Ющенко: "Когда президент говорит, что "на Библии", для меня это смысл"

Уволенный Ющенко оказался более откровенным, чем Ющенко-чиновник, хотя он также подбирает слова и не говорит конкретных вещей на тонкие темы. Первое интервью в новом ранге безработного Ющенко дал украинским журналистам на знаменитой даче в Новых Безрадичах.

Со времени предыдущей поездки журналистов у подсобного хозяйства Ющенко произошел прирост – добавился один улей и появился… осел. По словам хозяина, подарок. От кого – уточнять не стал, потому что презент от человека известного.

Сейчас Ющенко еще не выписался окончательно из больницы, хотя и говорит, что в "Феофанию" вроде бы возвращаться не будет. Какое-то время он собирается пожить на даче, где уже в рамках политконсультаций побывали многие политики. "А был ли новый премьер?", - спрашивают журналисты. "Приезжали все, кого хотел видеть", - ответил хозяин.

Еще эта поездка уникальна тем, что удалось наконец узнать, что Ющенко вкладывает в понятие "маленький украинец", известное на всю страну. Оказывается, это "нежность". Как стало известно, экс-премьер термин употреблял без привязки к росту или социальному статусу. "А как назвать еще рядового человека, но ласково?" По признанию Ющенко, за "маленького украинца" ему "попадало". От кого, он уточнять тоже не стал.

Также принципиальный вопрос: "За кого болеете в футбольном первенстве Украины, за "Шахтер" или "Динамо"?". Ответ дипломатичный. "После серии неудач парней по-человечески жалко, - это он о столичном клубе. – Возле клуба делают политические дела… Как у киевлянина, душа тянется к понятным вещам, а хочется, чтобы побеждал высокий класс".

Ну а первый же серьезный вопрос касался будущего экс-премьера и анонсированного широкого объединения "демократических сил".

- Если говорить о самом процессе, то я хотел бы представить его так, как я представляю. Есть политические силы, партии, которые, понимая нынешнюю ситуацию, понимая задания необходимости демократизации политической власти, выносили в себе, взлелеяли чувство потребности консолидации политических сил. Иными словами, я хочу подчеркнуть, что процесс консолидации должен выходить из политических сил. Что там есть ощущение того, что через политические выборы, через политическое большинство нужно серьезно демократизовать политическую жизнь, но для этого нужно ясно представить себе одну тему, которая всегда проигрывалась в Украине. Это тема консолидации.

Только подходят выборы, как маком осыпаются политические партии, значительная часть из них начинает рассуждать, что она самодостаточная сила, что у нее нет нужды для консолидации, формируется диверсифицированная политическая палитра, которая не может громко политически повлиять, а с другой стороны, она работает на системные кланы, которые выстраиваются вокруг каждой партии. Когда вы смотрите на спектр центристских сил – прекрасные названия, прекрасные идеи. Но выброшена демократическая идея, выброшена идея демократического центризма, которая, на мой взгляд – ключевая. Которая даст ответ на то, как пережить все базовые нелады, которые происходят в нашей социальной жизни. Я убежден, что это силы центризма. С участием левых, правых центристских сил, но центризм – это доминирующая составляющая. И это чрезвычайно важно, чтобы сами эти силы, сама эта политика ощущала потребность в консолидации как в одном из способов достижения и реализации своих политических решений.

Мы проходим сейчас такой период консультаций, двухсторонних встреч, которые говорят, что различные силы находятся в различном состоянии к теме консультаций. Хороший мощный подход есть у демократических сил неполитического характера – общественные, профсоюзные организации... Рано или поздно малый и средний бизнес востребует свою политическую силу, которая будет его поддерживать.

Что касается политических сил… Ближе стоят правоцентристские силы. Сложнее идет диалог в левом центре и самом центре. Но я не считаю, что это одномоментное событие, которое сегодня должно вынырнуть, как весенний цветок. Главное, чтобы каждый, кто входит в идею консолидацию демократических сил, понял, что он должен что-то в своем Эго оставить, что мешает централизоваться. Любая политическая сила, которая входит, должна понять – для победы консолидирующей центровой идеи нужно частицу положить на жертвенный алтарь.

Чем сегодня драматична политическая карта Украины? Разобраны прекрасные названия, идеи, но власть живет своей жизнью, общество живет своей жизнью. Ни одна политическая сила и по потенции, и по платформе не обеспечивает демократизацию и эффективное будущее Украины. Нет идеальной партии, платформы, программы, которая была бы опробована, прокручена. А речь идет о том, чтобы через консолидацию, через умение отделить то, что тормозит процесс консолидации, выйти на широкий демократический массив.

