Десять лет независимости
Суббота, 1 декабря 2001, 22:35
Десять лет назад, когда на демонстрации ходили не за деньги, а по убеждениям, когда мы еще не знали о "черном пиаре", когда украинские "олигархи" впервые держали в своих шустрых руках первые доллары, а будущие "политтехнологи" в Москве еще только привыкали к мысли о выгодности собственной продажности - в те далекие, почти невероятные времена в нашей стране господствовали идея, прорыв, бунт и надежда.
Теперь тут правят здравый смысл, трезвый ум, чистый экономический интерес и горький опыт. Времена "бархатной революции" ушли в учебники истории, а мы в который раз сами себе отвечаем на вопрос: что мы смогли сделать, где ошиблись, каким лгунам поверили и что должны делать, чтобы не было стыдно перед детьми, когда, уходя из жизни, мы будем оставлять им мир и эту страну.
Первое декабря могло бы стать государственным праздником. Десять лет назад в этот день состоялся всеукраинский референдум, который положил конец Советскому Союзу. В тот день произошло почти невероятное событие – украинцы, несмотря на свои разные убеждения и несмотря на все разногласия, действовали сообща, приняв единое решение. Именно тогда мы все и были украинцами.
В тот день сторонники национальной идеи могли увидеть, что такое нация - не просто разбросанные мысли, не просто споры, частные интересы и бесконечное перетягивание каната - а миллионы людей, которые могут организоваться и действовать вместе. Те, кто считал себя демократами, видели настоящую демократию в действии - народ, как верховный правитель, принимал свое решение. В эти вещи тяжело поверить сегодня, и уже хотя бы поэтому первое декабря заслуживало большего – чтобы напоминать украинцам об их умении быть сообществом и осуществлять верховную власть.
Но день референдума так и не стал особым днем календаря. Праздником стал день решения Верховной Рады, которое появилось в августе 1991 года – потому что все поняли, что в ГКЧП испугались ответственности за возможное сползание к гражданской войне, и даже потому что на УТ появился будущий сторонник социал-демократии (о) и с перепуганным видом обратился к украинскому народу с какой-то двусмысленной фразой о порядке в стране.
Первому декабрю не посчастливилось: возможно, волеизъявление народа с юридической точки весило меньше, чем декларация Верховной Рады, возможно эта дата была следствием какого-то причудливого политического торга, но я лично не исключаю, что как национальный праздник первое декабря было исключено именно поэтому, что в морозы очень неудобно проводить парады.
СССР, который мы потеряли
Десятилетие назад мы зачеркнули СССР и потеряли навсегда гражданство суперстраны. Раньше мы тешили себя статусом вершителей судеб других народов, нас уважали другие страны, и не только потому что боялись. Когда мы ездили за границу, к нам относились с уважением, даже враги. Собственно, уважение состояло из многих составляющих - ядерных ракет, спутника, Юрия Гагарина, победы над фашистами, невероятного экономического построения чего-то невиданного и неизвестного до тех пор никому - т.е. сооружения коммунизма, и тому подобного. Хотя, за границу мы ездили не часто, поэтому ощутить на себе заинтересованные взгляды могли далеко не все. А те, кто за границу в те былинные времена ездил, искали, как правило, другого - чего не было в продаже в наших магазинах.
Но потеряли ли мы СССР как суперстрану именно 1 декабря 1991 года? Очевидно, что это произошло раньше - возможно, когда советские войска десять лет боролись с призраком американского влияния в Афганистане, допустив американскую ошибку во Вьетнаме. Для кого-то СССР был разрушен на киевских вокзалах 1986 года, когда перепуганные родители отправляли своих наследников в поездах подальше из Киева, вопреки заверениям Щербицкого и выдержанному тону продажных СМИ.
СССР пришел в упадок тогда, когда плановое хозяйство заменили на растаскивание ресурсов для тех, кто был ближе к "кормушке". А может это произошло еще раньше, когда непрофессионалы с красными книжечками в карманах признали ненужными такие мощные источники экономического роста и интеллектуального прогресса, как генетические исследования или кибернетика? Если бы не они, кто знает, может карту генома человека составили бы в этом году где-то в Харькове, а нашим компьютерщикам не пришлось бы был учить английский для своей ежедневной работы?
Экономика и идеализм
С упадком СССР мы потеряли совершенно конкретные деньги. Когда говорят о потере рынков сбыта на востоке - это только половина проблемы; рынки сбыта являются только одной стороной медали, второй стороной является принцип масштабной экономики, в которой, теоретически, ее собственные размеры увеличивали размеры и капиталовложений, и их отдачу. Кроме того, была разрушена производственная кооперация, которую мы пытались возобновить на новых рыночных условиях все эти годы. Также был нарушен энергетический цикл производства. Опять-таки, в идеале, все упомянутое должно бы работать, но на начало 1990-х годов категорически не работало.
