На Марсе нет кислорода, в Харькове постоянные обстрелы. Как чувствует себя Харьков, и почему никто из него не выезжает
"Выборы в Турции, детали обстрела Харькова и движение астероида к Земле: главные новости ночи"
Мама жутко переживает за Харьков. Хоть смартфон и планшет от неё прячь. Знает все новости, все места, куда прилетело. Как Харьков, где она прожила пятьдесят лет – приехала учиться в институт из Полтавы. И снова живет в Полтаве с марта 2022-го.
После ночных обстрелов Харькова нужно работать. Переключить мысли, готовиться к лекциям. Но мысли – о Харькове, не о Геродоте. От Геродота бегут. Всё б читал и читал телеграм. И при первой возможности – сразу туда: куда прилетело?
Сегодня утро свободное. Встал в 3:30. Закончу рассказ о Харькове, немного осталось, хочу дописать. Но как всегда – вначале новости. За вчерашний вечер и ночь.
А новости – опять прилетело. Жилые дома, пятиэтажки, как наша, детский майданчик, песочница, лавочка, велосипед, рядом труп. Дети гуляли, поранены. Пятиэтажки – снесло балконы. Где это?
По магазину, по номеру дома, спорудам на фоне подозреваю, догадываюсь.
Рядом с нами. Харьковским нашим домом. В пяти минутах ходьбы. Знакомое, очень знакомое место, тысячу раз проходил, приходил. И на лавке, где труп, сидел. А дочь Надя играла в песочнице.
Но Харьков, мой город, не только момент письма, описательное, и не только воспоминания, Харьков – живой. Я общаюсь с ним каждый день – с друзьями, которые в Харькове, с коллегами по работе, студентам читаю лекции. Если приходят на пары.
"Добрий ранок, пробачте, сьогодні на парі не буду, в мене немає світла і зв’язок поганий".
Мартовско-апрельские обстрелы не похожи на декабрьско-январские. Тогда не били по энергетике, Харьков не погружался в блэкаут. Тогда не писали о "серой зоне" и о ""великом наступі" на місто", что "очікується в травні-червні". Тогда – "Близько 100 тис. людей виїхало з Харкова за січневі обстріли, – Синєгубов", сегодня – "Люди не їдуть з міста, – Терехов".
Саша Гребенщикова, учительница: "Получаю вчера сообщение от мамы сразу после взрыва (вчера у неё были внуки): "У нас прилёт один был, а мы разгадывали логические загадки, а теперь идём спать.
Спокойной ночи всем!""
"<...> а ночью лучше спать
Будет целее мир так мы себя уговаривали
Но увы он целее не стал нифига"
(Юрий Цаплин).
21:45. "У Харкові пролунав вибух, росіяни завдають ударів по місту".
23:30. "У Харкові пролунали повторні вибухи".
00:37. "У Харкові знову лунають вибухи".
В классном чате:
"Ви як?"
"Перейшли у ванну кімнату та сплять далі".
"Мы уже дошли до подвала".
"Появилась традиция приветствовать не "доброго ранку", а "з ранком", і далі за обставинами".
После "З ранком" часто вторая фраза: "У вас громко было?"
Классная в чате:
"З ранком усіх! У всіх все гаразд? Центр особливо".
Это после "Є влучання у середмісті в районах житлової забудови", "Станом на зараз відомо про 63 поранених, серед них п’ятеро дітей: три хлопчики — 9 років; дівчатка – 6 і 13 років, у потерпілих дітей – вибухові травми, забої, акубаротравми, гострі реакції на стрес".
"Раночку!"
Людочка: "Страшный день начинается с этого слова".
И на ночь желаем уже не "спокойной ночи", как раньше, а – "тихой ночи".
Людочка, завуч школы: "Привет. Только встала. Всю ночь шахедов гоняла".
"Пошла гонять дроны".
Так и представляю себе Людочку со шваброй в руках, но "гонять шахедов" у Людочки означает – не спать, прислушиваться к мопедному стрекотанию беспилотников за окном, быть готовой в любой момент разбудить мужа и сына, схватить чемоданчик (тоже термин), бежать с ними в подвал. Но "гонять" звучит гордо.
Людочка бы сказала "гонять шлюх", но она учитель. "Шлюхи" и "бляди" уже не ругательства и не падшие женщины. "Шлюхи" – шахеды, "блядины" – ракеты.
Харьков встречает на въезде восстановленным домом. Часть дома, разбомбленная в начале войны, выглядит новенькой. Часть, что была не разбомблена, – старенькая по сравнению с ней.
Харьков – окна без стёкол. Олег, преподаватель: "Типичный Харьков сегодня – ДСП, ДСП, ДСП. В Харькове все знают, что самое вероятное и опасное – это оконные стёкла".
"Поправка, это не ДСП – ОСБ! ДСП для внутренних работ, ОСБ – для наружных".
Но все говорят "ДСП". И об окнах – "зашиты".
"Зашиты" – значит без солнца. Окна – будто их нет. Жизнь как в подвале. Как будто спустились под землю, в метро и в подвалы 24-го, так и остались.
Вместо Пушкина – памятник коммунальщику. Несмотря на обстрелы, угрозу в любой момент, дворники и сантехники, ремонтники, мусорщики убирают и чинят, словно мирное, безопасное время. За часы убираются с улиц обломки разбомбленных зданий. Город в руинах, но выглядит чистым.
