По поводу одного ностальгического юбилея
Вторник, 28 октября 2003, 15:22
В городе N живут абсолютно законопослушные горожане. Поэтому, выполняя принятое еще в сентябре постановление парламента "О 85-той годовщине ВЛКСМ и государственную поддержку молодежного движения", 29 октября здесь тихонько отмечают обозначенную дату и размышляют, чем поддержать движение молодежи.
В уютных забегаловках города собрались поседевшие, а то и откровенно лысые дяденьки и когда-то неприступные и стыдливые собирательницы членских взносов (теперь - тургеневские девицы бальзаковского возраста), чтобы выпить рюмку-другую и вспомнить бурные годы.
Сегодня услышав архаическое слово "комсомол", в стране "У" воротят нос - кто-то снисходительно-величественно, а кто-то откровенно брезгливо, с отвращением. У кого-то этот нос при упоминании о ВЛКСМ нестерпимо чешется. А кому-то действительно есть что вспомнить. Но согласитесь, довольно значительная часть людей ощущает, что это слово тесно связано с временем их молодости. Какая была молодость, таким был и комсомол. А комсомол был таким, какой была тогдашняя жизнь.
За последние годы мы безвозвратно изменились. Вместе эры коммунистической идеологии, которая, казалось, не кончится никогда (не знали тогда, что вечность – это мания величия кратковременности), настала эра "клипового" сознания, культа денег, вседозволенности и откровенной наглости.
Прошла, как говорят, наглая молодость, осталось молодая наглость. Собственно, место идеологии в данный момент пустует после того, как "могущественная революционная теория" превратилась в кучку мертвых догм в штрафном уголке истории.
Нет идеи общенациональной, а потому и молодежной. Независимая страна "У" оказалась никому в мире особенно не нужной, кроме ее жителей. Да и то не всех. Она наощупь ищет политический и экономический приют. Теперь уже даже анализ мочи показывает, что жизнь – не сахар, а человеческие души, прежде всего, требуют не инженеров, а скорее, извиняюсь, ассенизаторов.
Государство, в котором астрологи зарабатывают значительно больше, чем астрономы, а "целительницы" – чем квалифицированные врачи, – это, безусловно, больное государство.
Да, можно изменять взгляды, привычки, любимую футбольную команду, прическу. Можно неожиданно заговорить на родном языке, которого чурался, потому что не знал. Можно, так же самовлюбленно и торжественно став под тризубом, как еще совсем недавно под бюстом Ленина, петь вместо "Интернационала" - "Ще не вмерла Україна".
Можно внезапно, с понедельника, ухватив свечку жестом, отработанным на гранчаке, поверить в Бога, неистово крестясь к месту и не очень, хотя еще несколько лет тому назад голосовал за исключение из партии товарища, который перекрестился на могиле отца.
Но нельзя отречься от прошлого. А прошлое дает о себе знать, оно тянет назад, путаясь под ногами любого из нас – от президента до председателя сельского совета.
Конечно, то было другое время, неприемлемая теперь идеология и практика. Комсомол был довольно весомой и характерной частью того времени. Партия и ее функционеры холили и лелеяли ВЛКСМ, как заботливый хозяин - породистого жеребца, который в перспективе выиграет престижные гонки.
Все же новейшие выдвиженцы какие-то усредненные, безликие, скроенные на одно лицо. Ощущается, что это чиновники переходного периода, который затянулся. Им кажется, что они контролируют ситуацию "управляемого беспорядка", в которой находится страна.
Но на самом деле их роль чисто просветительская, она ни на что существенно не влияет и влиять не может. Скелет кадрового потенциала сейчас – бывшая номенклатура, старательно перекрашенная и постоянно напуганная и растерянная систематическими кадровыми "сотрясениями", логику которых она не понимает или понимает с большим напряжением, поэтому боится.
Она добросовестно, неспешно ожидает довольно неплохих по отечественным меркам пенсий госслужащим, и едва ли способна не то что к государственному творчеству, а и просто к просвещению. Поэтому значительная часть кадровых скандалов заканчиваются уголовными делами, которые, впрочем, редко когда доходят до финала, так как наиболее используемые части законодательства страны "У" – это его дыры.
В современных реалиях, думаю, следует помнить, что если ты попал в "струю", то, перед тем как радоваться, убедись в отсутствия у нее характерного цвета, запаха и вкуса...
С исчезновением комсомола, его ниша осталась незаполненной. Ни одна из политических партий страны "У" не имеет даже приблизительно похожей на комсомол молодежной организации – и организационно, и идеологически.
Да и вообще какую бы общественную организацию сейчас не создавали – выходит что-то очень похоже на КПСС – без диктатуры пролетариата, но с диктатурой денег и откровенной глупости.
История любит варианты. Хотя она никогда не повторяет своих уроков дважды. Она дает их только один раз, но приблизительно каждую четверть столетия.