С другой стороны, возникает вопрос, а кто сосчитал возможные убытки Украины перед окончательным уничтожением СССР? Среди доводов за независимость Украины были и распространяемые самиздатом "подсчеты немецких специалистов", согласно которым выходило, что по объемам производства Украина находилась среди европейских лидеров. Это поражало. Но это было полуправдой, и не обязательно злонамеренной. Просто мало кто осознавал, что в условиях капитализма, который вместе с независимостью выбрала Украина, экономическую целесообразность определяет не произведенный продукт, а продукт проданный. Для идеалистической молодежи и интеллигенции главным в выборе независимости была свобода - национальная и личная, а о низком, т.е. о средствах к существованию, думалось как о производном от нее.
Считал ли смету независимости Кравчук и его команда? Считали ли тогдашние властители дум - Драч, Чорновил-старший, Лукьяненко, Яворивский? "Нет", и еще раз - "нет". На Западе же, наперекор намекам анти-западников, совсем не все видели в распаде СССР именно конечную цель; многие искренне считали, что украинцы, прежде чем предпринять шаг вперед, подсчитают, сколько этот шаг будет стоить.
С другой стороны, для нормального функционирования экономики была нужна одна важная вещь, которая с конца 1970-х и на момент распада СССР была самым большим дефицитом - доверие. Кто серьезно верил, что Госплан руководствуется экономическими соображениями, а не коррупцией? Верил в рубль, девальвированный, и безнадежно "деревянный"? Защищал качество и ассортимент советских товаров? Кто видел технический прогресс в заброшенных коридорах научных институтов?
И еще очень важная деталь - а верили ли в Москве тогда в то, что им нужны убыточные украинские шахты, энергоемкие неперепрофилированные предприятия, Чернобыльская зона с разрушенной АЭС и недостроенной природоохранной инфраструктурой, сотни тысяч бесквартирных офицеров, выведенных в СССР из Центральной Европы и сотни тысяч таких же бесквартирных татар, которые стали возвращаться в Крым? Это были сплошные убытки, с которыми нужно было что-то делать, неужели в Москве верили, что смогут это потянуть? Склонялись ли там к спасительной идее, которую можно емко выразить в трех словах: спасайся, кто может?
Прощай, оружие
Мы потеряли ядерное оружие. Был, кстати, на Западе даже один чудак, старый американский профессор Миршаймер, который серьезно доказывал, что Украине нужно оставить ядерное оружие: он объяснял это необходимостью защищаться от России. Под давлением и после обещаний экономической помощи и гарантий безопасности от двух самых больших ядерных государств третье по величине ядерное государство "добровольно" ядерное оружие отдало. Ядерные боеголовки отправились в Россию, а американские любознательные инженеры помогли Украине разрезать ракеты.
Теперь скажите, когда вы в последнее время слышали в западной или российской прессе доброе слово о позитивном примере Украины как добровольного члена неядерного клуба? Что-то не часто в последний год нам об этом напоминают, а Пакистан и Индия, которые добровольно и вопреки международному сообществу ядерное оружие разработали, совсем уж и не являются нарушителями ядерного режима. На это те, кто видит мир в розовом, скажут: зато этот мир стал более стабильным. Профессиональные патриоты отреагируют иначе: все понятно, интересы Украины преданы. Реалисты меланхолично спросят: можно ли было выторговать за это что-то более существенное или, во всяком случае, не так бездарно растранжирить свой позитив?
В психологическом плане потеря ядерного оружия была одним из первых сильных разочарований - нас не считали равными ни Россия, ни США. Мы не имели право на то, что было позволено им. Мы были бывшими рабами, которые доказали свое право на свободу, но еще не доказали права на равенство.
Рациональность эмоционального порыва
Было ли наше желание разрушить Союз рациональным? С одной стороны, мы знали, что мы не хотим продолжения беспорядка, и если мы не можем его прекратить, то мы можем эмигрировать. Кто-то в те годы эмигрировал лично, но в декабре 1991-го в эмиграцию отправилась целая Украина. Рациональным решением здесь вроде бы и не пахло, это был триумф невозможного, во что нельзя было поверить еще в начале того памятного года.