[У меня] масса встреч. Одно ощущение: попытка иметь хорошо перестроенную архитектуру политики демократического центризма есть у многих.

Опасность, которая всегда была над темой консолидации: втягивают в правую или левую часть спектра. Нельзя отдавать приоритет ни одной стороне – левой или правой. Нельзя сделать ошибку и пойти путем, который дает узкое поле консолидации. Поэтому работают над платформой, над программой, над архитектурой, консолидацией. Работа идет напряженная. Каждому, с кем я провожу переговоры, я каждому ставлю условие, чтобы это не связывалось с тем, что это личная работа, личная преданность, это не обязывает ту сторону, которая бы себя желала видеть в центре. Каждая политическая сила должна говорить о демократическом центризме. Каждая – начиная от левого крыла и заканчивая блоком Рухов, партии "Реформы и порядок" и других сил.

- А какими собственно вы видите шансы на объединение?

- Я бы сказал, что они хорошие. За лето к осени нужно много изменить в политических подходах. Я думаю, что эти вещи – честная моральная власть, прозрачная экономическая политика, соблюдение принципов прав и свобод человека, социальные гарантии, интеграция – [важны] для многих политиков.

- Вы высказали пожелание идти дальше в политике вместе со спикером Верховной Рады Плющом. Как вы в связи с этим расцениваете его заявление о намерении создать блок аграрной партии, НДП и "Регионов Украины"?

- Я откровенно скажу, что у нас с Иваном Степановичом была встреча с Леонидом Даниловичом. Мы говорили о вещах, которые могли быть полезны политическим силам демократического сорта на будущее. Говорили о ряде ключевых принципов, которые разделяет и Плющ, которые разделяю и я. Я убежден, что на первом месте стоит вопрос консолидации. Ни одна из сил, которая рассуждает, что она может выбороть контрольный пакет – это фатальная ошибка. Жаль, такие политические силы есть. Есть в том числе и центре – не в том, какой я не комментирую, а в том, который бы я хотел комментировать. Если будет недооценен первый базовый принцип – консолидация, то политическое большинство демократических сил может быть не достигнуто. Мы все время говорим: кто бы не имел какую природу политического рождения, мы должны говорить о принципе номер один – это принцип консолидации. И попробовать свести под эти знамени, может, до этого достаточно различные, но силы, способные отмежеваться от того, что им мешало консолидироваться, то, что их делало крайними в поведении или некомфортными в общественном восприятии. Нужно выйти на люди и сказать – это багаж, который мы оставляем в прошлом ради одного – консолидации демократических сил.

В этом восприятии тема оппозиции звучит особенно. Много партий, имевших предыдущую политическую традицию, в своем багаже имели различные, но эффективно эксплуатируемые уровни оппозиционности. [На встрече с Кучмой] также шла речь об этой части. Мы говорили с Иваном Степановичом: как цель, мы видим тему консолидации. Вещи, которые выходят у оппозиции – это вторичные вещи.

Глубокая оппозиционность или к лидеру страны, или к каким-то лицам – я убежден, что это не те багажные вещи, какие нужно брать с собой (выделено УП). Не потому, что они не имеют права на существование, а с точки зрения понимания у общественности и получения публичной поддержки – я убежден, что они занимают далеко-далеко второстепенное место. И это очень важно – приходят различные партии с различной глубиной оппозиционности. И им нужно честно говорить, как мы представляем каркас перестройки будущей интеграции. И этот вопрос мы также довольно-довольно подробно обсудили.

Тема консолидации – это тема консолидации "за". Если мы будем вешать: там националисты, там пророссийский, там против соборной церкви, там за... Мы каждой из этих сил говорим: оставьте себе то, что работает на тему консолидации. Нужно что-то выбрать консолидирующее, синтетическое. Это не колода с четырьмя козырными тузами.

В целом наш разговор закончился тем, что эти вещи были воспринять как вещи, которые конструктивно работают на политическую систему Украины. Это был длинный разговор с различными элементами, как плюс, так и минус. Мое глубокое убеждение – нам нужно не демонстрировать крайности. Речь идет о массиве демократических сил: было бы прекрасно, если бы там были политические силы и широкий массив общественных сил, которые пошли бы в лоно этого альянса. Я просто не могу сегодня эти имена большие называть, но такие сигналы поданы.