А господин Славко, бывший секретарь райкома комсомола, а теперь бизнесмен среднего сорта, перечитывая Ленина, заснул на третьем "учиться"...
Владимир Килинич, Институт политического моделирования, Город N
В уютных забегаловках города собрались поседевшие, а то и откровенно лысые дяденьки и когда-то неприступные и стыдливые собирательницы членских взносов (теперь - тургеневские девицы бальзаковского возраста), чтобы выпить рюмку-другую и вспомнить бурные годы.
Сегодня услышав архаическое слово "комсомол", в стране "У" воротят нос - кто-то снисходительно-величественно, а кто-то откровенно брезгливо, с отвращением. У кого-то этот нос при упоминании о ВЛКСМ нестерпимо чешется. А кому-то действительно есть что вспомнить. Но согласитесь, довольно значительная часть людей ощущает, что это слово тесно связано с временем их молодости. Какая была молодость, таким был и комсомол. А комсомол был таким, какой была тогдашняя жизнь.
За последние годы мы безвозвратно изменились. Вместе эры коммунистической идеологии, которая, казалось, не кончится никогда (не знали тогда, что вечность – это мания величия кратковременности), настала эра "клипового" сознания, культа денег, вседозволенности и откровенной наглости.
Прошла, как говорят, наглая молодость, осталось молодая наглость. Собственно, место идеологии в данный момент пустует после того, как "могущественная революционная теория" превратилась в кучку мертвых догм в штрафном уголке истории.
Нет идеи общенациональной, а потому и молодежной. Независимая страна "У" оказалась никому в мире особенно не нужной, кроме ее жителей. Да и то не всех. Она наощупь ищет политический и экономический приют. Теперь уже даже анализ мочи показывает, что жизнь – не сахар, а человеческие души, прежде всего, требуют не инженеров, а скорее, извиняюсь, ассенизаторов.
Государство, в котором астрологи зарабатывают значительно больше, чем астрономы, а "целительницы" – чем квалифицированные врачи, – это, безусловно, больное государство.
Да, можно изменять взгляды, привычки, любимую футбольную команду, прическу. Можно неожиданно заговорить на родном языке, которого чурался, потому что не знал. Можно, так же самовлюбленно и торжественно став под тризубом, как еще совсем недавно под бюстом Ленина, петь вместо "Интернационала" - "Ще не вмерла Україна".
Можно внезапно, с понедельника, ухватив свечку жестом, отработанным на гранчаке, поверить в Бога, неистово крестясь к месту и не очень, хотя еще несколько лет тому назад голосовал за исключение из партии товарища, который перекрестился на могиле отца.
Но нельзя отречься от прошлого. А прошлое дает о себе знать, оно тянет назад, путаясь под ногами любого из нас – от президента до председателя сельского совета.
Конечно, то было другое время, неприемлемая теперь идеология и практика. Комсомол был довольно весомой и характерной частью того времени. Партия и ее функционеры холили и лелеяли ВЛКСМ, как заботливый хозяин - породистого жеребца, который в перспективе выиграет престижные гонки.
Все же новейшие выдвиженцы какие-то усредненные, безликие, скроенные на одно лицо. Ощущается, что это чиновники переходного периода, который затянулся. Им кажется, что они контролируют ситуацию "управляемого беспорядка", в которой находится страна.
Но на самом деле их роль чисто просветительская, она ни на что существенно не влияет и влиять не может. Скелет кадрового потенциала сейчас – бывшая номенклатура, старательно перекрашенная и постоянно напуганная и растерянная систематическими кадровыми "сотрясениями", логику которых она не понимает или понимает с большим напряжением, поэтому боится.
Она добросовестно, неспешно ожидает довольно неплохих по отечественным меркам пенсий госслужащим, и едва ли способна не то что к государственному творчеству, а и просто к просвещению. Поэтому значительная часть кадровых скандалов заканчиваются уголовными делами, которые, впрочем, редко когда доходят до финала, так как наиболее используемые части законодательства страны "У" – это его дыры.
В современных реалиях, думаю, следует помнить, что если ты попал в "струю", то, перед тем как радоваться, убедись в отсутствия у нее характерного цвета, запаха и вкуса...
С исчезновением комсомола, его ниша осталась незаполненной. Ни одна из политических партий страны "У" не имеет даже приблизительно похожей на комсомол молодежной организации – и организационно, и идеологически.
Да и вообще какую бы общественную организацию сейчас не создавали – выходит что-то очень похоже на КПСС – без диктатуры пролетариата, но с диктатурой денег и откровенной глупости.
История любит варианты. Хотя она никогда не повторяет своих уроков дважды. Она дает их только один раз, но приблизительно каждую четверть столетия.
А господин Славко, бывший секретарь райкома комсомола, а теперь бизнесмен среднего сорта, перечитывая Ленина, заснул на третьем "учиться"...
Владимир Килинич, Институт политического моделирования, Город N