Два референдума с различными результатами в течение короткого промежутка времени как будто говорят о психическом состоянии людей и сами за себя - точь-в-точь как в 2001 году дружественная Болгария сначала проголосовала за бывшего монарха-премьера, а через несколько месяцев избрала президентом бывшего коммуниста. Казалось бы - ничего рационального, поведение толпы, недовольной и готовой пойти за радужными обещаниями и медиа-манипуляциями. Но отличий от Болгарии тоже немало, и среди них то, что между двумя референдумами в Украине произошло очень важное событие – попытка переворота 19 августа.
ГКЧП был последней решительной попыткой спасти Союз. Сегодня те, кто плачет по СССР, говорят, что его кто-то преднамеренно развалил. Уважаемые, где вы были 19 августа, когда ваши единомышленники пытались спасти ситуацию, из последних сил хватаясь за последнюю возможность остановить центробежные тенденции? Сколько вас вышло на центральные площади городов, чтобы поддержать спасателей Союза? Ваши оппоненты протестовали, а где же было ваше одобрение? Вы отправляли телеграммы в московскую "Правду"?
В конце августа стало понятно, что СССР в СССР защищать некому. Возможно, украинцы и не знали на сто процентов, чего они хотят, но очень хорошо представляли, чего они НЕ хотят. СССР они не хотели. Следующим шагом было осознание коллективного желания покончить с Союзом, что и подытожил референдум.
Что такое независимость?
Голосование первого декабря основывалось на осознании исчерпанности Союза. Для кого-то это было чистой воды идеализмом, победой мечты над действительностью, проявлением веры в себя, заявлением о себе - мы являемся, мы люди, мы можем! Для кого-то это было четким расчетом - я смогу жить лучше, таким-то и таким-то образом. Кто-то убегал от Союза, как от символа распада и тления, были и такие, которые убегали от реформ, которые, как им казалось, надвигались из Москвы.
Но, в любом случае, это был демократический выбор тех немыслимо демократических времен! Сравните перводекабрьский референдум и пародию на референдум 2000 года. Десять лет тому назад у нас было ощущение, что мы делаем историю, а что мы делали на избирательных участках весной 2000-го? Был ли последний президентский референдум воле-проявлением или проявлением бессилия народа?
Украина, которую мы представляли себе 1 декабря 1991 года, и Украина спустя десять лет – отличаются друг от друга. Независимость не похожа на свой вымечтанный образ. Это и не удивительно, ибо каждый представлял независимость по-своему, а результат имеем один на всех. Изменилось и само понимание независимости.
Десять лет тому мы путали независимость со многими вещами. Например, со способностью к сопротивлению. Наша сила оказалась настолько велика, что мы разрушили огромную империю, считали мы. Конечно, мы не могли знать о будущем развитии событий в Афганистане, стране, которая вынудила отступить одну из самых больших армий мира, но так и не смогла выбраться из кровавого месива потрясений и междуусобиц. Способность к сопротивлению отнюдь не означает автоматическую способность устраивать свою жизнь.
Наша сила, наивно думали мы, поднимет нас на один уровень с Германией, Англией и Францией. Независимость мы принимали за равенство. Сейчас мы понемногу привыкаем к мысли, что нам нужно равняться на поляков, и понемногу забываем о том, как они к нам ездили в конце 1980-х за кипятильниками и носками. Равенство с россиянами, якобы очевидное в 1991 году, теперь находится под вопросом для многих в Украине; за пределами Украины вопросов на этот счет намного меньше. Равенство с Америкой на повестке дня возникает не часто - мы тут не равными хотим быть, а желаем подчиняться.
Были и до сих пор есть люди, которые очень удобно стали путать государственную независимость с собственной неподотчетностью. Стало возможным присвоение фабрик, которые принадлежали раньше всем. Стали возможными заказные убийства без опасений наказания. Многие люди стали независимыми от морали, закона, общественного мнения, и это, наверное, и есть наиболее уродливое и общественно-опасное понимание независимости.
Фактически, это наследование линии поведения некоторых крестьян, которые перебирались из сельского мирка в большой эмансипированный город: они обретали большую независимость за пределами узкого круга деревенских соседей и родственников, однако понимали ее как вседозволенность, превращаясь в малоприятных субъектов. Так и сейчас, приобретя независимость, кое-кто решил, что достоинство навеки осталось погребенным под обломками Союза.
Десять лет тому назад независимость представлялась почти абсолютной, теперь мы понимаем, что во взаимозависимом мире полной независимости быть не может, а человеческие отношения переплетены, сотканы в кружево политических, институциональных, силовых, экономических иерархий. Теперь видно, что государственная независимость в мире, который состоит из приблизительно двухсот отдельных стран и территорий - штука почти ординарная. Мы стали понимать, что независимость страны - это не знамя и границы на карте, а внутреннее равновесие в обществе, достаток граждан, доверие масс к элите и наоборот, способность действовать самостоятельно без постоянного обращения за помощью к другим государствам и институтам, в конце концов, - ощущение порядка в стране.