Я думаю, сейчас был наиболее пассивный момент консультаций, которые были на уровне лидеров. Следующий шаг – подготовка рамочных решений. Я согласен, что ранняя осень или октябрь, конечно, должны подвести финал формирования этого политического объединения.

- А не кажется ли вам, что в Украине консолидация демсил – это утопическая идея в принципе?

- К сожалению, вы правы. Я себя тешу тем, что если говорить о первых 7-8 лет, мы вообще имели аморфную политическую систему. Демократические основы были не востребованы и в политическом смысле, и на государственном уровне. Создавались партии в центре, которые формировались на региональных основах, или на основах экономических интересов, и это продавалось как демократическая идея. Сама политическая составляющая этих партий не стала обстоятельно проработанным политическим продуктом. Мне сложно весты дискуссию, какая разница между 4 христианским партиями, между несколькими либеральными, демократическими, социал-демократическими партиями. Мне трудно об этом говорить. Там отличий как правило в целях и концепциях не будет, там будут отличия в рассуждениях маленьких вождей, частного Эго, корпоративных интересов. Эти вещи нужно оставлять перед тем, как садиться за консолидацию.

Мы действительно должны выносить тему консолидацию. Если этого не будет, мы будем свидетелями такого политического хаоса, свидетелями какого является сегодня. Я убежден, что участников этого объединеиня предостаточно. Это сложная дорога, сложный диалог. Огромная дискуссия идет, и чего я опасаюсь – знаете, таких домашних инициатив. Соберутся три партии и через нескольких дней скажут – вот мы делаем демократический кристалл, вокруг которого нужно консолидировать демократические силы. И я каждую из них предостерегаю – у вас недостаточно ни мощности, ни репутации, ни доверия к вам, чтобы вы инициировали такой кристалл. Речь идет о широкой инициативе, которая бы собрала политические, общественныеі силы, чтобы авторство принадлежало не одной силе, не одной какие-то партие. Потому что как только это авторство придет к одной силе – это первая дорога, чтобы закопать эту идею. Нужно, чтобы все, кто находятся в демократическом спектре, считались родителями этой идеи. Если они говорят, что осенью [присоединятся] или в декабре – это первая ошибка, которая серьезно диверсифицирует политические силы. Нам нужно на берегу договориться, кто переплывает. Я советую всем, с кем советуюсь – инициативу типа того, что уже есть две или три партии, а все другие мы добавим – это простофильство, которое может повредить самому процессу консолидации.

- Известно, что вас публично поддержало несколько партий. Не ощущаете ли вы себя обязанным им?

- Несколько партий предложили мне политическое лидерство. Это даже не те партии, о каких вы подумали. Но среди них есть некоторые из тех, которые вы называли (здесь идет речь о предыдущем вопросе относительно блока Аграрной партии, НДП и "Регионов Украины" - УП).

Я с большой благодарностью сказал, что это большая честь и доверие, но речь идет о чем. Если моя фигура может играть какую-то консолидирующую роль, то эта консолидирующая роль будет выше, если я не пойду в ни одну из этих партий. Только через объединение. Мы компромиссы можем находить. Поверьте, раз политика – это искусство компромиссов, то с этого нужно начинать. Ни одна платформа не является идеальной для того, чтобы говорить об абсолюте демократических сил. Каждая политическая сила должна быть готовой для самопожертвование.

- Ваша позиция относительно принципиальной безпартийности – временная или же вы никогда не собираетесь вступать к партии?

- Если я пойду сегодня в членство к какой-то политической силе, я закончусь как продукт консолидации. Если бы была политическая сила, войдя в которую, ты бы усиливал тему политической консолидации, предложение было бы абсолютно верным. Когда сегодня мы имеем 7-8 сил - демократические, социал-демократические, трудовые, народная, и еще много, много других, и каждый жест к одной силе, он сразу отталкивает тему объединения. Но не исключено, что я изменю свою позицию в будущем.

- Во что должна перерости "консолидация демсил" – в единую партию или блок?

- Сегодня есть ощущение, что блок был бы лучшей формой политических сил. Сегодня, формируя блок, каждой силе нужно знать свою квоту. Если хотите усиливать свою квоту в парламент – пожалуйста, усиливайте те формы воздействия, которые будут оцениваться при распределении квот. Это и финансовая поддержка, и инфраструктура, и соответствующие средства воздействия, формы информационного воздействия. Эта модель использовалась у польской "Солидарности", когда несколько политических сил были введены в политический блок с известными заранее местом и весом каждой из сил.