Харьков выглядит памятником коммунальщикам. Слишком убранным, как не бывает во время войны и постоянных прилётов. Как солнечный яркий день – слишком яркий и солнечный для прилётов, смертей.
Слишком ухожены клумбы с цветами.
Клумбы разбиты во многих дворах. В смысле – насажены. Рядом воронки от взрывов, вырвы. Город разбит. В смысле – разбит.
И ДСП, ДСП, ДСП. Как декорации. Ты как в театре. Театре военных действий. Скорочено – ТВД. Или фронт. ДСП, ДСП, ТВД.
Клумбы и вырвы. Полдома достроено, новенькие, полдома, обтёртые временем. Солнечный день, и от Белгорода сорок секунд. Снова солнечный день. Всё убрали, как будто б и не было. Разве что ДСП. ОСБ.
Юра Цаплин: "27.02.2024. Вчора замість "війна" несвідомо написав "весна"".
Людочка: "Четыре года на дистанте. Одиннадцатиклассники не виделись с 6 класса. Ничего не знают друг о друге, увлечениях, интересах, разучились знакомиться, общаться, просто гулять. И вдруг встречаются в пункте незламности! Обнаруживают, что одноклассники не чёрные квадраты в зуме. Пьют вместе чай, болтают, после тревоги идут гулять. Не в парк. Туда прилетает. Где-то рядом с метро, с убежищем. Возвращаются в пункт незламности во время новой тревоги: весёлые, глаза горят". Забежавшие в пункт уставшие, невесёлые люди смотрят на них, вспоминают себя, греются чаем и своими воспоминаниями.
Выключают теперь не по графику, и "Света" больше не имя. Выключают надолго, включают часов на семь. И то ночью. "Опять Свету забрали", "Света пошла гулять", "Света вернулась?" У света теперь есть имя и пол. С ним установлены личные отношения – в зависимости, для чего Света первостепенно нужна. Для работы, обед приготовить на электроплите, по телевизору фильм посмотреть. Да и просто в компании Светы виднее, теплее, отчётливей жизнь. В целом Света – красивая женщина, но гулёна. Сбегает надолго. Ей прощают измены. Что поделать, это же Света. Такая, как мы. "Света вернулась!" – "Ура! Побежали домой!" Может, застанем её до наступных прилётов.
Света ушла погулять, и мы тоже. Что делать без Светы, без неё – без работы. Не дома ж сидеть, когда можно и нужно гулять. Солнце, весна.
В прошлый блэкаут, зимой, в мороз, не гуляли. Дома сидели у остывающих батарей. Намёрзлись тогда. В этот блэкаут всё по-другому – на улицу. И будь что будет. По фигу, солнце, весна.
На фото – лесное озёрце. В Лесопарке. Тишь, деревья, невдалеке дома. Здесь хорошо гулять. Здесь красиво. Нужно гулять. Дома сидеть всё время нельзя.
"Російська ракета Х-35у поцілила в гуртожиток спортивного коледжу в Шевченківському районі Харкова. Пошкоджено нежитлову будівлю. У багатоповерхівці вибито вікна, є пошкодження фасаду".
На фотографии – те дома. Слава богу, никто не погиб, никто не гулял здесь в то время.
"Центральний парк, 7 квітня, футбольний майданчик, прильоти — на жаль, це вже наша буденність".
На видео футболисты гоняют мяч. Грохает громко и близко. Приседают. Грохает громче. Ложатся. Больше не грохает. Встают. Будут дальше играть. Доигрывать матч. Какой счёт?
Идет женщина, говорит по телефону громко, что больше нет сил и нужно уезжать. Проходит мимо реки, мимо пляжа: плавки, тапочки, шашлыки, волейбольный мяч. Останавливается, смотрит, прячет телефон в сумочку, смотрит, щурится на солнце. Солнце яркое, жарко, весна, но уже как лето.
В телеграм-каналах мемы: "Українці: "Як же співають пташки вранці після обстрілу! Життя перемагає смерть – так зворушливо, так щемко!" – Пташки: "Оце в’ї*ало на*уй, ї*учий ти караул!""
Олег: "Все привыкли, вошло в режим жизни. На Марсе нет кислорода, в Харькове постоянные обстрелы. Тревога на телефоне у всех на виброрежиме. Завибрировало – выматюкнулся и пошёл дальше. Спускаешься в убежище, если на улице, или прячешься за двумя стенами дома, только если бахает громко. За март в Харькове объявляли 277 тревог, по восемь-девять в день. На каждую реагировать – жизни не хватит. Просто живёшь, занимаешься своими делами и знаешь: прилетит в любой момент. Мы живём с этим знанием в состоянии пофигизма, но это даже хуже, чем в первые месяцы войны – это травма, психическая".
На футболках: "Харків незламний", "Харків – залізобетон". Харьков зашитый, задекорирован, то, что внутри:
"Тепло и ветрено. Бояться нету сил.
Как жаль, что не бояться невозможно.
Я страшное хотел, но не спросил,
теперь оно спрашивает само:
что делал, почему не завершил?
Чего не делал? Почему не делал?
И кто боится больше — ум? душа ли? тело?
И что чему мешает и мешало?
Тепло и ветрено, и жизни очень мало.
Уходит вся она на пустяки,
столь дорогие сердцу или что там
не может попрощаться без отчёта,
страшится сумерек у берега реки…"
(Ю. Ц.)
Андрей Краснящих