Рутинность независимости можно увидеть и на таком примере. Страны, которые стремятся присоединиться к Евросоюзу, вообще отказываются от своей независимости, отдавая свои суверенные права Брюсселю, собственную валюту меняют на единое евро, оказываются от собственной государственной политики во многих сферах жизни.
Когда, например, бельгийская авиакомпания "Сабена" столкнулась с финансовыми проблемами, то к банкротству ее привела не нехватка денег у бельгийского правительства, а общая политика стран Евросоюза, которая не позволяет правительствам помогать своим компаниям и, таким образом, нарушать правила честной конкурентной борьбы, как их понимают в ЕС. Сейчас, когда Украина объявляет своей целью ЕС, не является ли это признанием, что для нас независимость и суверенность значат меньше, чем повышение нашего достатка в результате присоединения к клубу более богатых стран?
Десять лет прошло. Что теперь?
Через десять лет выбор независимости, эта стопроцентно экзистенциалистская проблема, этот прорыв в другое измерение бытия, сводится к вопросу об ответственности. Те, кто искренне выбирал независимость в декабре 91-го, выбирали ее как шанс - чтобы облегчить и улучшить жизнь своих соотечественников. Теперь все мы несем ответственность за то, чтобы наши намерения стали действительностью. Независимость была и является инструментом, который нам дан для преодоления бедности, отсталости, для того, чтобы научить наших соотечественников жить не только для перспективы, но и для себя, для перестройки общества, где человека уважают, а не только используют и потом выбрасывают на мусорник. Те, кто молятся на нее, слепы, те, кто ее презирают - в лучшем случае блаженны.
Жалеть о том, что не удалось или прошло навсегда, смысла нет. Время течет в одну сторону. Его нельзя повернуть вспять, но можно направить в нужное русло. Нужно смотреть вперед и размышлять над тем, что можно менять, как это делать, кого брать в друзья и союзники, кого можно нанимать за деньги, а кому отказывать в доверии. Вообще, все виды деятельности людей можно свести к одному - поиску людей, которые будут нашими единомышленниками или союзниками. Общество является организмом или механизмом, состоящим из людей. Вместе их можно объединить с помощью власти, силы, денег или идей, и эту четверку не нужно ни бояться, ни фетишизировать, они являются только средствами, а хозяева их - люди. Поэтому люди вокруг нас являются и нашей конечной целью.
Нужно по одному человеку собирать своих союзников, проверять их плохой репутацией, победами, деньгами и десятками других экзаменов. Нужно идти к своей цели, переживать собственные кризисы и вылечивать кризисы друзей, подавать пример, извиняться за ошибки перед достойными людьми и заставлять извиняться негодяев. Мы не должны бояться и разочаровываться, ибо всегда есть те, кто возьмет с нас пример. Если же мы вообще откажемся от действий, тогда брать пример будут с других, и на нашу совесть ляжет то, что брать пример будут с менее достойных.
Десятилетие независимости – это бесценный опыт того, как выжить и в то же время сохранить в себе человека. Как зарабатывать деньги и при этом не вымазываться в грязи коррупции и продажности. Все это пришло после сотни совершенных ошибок и якобы безвыходных ситуаций. Тысячу раз нас надували, запугивали и бросали на произвол судьбы. Но мы научились отличать правду от лжи, ложь в воспитательных целях от лжи ради брюха, пропаганду от "пиара", недомолвки от неточной информации, нестыковки от умышленной бессистемности. За это время мы стали стреляными воробьями.
Всякая независимость рождает ответственность, а государственная независимость воспитывает целый корпус новых людей, способных самостоятельно оценивать ситуацию и делать выбор. Они умеют продираться через чащу чужих точек зрения, путаницу полусформировавшихся, провокационных мыслей или предубежденных тезисов - эти люди находят свой собственный образ мыслей и действий, который лучше всего совпадает с интересами их страны.
В Украине не все из них имеют возможность занять общественные позиции, которых они стоят, но их приход неминуем, и сейчас он значительно более подготовлен, чем когда-либо. Подготовлен – экономически - страна все менее напоминает обломок советской экономики, приобретая свою собственную форму и набирая собственный темп. Выстрадан в поражениях. Оправдан самой общественной потребностью в обновлении.
