчайшем ныне представлении о "настоящем". Неожиданно высокий результат "Родины" (9%) – это, прежде всего, индивидуальный успех Глазьева.
Мудрый и самодовлеющий правитель, тем паче тот, который старается избавиться от всевластия олигархов, непременно бы приблизил Глазьева, оперся бы на его опыт, харизму и популярность, редчайшую экономическую осведомленность – тем более, что у Путина в современной элите очень мало настоящих приверженцев и соратников.
Даже та же "Единая Россия" – это партия не президента, а бюрократии: достаточно измениться политической конъюнктуре, как все те невыразительные люди, которые пели осанну Путину, первые избавятся от него как лишнего бремени.
Но главный центр, который руководит "зачисткой" Глазьева, – это администрация президента России. Именно оттуда в свое время в "Родину" "спустили", а теперь всячески поддерживают "злого гения" Глазьева – Дмитрия Рогозина (украинским наблюдателям он мог запомниться как "фронтмен" Тузлы и как человек, который предлагал выстроить отношения между Россией и Украиной по такой же модели, по которой построены его отношения с женой-украинкой).
Теперь Рогозин – распорядитель бренда "Родина", председатель одноименной фракции, из-за чего она становится все более похожей на филиал "Единой России", тогда как Глазьев рискует стать политическим сиротой: без поддержки КПРФ, без бывших друзей по фракции, без финансовых ресурсов от запресингованных бизнесменов-симпатиков.
Специфическая колоритность Путина
Кое-кому из россиян хотелось бы видеть в президентском кресле личность яркую и колоритную, но колоритность Путина специфична, а яркость – не его сильная сторона. Да и в разведчики, как известно, слишком ярких не берут. Тем не менее, Путин – не только самый рейтинговый, но и наиболее харизматический русский политик.
"Активная" харизма, скажем, того же Жириновского держится на артистических способностях, ее несложно "просчитать" и смоделировать – было бы в наличии соответствующее дарование. Именно образ "Жириновского-начинающего" демонстрирует в последнее время, например, вышеупомянутый Дмитрий Рогозин (как оказалось, в свое время он даже поступал в театральный институт).
"Пассивная" же харизма Путина – явление намного более сложное по своей структуре и природе, она держится не только на эффекте "растянутого ожидания" электората (в украинской политической действительности ее можно сопоставить разве что с харизмой Виктора Ющенко).
Она строится на представлении о нынешнем президенте не только как о "менеджере" (хотя он сам постоянно подчеркивает именно свои менеджерские функции), а как о "помазаннике" – носителе сакральных энергий высшей власти.
Именно такого вельможу электоральное сознание рассматривает как "заклинателя стихий", как властителя сверхчеловеческих способностей – ему приписывается знание "тайных магических слов", которые спасают государство от хаоса и небытия.
Но если он забывает их, то народ, то есть электорат, начинает думать, что на самом деле никаких "магических" слов харизмат не знает, и тогда происходит его (харизмата) настоящая девальвация. Иногда это угрожает упадоком и социальным хаосом, а то и гражданской войной – как это было после отречения Николая II.
Если на президентские выборы 14 марта реально (а не номинально) придет меньше половины избирателей, это будет означать, что девальвация Путина таки состоялась, и что все его "тайные слова" оказались неконкурентоспособными даже в неконкурентной среде современной российской политики.