Какой системе выборов вы отдаете предпочтение: пропорциональной или мажоритарной?

- Пропорциональной.

- А на парламентских выборах 2002 года будете ли баллотироваться по мажоритарному округу?

- Буду.

По какому?

- Думаю, это будет восток или центр.

- После вашей отставки ушел из выполненной власти только один закарпатский губернатор Балога, в то же время едва не все министры остались. Вообще, стоит ли говорить, что в вас была команда?

- Полтора годы тому назад на эту должность меня позвал президент. При чем я вам могу откровенно говорить, это были разговоры не одного раза, на меня повлияло только то, что президент сказал: "Просто мне некого рекомендовать. У меня нет скамейки. Обстоятельства такие сегодня, Виктор, что ты должен сегодня идти. Обстоятельства такие, которые касаются вещей особенно важных для Украины, где ты можешь быть полезным". Я поверил, поверил этому кличу. И, знаете, одно, что я говорил: "Леонид Данилович, для меня главное, чтобы президент был со мной". Одна реплика… Это не условие, а скорее пожелание, но пожелание - это также мягко сказано. Это намного больше, чем пожелание. Что от меня требовалось - эксплуатация моих профессиональных качеств, моего понимания ситуации, моего времени, преданности делам Украины, трудолюбства – этот вопрос не стоял.

Это то, что меня заставило уйти с поста главы Центробанка в правительство. То, что произошло потом… А, простите, у Марчука была команда? А у Пустовойтенко? А у Масола была команда? Так можно говорить о любом премьере. У Валерия Павловича была команда с министром экономики Сусловым – это команда или не команда? Я условно говорю. Сами комментируйте. Я не хотел, чтобы идеализировали само понятие – вы уже взрослые люди и понимаете. Чтобы у вас не было ощущения, что новый премьер несет в кармане 20 портфелей для министров, и видит каждого министра политически поддержаным, в том числе и в администрации президента. Такого никогда не было и ни с кем не будет. Это система противовесов, система интересов. Если какая-то моя кандидатура не удовлетворяет президента - я должен с этим считаться? Должен. Психологически, даже отбросив другие нюансы – чьими советами пользуется президент, я ближе к президенту, мои ли аргументы срабатывают на президента. Или силы, которые больше и чаще [бывают у Кучми]. За каждым решением стоит системный интерес.

Чем можно отличить ту команду, которая была в моем правительстве. Поверьте, я о министрах могу сказать больше, чем кто-либо. Что отличало тот стиль, который я пропагандировал в своем правительстве и который, я убежден, также не будет изменен? Это публичность решений. Я не хочу, чтобы меня за это сейчас начали критиковать, но я думаю, ни одно правительство за одно заседание по 80-90 вопросов не рассматривало. Ни одно правительство, я убежден. Премьер мог за день подписать 90 постановлений. Но чтобы 90 постановлений рассмотрело правительство - я убежден, такого в практике не было. На веб-сайте перечень вопросов повестки дня, через день они все выпущены. Все постановления я подписываю во время заседания. Любой вопрос. Пусть 10 технических вопросов - зачитываем все 10 вопросов. Все записываем на пленку - не на те 2 000 жучков, а официальный секретарь записывает, и вы можете поднять картотеку любого вопроса, по какому была дискуссия. Эта публичность помогла в чем? Если у кого-то было мнение, которое могло быть непрозрачным... Хотя своим министрам доверял, я ни одного министра не хотел учить, как работать на его участке работы. Это его персональная ответственность. Но мое задание было дать такую мотивацию, чтобы это не выглядело как частное поведение такого-то министра, а чтобы это выглядело как коллективное решение по тому или другому вопросу. С Тигипко [первую половину 2000 года работал министром экономики в правительстве Ющенко - УП] у меня были очень серьезные расхождения по бартеру. Как бартер обрезает систему государственного бюджета! Я его телесно не приму. Мы сегодня должностные лица, и мы понимаем, что наша ответственность идет перед любым украинцем через наполнения бюджета. Поэтому любая [негативная] модель должна быть поломана. Любая.

Если [мое видение] является сложным для понимания [министрами], я переносил вопрос с правительства на правительство. Можете посмотреть по приватизации трех облэнерго. Я готовый за каждую буковку ответить этого постановления. Но я четыре раза ставил. А вы меня каждый раз спрашивали, как там, по облэнерго, постановление принято. Что я вам, дорогие, скажу? Я начну объяснять прессе, почему четвертый раз слушаем? Встает министр энергетики и выступает против реструктуризации. Значит, не готов министр, не готов вопрос, чтобы он сегодня прошел. Переносишь на второй раз, на третьей. На четвертый раз он сам руку поднимает: "Я за такую реструктуризацию, потому что она начинается с госбюджета".