Десятилетие, открытое тем референдумом, было тяжелым, но оно не ушло в никуда. Оно не отрицает выбора 1 декабря 1991 года, хотя и нарисовало перед нами совсем другую картину мира. Те же, кто не продался, не отчаялся и не сдался, выполняют когда-то данные обещания - каждый и каждая по-своему. Последние десять лет дали Украине новых людей, и эти люди - мы.
Теперь тут правят здравый смысл, трезвый ум, чистый экономический интерес и горький опыт. Времена "бархатной революции" ушли в учебники истории, а мы в который раз сами себе отвечаем на вопрос: что мы смогли сделать, где ошиблись, каким лгунам поверили и что должны делать, чтобы не было стыдно перед детьми, когда, уходя из жизни, мы будем оставлять им мир и эту страну.
Первое декабря могло бы стать государственным праздником. Десять лет назад в этот день состоялся всеукраинский референдум, который положил конец Советскому Союзу. В тот день произошло почти невероятное событие – украинцы, несмотря на свои разные убеждения и несмотря на все разногласия, действовали сообща, приняв единое решение. Именно тогда мы все и были украинцами.
В тот день сторонники национальной идеи могли увидеть, что такое нация - не просто разбросанные мысли, не просто споры, частные интересы и бесконечное перетягивание каната - а миллионы людей, которые могут организоваться и действовать вместе. Те, кто считал себя демократами, видели настоящую демократию в действии - народ, как верховный правитель, принимал свое решение. В эти вещи тяжело поверить сегодня, и уже хотя бы поэтому первое декабря заслуживало большего – чтобы напоминать украинцам об их умении быть сообществом и осуществлять верховную власть.
Но день референдума так и не стал особым днем календаря. Праздником стал день решения Верховной Рады, которое появилось в августе 1991 года – потому что все поняли, что в ГКЧП испугались ответственности за возможное сползание к гражданской войне, и даже потому что на УТ появился будущий сторонник социал-демократии (о) и с перепуганным видом обратился к украинскому народу с какой-то двусмысленной фразой о порядке в стране.
Первому декабрю не посчастливилось: возможно, волеизъявление народа с юридической точки весило меньше, чем декларация Верховной Рады, возможно эта дата была следствием какого-то причудливого политического торга, но я лично не исключаю, что как национальный праздник первое декабря было исключено именно поэтому, что в морозы очень неудобно проводить парады.
СССР, который мы потеряли
Десятилетие назад мы зачеркнули СССР и потеряли навсегда гражданство суперстраны. Раньше мы тешили себя статусом вершителей судеб других народов, нас уважали другие страны, и не только потому что боялись. Когда мы ездили за границу, к нам относились с уважением, даже враги. Собственно, уважение состояло из многих составляющих - ядерных ракет, спутника, Юрия Гагарина, победы над фашистами, невероятного экономического построения чего-то невиданного и неизвестного до тех пор никому - т.е. сооружения коммунизма, и тому подобного. Хотя, за границу мы ездили не часто, поэтому ощутить на себе заинтересованные взгляды могли далеко не все. А те, кто за границу в те былинные времена ездил, искали, как правило, другого - чего не было в продаже в наших магазинах.
Но потеряли ли мы СССР как суперстрану именно 1 декабря 1991 года? Очевидно, что это произошло раньше - возможно, когда советские войска десять лет боролись с призраком американского влияния в Афганистане, допустив американскую ошибку во Вьетнаме. Для кого-то СССР был разрушен на киевских вокзалах 1986 года, когда перепуганные родители отправляли своих наследников в поездах подальше из Киева, вопреки заверениям Щербицкого и выдержанному тону продажных СМИ.
СССР пришел в упадок тогда, когда плановое хозяйство заменили на растаскивание ресурсов для тех, кто был ближе к "кормушке". А может это произошло еще раньше, когда непрофессионалы с красными книжечками в карманах признали ненужными такие мощные источники экономического роста и интеллектуального прогресса, как генетические исследования или кибернетика? Если бы не они, кто знает, может карту генома человека составили бы в этом году где-то в Харькове, а нашим компьютерщикам не пришлось бы был учить английский для своей ежедневной работы?
Экономика и идеализм
С упадком СССР мы потеряли совершенно конкретные деньги. Когда говорят о потере рынков сбыта на востоке - это только половина проблемы; рынки сбыта являются только одной стороной медали, второй стороной является принцип масштабной экономики, в которой, теоретически, ее собственные размеры увеличивали размеры и капиталовложений, и их отдачу. Кроме того, была разрушена производственная кооперация, которую мы пытались возобновить на новых рыночных условиях все эти годы. Также был нарушен энергетический цикл производства. Опять-таки, в идеале, все упомянутое должно бы работать, но на начало 1990-х годов категорически не работало.
С другой стороны, возникает вопрос, а кто сосчитал возможные убытки Украины перед окончательным уничтожением СССР? Среди доводов за независимость Украины были и распространяемые самиздатом "подсчеты немецких специалистов", согласно которым выходило, что по объемам производства Украина находилась среди европейских лидеров. Это поражало. Но это было полуправдой, и не обязательно злонамеренной. Просто мало кто осознавал, что в условиях капитализма, который вместе с независимостью выбрала Украина, экономическую целесообразность определяет не произведенный продукт, а продукт проданный. Для идеалистической молодежи и интеллигенции главным в выборе независимости была свобода - национальная и личная, а о низком, т.е. о средствах к существованию, думалось как о производном от нее.
Считал ли смету независимости Кравчук и его команда? Считали ли тогдашние властители дум - Драч, Чорновил-старший, Лукьяненко, Яворивский? "Нет", и еще раз - "нет". На Западе же, наперекор намекам анти-западников, совсем не все видели в распаде СССР именно конечную цель; многие искренне считали, что украинцы, прежде чем предпринять шаг вперед, подсчитают, сколько этот шаг будет стоить.
С другой стороны, для нормального функционирования экономики была нужна одна важная вещь, которая с конца 1970-х и на момент распада СССР была самым большим дефицитом - доверие. Кто серьезно верил, что Госплан руководствуется экономическими соображениями, а не коррупцией? Верил в рубль, девальвированный, и безнадежно "деревянный"? Защищал качество и ассортимент советских товаров? Кто видел технический прогресс в заброшенных коридорах научных институтов?
И еще очень важная деталь - а верили ли в Москве тогда в то, что им нужны убыточные украинские шахты, энергоемкие неперепрофилированные предприятия, Чернобыльская зона с разрушенной АЭС и недостроенной природоохранной инфраструктурой, сотни тысяч бесквартирных офицеров, выведенных в СССР из Центральной Европы и сотни тысяч таких же бесквартирных татар, которые стали возвращаться в Крым? Это были сплошные убытки, с которыми нужно было что-то делать, неужели в Москве верили, что смогут это потянуть? Склонялись ли там к спасительной идее, которую можно емко выразить в трех словах: спасайся, кто может?
Прощай, оружие
Мы потеряли ядерное оружие. Был, кстати, на Западе даже один чудак, старый американский профессор Миршаймер, который серьезно доказывал, что Украине нужно оставить ядерное оружие: он объяснял это необходимостью защищаться от России. Под давлением и после обещаний экономической помощи и гарантий безопасности от двух самых больших ядерных государств третье по величине ядерное государство "добровольно" ядерное оружие отдало. Ядерные боеголовки отправились в Россию, а американские любознательные инженеры помогли Украине разрезать ракеты.
Теперь скажите, когда вы в последнее время слышали в западной или российской прессе доброе слово о позитивном примере Украины как добровольного члена неядерного клуба? Что-то не часто в последний год нам об этом напоминают, а Пакистан и Индия, которые добровольно и вопреки международному сообществу ядерное оружие разработали, совсем уж и не являются нарушителями ядерного режима. На это те, кто видит мир в розовом, скажут: зато этот мир стал более стабильным. Профессиональные патриоты отреагируют иначе: все понятно, интересы Украины преданы. Реалисты меланхолично спросят: можно ли было выторговать за это что-то более существенное или, во всяком случае, не так бездарно растранжирить свой позитив?
В психологическом плане потеря ядерного оружия была одним из первых сильных разочарований - нас не считали равными ни Россия, ни США. Мы не имели право на то, что было позволено им. Мы были бывшими рабами, которые доказали свое право на свободу, но еще не доказали права на равенство.
Рациональность эмоционального порыва
Было ли наше желание разрушить Союз рациональным? С одной стороны, мы знали, что мы не хотим продолжения беспорядка, и если мы не можем его прекратить, то мы можем эмигрировать. Кто-то в те годы эмигрировал лично, но в декабре 1991-го в эмиграцию отправилась целая Украина. Рациональным решением здесь вроде бы и не пахло, это был триумф невозможного, во что нельзя было поверить еще в начале того памятного года.
Два референдума с различными результатами в течение короткого промежутка времени как будто говорят о психическом состоянии людей и сами за себя - точь-в-точь как в 2001 году дружественная Болгария сначала проголосовала за бывшего монарха-премьера, а через несколько месяцев избрала президентом бывшего коммуниста. Казалось бы - ничего рационального, поведение толпы, недовольной и готовой пойти за радужными обещаниями и медиа-манипуляциями. Но отличий от Болгарии тоже немало, и среди них то, что между двумя референдумами в Украине произошло очень важное событие – попытка переворота 19 августа.