Мы абстрагировались от тех ошибок, которые могли быть, когда правительство работает в заочной форме: в повестке дня 3-4 вопроса, собираются 400 человек в том дубовом зале, а все остальные 80 вопросов подписываются [премьером]. Его никто не видел, принято и все. Это много спасло. Это серьезный элемент прозрачности, который я принес из Центробанка. Вне правления там ничего не решалось. И не заместитель председателя НБУ является главной фигурой, а главная фигура в Банке – член правления. Смотришь всю классику - если ты член правления, этим все сказано. А если ты заместитель какого-то лица, то ты замешаешь лицо, а это функция. Поэтому приблизительно такую модель прозрачного принятия решений мы внедрили в правительстве. Нам много попадало, что мы сначала 30 вопросов за заседание принимали, потом дошли до 90, и сейчас это уже стало нормально. Из-за этой формы удалось адаптировать сильные стороны каждого министра. Наше заседание проводилось только среди членов правительства. Мы никого больше не пускали. Это также вещи, которые многих тревожили: "Почему мы не там, мы не там?". Потому что это заседание правительства, так оно и называется, и нам никто не нужен, мы самые способны принять решение. Когда каждый министр за заседание выступает по 15-20 раз, когда по каждому вопросу выступает министр, а не референт, то тогда требование к каждому министру по глубине вопросов совсем другое становится. Каждый министр должен доказать своим коллегам, что такое решение – это его решение и он просит мандат на проведение такой политики. В такой конфигурации это правительство было очень полезно, и я думаю, что эти основы останутся независимо от того, кто там будет потом.

- Виктор Андреевич, как вы относитесь к введению должностей госсекретарей?

- Откровенно - двояко. С одной стороны - это логика, которая началась разрабатываться в стенах нашего правительства. И как проект указ родился - не в такой форме - у нас. Логика была такая. Сейчас мы имеем надполитическое правительство. Правительство подбиралось годами, в том числе в 1999-2000 годах, не с точки зрения политического выбора. Я не говорю, что это хорошо. Это факт. Логика была такая - если мы идем к формированию правительства на политических основах, тогда система госсекретарей - это хороший амортизатор. Если правительство мы оставляем аполитичным и вводим систему госсекретарей, это может повлечь узурпацию власти. Или к неэффективной ее эксплуатации. Если мы рассматриваем эту модель с точки зрения политизации власти, политического подбора министров - если это действо состоится в будущие годы, то оно было бы синхронно и адекватно к такому стилю и принципу подбора. Сейчас создается впечатление, что идея, которая формировалась под таким углом зрения, немножко опережена самим решением, потому что политической структуры нет, но конфигурация правительства уже принимается. Один тот самый принцип на различных срезах принимается по различному.

Какие вообще у вас сейчас отношения с президентом. Предлагал ли он вам работу?

- Был, был разговор, в том числе и о работе. Был обсужден ряд вопросов. Я попросил Леонид Даниловича – пока с правительством вопроса не решен, мне было бы некорректно, если бы я принимал какие-то варианты. Были определеные конкретные вещи в этом разговоре. Давайте, несколько недель подождем – чтобы упорядочилась работа в правительстве, было сформировано правительство, я закончу лечение и там поговорим.

Об этом был разговор в день назначения Анатолия Кирилловича, когда я попросил, чтобы мы вместе переговорили с президентом. И моя цель, и цель Анатолия Кирилловича была один раз показать, что правительство, которое было, и правительство, которое ушло - это нормальные люди, что они могут [демократически передать один другому полномочия]. Это же не вопрос моих отношений к этому человеку, это вопрос высших государственных институций, мы должны ввести процедуры, чтобы люди могли понимать, что это [Ющенко и Кинах] - люди, которые могут смотреть один другому в глаза, улыбнуться, поздравить с назначением, передать дела по акту сдал-принял. Чтобы не делать из отставки трагедию. Поэтому была просьба провести этот день публично.

Я скажу примитивную вещь, но это большая честь - работать в украинском правительстве. Ты знаешь, что приложился к созданию новой истории Украины. А когда начали прощаться, и обмениваться с советниками, министрами знаками внимания, то мне было приятно... На некоторых подарках было написано "от премьера", а мне говорили: "Нужно было написать: "От премьера Ющенко".