ГКЧП был последней решительной попыткой спасти Союз. Сегодня те, кто плачет по СССР, говорят, что его кто-то преднамеренно развалил. Уважаемые, где вы были 19 августа, когда ваши единомышленники пытались спасти ситуацию, из последних сил хватаясь за последнюю возможность остановить центробежные тенденции? Сколько вас вышло на центральные площади городов, чтобы поддержать спасателей Союза? Ваши оппоненты протестовали, а где же было ваше одобрение? Вы отправляли телеграммы в московскую "Правду"?
В конце августа стало понятно, что СССР в СССР защищать некому. Возможно, украинцы и не знали на сто процентов, чего они хотят, но очень хорошо представляли, чего они НЕ хотят. СССР они не хотели. Следующим шагом было осознание коллективного желания покончить с Союзом, что и подытожил референдум.
Что такое независимость?
Голосование первого декабря основывалось на осознании исчерпанности Союза. Для кого-то это было чистой воды идеализмом, победой мечты над действительностью, проявлением веры в себя, заявлением о себе - мы являемся, мы люди, мы можем! Для кого-то это было четким расчетом - я смогу жить лучше, таким-то и таким-то образом. Кто-то убегал от Союза, как от символа распада и тления, были и такие, которые убегали от реформ, которые, как им казалось, надвигались из Москвы.
Но, в любом случае, это был демократический выбор тех немыслимо демократических времен! Сравните перводекабрьский референдум и пародию на референдум 2000 года. Десять лет тому назад у нас было ощущение, что мы делаем историю, а что мы делали на избирательных участках весной 2000-го? Был ли последний президентский референдум воле-проявлением или проявлением бессилия народа?
Украина, которую мы представляли себе 1 декабря 1991 года, и Украина спустя десять лет – отличаются друг от друга. Независимость не похожа на свой вымечтанный образ. Это и не удивительно, ибо каждый представлял независимость по-своему, а результат имеем один на всех. Изменилось и само понимание независимости.
Десять лет тому мы путали независимость со многими вещами. Например, со способностью к сопротивлению. Наша сила оказалась настолько велика, что мы разрушили огромную империю, считали мы. Конечно, мы не могли знать о будущем развитии событий в Афганистане, стране, которая вынудила отступить одну из самых больших армий мира, но так и не смогла выбраться из кровавого месива потрясений и междуусобиц. Способность к сопротивлению отнюдь не означает автоматическую способность устраивать свою жизнь.
Наша сила, наивно думали мы, поднимет нас на один уровень с Германией, Англией и Францией. Независимость мы принимали за равенство. Сейчас мы понемногу привыкаем к мысли, что нам нужно равняться на поляков, и понемногу забываем о том, как они к нам ездили в конце 1980-х за кипятильниками и носками. Равенство с россиянами, якобы очевидное в 1991 году, теперь находится под вопросом для многих в Украине; за пределами Украины вопросов на этот счет намного меньше. Равенство с Америкой на повестке дня возникает не часто - мы тут не равными хотим быть, а желаем подчиняться.
Были и до сих пор есть люди, которые очень удобно стали путать государственную независимость с собственной неподотчетностью. Стало возможным присвоение фабрик, которые принадлежали раньше всем. Стали возможными заказные убийства без опасений наказания. Многие люди стали независимыми от морали, закона, общественного мнения, и это, наверное, и есть наиболее уродливое и общественно-опасное понимание независимости.
Фактически, это наследование линии поведения некоторых крестьян, которые перебирались из сельского мирка в большой эмансипированный город: они обретали большую независимость за пределами узкого круга деревенских соседей и родственников, однако понимали ее как вседозволенность, превращаясь в малоприятных субъектов. Так и сейчас, приобретя независимость, кое-кто решил, что достоинство навеки осталось погребенным под обломками Союза.
Десять лет тому назад независимость представлялась почти абсолютной, теперь мы понимаем, что во взаимозависимом мире полной независимости быть не может, а человеческие отношения переплетены, сотканы в кружево политических, институциональных, силовых, экономических иерархий. Теперь видно, что государственная независимость в мире, который состоит из приблизительно двухсот отдельных стран и территорий - штука почти ординарная. Мы стали понимать, что независимость страны - это не знамя и границы на карте, а внутреннее равновесие в обществе, достаток граждан, доверие масс к элите и наоборот, способность действовать самостоятельно без постоянного обращения за помощью к другим государствам и институтам, в конце концов, - ощущение порядка в стране.