Я продемонстрировал тип отношений, который можно унаследовать и Анатолию Кирилловичу. По отношению к нему я искренне поступил и даже некоторые эпизоды, которые меня связывали с фигурой Кинаха, я ему рассказал.

А то, что большинство команды осталось, то это два вывода - значит, команда была, в том понимании, каким я его увидел, что это профессиональные люди. И что никакая псевдокоалиция, о которой долго, мучительно говорили, конечно, не появилась и не могла появиться. Это просто срывает маски. Также легко комментировать задание, которое было - претензии были не к правительству или некоторым министрам, или не потому, что нет коалиции, а задача стояла по премьеру, и не больше. И задача выполнена.

Будете ли вы считать за честь для себя работать, например, в администрации президента?

- Мне легко будет отвечать на вопрос такого плана после того, как я взвешу все предложения, которые есть сегодня. С точки зрения политического видения - этот вопрос нужно отложить до разговора с самим Леонидом Даниловичом. Хотя основы, какие были, такие и остаются. Мне поверьте, не диктовали постановления и протоколы, хотя попытки были. В профессиональном плане я могу рассмотреть предложения исключительно с тех принципов, на каких я стоял.

Сколько вы лично писали заявлений об отставке по собственному желанию?

- Несколько. Меньше, чем сам Леонид Данилович - он говорил, что 5. Когда я знал, что несправедливая оценка по работе правительства, только тому, что в нас нет средств информации, что в нас нет воздействия, за нами нет политической силы, потому что мы шли как специалисты. Когда этих специалистов толкают на глину. Когда начинают проверять количество угля или какой уровень оплаты, или вообще, что правительство что-то шутит со статистикой. Я эту школу мужественности по статистике прошел в банке, причем задолго в Центрального банка. Я убежден, что в любом государственном институте нужно вести себя честно. Я ни разу с Госкомстатом не говорил о каком-то показателе. У меня был такой разговор – чтобы я, президент и спикер парламента имели цифры в тот же день, когда закончился подсчет.

Вы сказали нам, что главным условием для вас при назначении на должность премьера было знать, будет ли с вами президент. Зимой, после обострения политического кризиса, после начала кассетного скандала, после ареста вашего экс-заместителя было ли у вас желание отказаться от такой поддержки?

- Ну, я вам скажу по модели. Даже в теории невозможно премьер-министру в этой конструкции, какую мы имеем в украинской исполнительной власти, невозможно не проводить политику президента. В самом механизме заложена система масштабных отношений. Зная эти все особенности и понимая, что проблемы, которые стояли перед Украиной, особенно во время, когда я был в правительстве, безусловно, требовали поддержки президента. Президент - это исключительно активная фигура в работе исполнительной власти.

Много раз больно было. Я, как ранимый человек, и в этой власти меня никогда не тешило... Президент понимает, что я ни разу его не предал. Это откровенная позиция. Я выходил из того, что это решение, которое принимает президент, нравится оно или нет. Это не решение гражданина, это решение президента. Это решение другой мерки. Гармония между премьером и президентом должна быть.

Нас разделяли годы, другой возраст, с точки зрения школы воспитания, с точки зрения сельской морали. Для меня старший человек - этим многое сказано. Я откровенно хотел бы сказать, что я не могу смотреть президенту в глаза, что честно, по христианские, что... Я знаю, что мое слово слишком важно в публичном, общественном потоке мыслей, что оно не может быть брошенное просто на определенных ощущениях.

Тема очень моральная, очень важная, которая задевает судьбы очень многих людей. Это чей-то сынок, это чья-то трагедия. Я не должен ставить визу по этому вопросу. С одной стороны, это позиция, на которой я стоял - это трагедия, которая с каждым месяцем будет иметь все меньше и меньше общественного внимания. И по ниспадающей траектории она будет иметь меньший резонанс. С другой стороне - есть юридический процесс. Я в этом вопросе не специалист, я не знаю, насколько тот или другой сценарий соответствует [действительности]. Мой позиция такая: президент должен предложить всем сторонам, которые имеют участие в этом скандале, принцип публичности, прозрачности по каждому сценарию. Я не допускаю, что президент мог дать такое распоряжение. После тех слов, когда Леонид Данилович сказал, что он готов на Библии поклястся. Возможно, это трагедия моя, или драма моя. Но я руководствовался и руководствуюсь такими вещами - когда президент говорит, что "на Библии", то для меня это смысл.