Рутинность независимости можно увидеть и на таком примере. Страны, которые стремятся присоединиться к Евросоюзу, вообще отказываются от своей независимости, отдавая свои суверенные права Брюсселю, собственную валюту меняют на единое евро, оказываются от собственной государственной политики во многих сферах жизни.
Когда, например, бельгийская авиакомпания "Сабена" столкнулась с финансовыми проблемами, то к банкротству ее привела не нехватка денег у бельгийского правительства, а общая политика стран Евросоюза, которая не позволяет правительствам помогать своим компаниям и, таким образом, нарушать правила честной конкурентной борьбы, как их понимают в ЕС. Сейчас, когда Украина объявляет своей целью ЕС, не является ли это признанием, что для нас независимость и суверенность значат меньше, чем повышение нашего достатка в результате присоединения к клубу более богатых стран?
Десять лет прошло. Что теперь?
Через десять лет выбор независимости, эта стопроцентно экзистенциалистская проблема, этот прорыв в другое измерение бытия, сводится к вопросу об ответственности. Те, кто искренне выбирал независимость в декабре 91-го, выбирали ее как шанс - чтобы облегчить и улучшить жизнь своих соотечественников. Теперь все мы несем ответственность за то, чтобы наши намерения стали действительностью. Независимость была и является инструментом, который нам дан для преодоления бедности, отсталости, для того, чтобы научить наших соотечественников жить не только для перспективы, но и для себя, для перестройки общества, где человека уважают, а не только используют и потом выбрасывают на мусорник. Те, кто молятся на нее, слепы, те, кто ее презирают - в лучшем случае блаженны.
Жалеть о том, что не удалось или прошло навсегда, смысла нет. Время течет в одну сторону. Его нельзя повернуть вспять, но можно направить в нужное русло. Нужно смотреть вперед и размышлять над тем, что можно менять, как это делать, кого брать в друзья и союзники, кого можно нанимать за деньги, а кому отказывать в доверии. Вообще, все виды деятельности людей можно свести к одному - поиску людей, которые будут нашими единомышленниками или союзниками. Общество является организмом или механизмом, состоящим из людей. Вместе их можно объединить с помощью власти, силы, денег или идей, и эту четверку не нужно ни бояться, ни фетишизировать, они являются только средствами, а хозяева их - люди. Поэтому люди вокруг нас являются и нашей конечной целью.
Нужно по одному человеку собирать своих союзников, проверять их плохой репутацией, победами, деньгами и десятками других экзаменов. Нужно идти к своей цели, переживать собственные кризисы и вылечивать кризисы друзей, подавать пример, извиняться за ошибки перед достойными людьми и заставлять извиняться негодяев. Мы не должны бояться и разочаровываться, ибо всегда есть те, кто возьмет с нас пример. Если же мы вообще откажемся от действий, тогда брать пример будут с других, и на нашу совесть ляжет то, что брать пример будут с менее достойных.
Десятилетие независимости – это бесценный опыт того, как выжить и в то же время сохранить в себе человека. Как зарабатывать деньги и при этом не вымазываться в грязи коррупции и продажности. Все это пришло после сотни совершенных ошибок и якобы безвыходных ситуаций. Тысячу раз нас надували, запугивали и бросали на произвол судьбы. Но мы научились отличать правду от лжи, ложь в воспитательных целях от лжи ради брюха, пропаганду от "пиара", недомолвки от неточной информации, нестыковки от умышленной бессистемности. За это время мы стали стреляными воробьями.
Всякая независимость рождает ответственность, а государственная независимость воспитывает целый корпус новых людей, способных самостоятельно оценивать ситуацию и делать выбор. Они умеют продираться через чащу чужих точек зрения, путаницу полусформировавшихся, провокационных мыслей или предубежденных тезисов - эти люди находят свой собственный образ мыслей и действий, который лучше всего совпадает с интересами их страны.
В Украине не все из них имеют возможность занять общественные позиции, которых они стоят, но их приход неминуем, и сейчас он значительно более подготовлен, чем когда-либо. Подготовлен – экономически - страна все менее напоминает обломок советской экономики, приобретая свою собственную форму и набирая собственный темп. Выстрадан в поражениях. Оправдан самой общественной потребностью в обновлении.
Десятилетие, открытое тем референдумом, было тяжелым, но оно не ушло в никуда. Оно не отрицает выбора 1 декабря 1991 года, хотя и нарисовало перед нами совсем другую картину мира. Те же, кто не продался, не отчаялся и не сдался, выполняют когда-то данные обещания - каждый и каждая по-своему. Последние десять лет дали Украине новых людей, и эти люди - мы.