Враг в зеркале

Полномасштабная война наградила украинцев разнообразными фобиями: тут и страх поражения, и страх предательства, и страх потерять своих близких. Но одна из самых ярких военных фобий – это страх посмотреть в зеркало и увидеть там своего врага. Уловить определенное сходство между ним и собой. Разглядеть черты, роднящие твою страну с вражеским государством.

Никому не хочется, чтобы сегодняшняя Украина хотя бы отдаленно напоминала Российскую Федерацию. От сходства с путинской Россией стремятся уйти, словно от больного проказой. Вот только само понятие "сходство с врагом" может толковаться нашими соотечественниками по-разному. 

Одни из нас убеждены, что "быть похожими на Россию" – это разговаривать на том же языке, что и россияне; слушать песни тех же исполнителей , читать книги тех же авторов и смотреть фильмы тех же режиссеров.

А другие уверены, что "быть похожими на Россию" – это практиковать такое же отношение к демократии и либерализму, к правам человека и свободе слова, к вмешательству государства в жизнь своих граждан и т. д. 

Первый подход можно назвать национально-культурным, второй – ценностным. И в зависимости от того, какой из двух подходов считается приоритетным, одна и та же ситуация может интерпретироваться как уподобление врагу или как отсутствие общих черт с ним.  

Приведем характерный пример. Во второй половине  2010-х в кадыровской Чечне родился новый пропагандистский жанр: покаянные видео. Чеченские силовики заставляли провинившихся в чем-то людей извиняться перед Рамзаном на камеру. Вскоре эта унизительная практика распространилась по всей России. А затем она была экспортирована в Украину – и оказалась востребована во время большой войны. В публичном пространстве регулярно появляются вынужденные покаяния россиян и украинцев, которые сказали что-то не то, пели не те песни и т. п. Скажем, весной 2022-го популярный новостной ресурс сообщает о девушке, которую "заставили записать видео с извинением". А летом 2023-го тот же самый ресурс рассказывает о парне, который "записал извинение". Но первая новость касается вражеского государства и подается в негативном ключе, а вторая новость – отечественная, и, соответственно, преподносится с одобрением.

Возникает вопрос: роднит ли подобная практика нас и нашего врага? Ответ зависит от того, какими критериями мы будем руководствоваться. 

Если взять за основу ценностный подход, то сходство с РФ, к сожалению, очевидно. В Европе или США трудно представить свободного гражданина, который под давлением силовиков записывал бы унизительные видео с извинениями. А для Украины, как и для вражеской России, это норма. 

Но если вооружиться национально-культурным подходом, все выглядит иначе. На первый план выходит принципиальная разница: россиян принуждают каяться за грехи  перед Россией на русском языке, а украинцев заставляют извиняться за проступки перед  Украиной на украинском. Значит, сходства с врагом нет.

Общая динамика дистанцирования от РФ после 24 февраля 2022-го тоже выглядит по-разному, если оценивать ее с помощью альтернативных маркеров.  

Национально-культурные маркеры подтверждают, что с начала полномасштабной российской агрессии пропасть между Украиной и Россией неуклонно увеличивается. Большая война дала мощный импульс национальной эмансипации, и за полтора года в Украине стало гораздо меньше памятников Пушкину, улиц Толстого, книг Марининой, песен Лепса и тому подобного. 

Однако ценностные маркеры подталкивают к другому, менее приятному выводу: по некоторым критериям разрыв между нами и нашим врагом не только не увеличился, а, наоборот, частично сократился. Поскольку последние 20 лет РФ была для украинцев эталоном несвободы – а большая война потребовала серьезного ограничения гражданских прав и свобод и от Украины. 

Ничего уникального в этом нет: жестокие войны часто способствуют некоторому размыванию границ между демократиями и автократиями. Например, Джордж Оруэлл, никогда не бывавший в СССР или Третьем рейхе, по большей части списал свою Океанию с Великобритании военного времени, и пресловутое Министерство правды – это пародия на антинацистскую BBC, где писатель работал в годы войны. Поэтому не стоит удивляться, что сейчас мы в чем-то ближе к авторитарной России, нежели перед полномасштабным вторжением.

До 24.02.2022 Украину отличала от РФ бурная политическая жизнь и регулярные конкурентные выборы. Но из-за вражеской агрессии отечественная политика оказалась фактически заморожена, и провести очередные парламентские выборы в октябре 2023-го невозможно. Козырь, которым украинцы привыкли бравировать перед россиянами, отнят у нас на неопределенный срок. 

До 24.02.2022 Украину отличала от РФ почти неограниченная свобода слова. Но из-за вражеской агрессии пришлось закручивать гайки, стремиться к унификации информационного пространства, прибегать к цензуре и самоцензуре. В результате множатся жалобы на единый телемарафон – и хотя до российской пропаганды ему очень далеко, прежнего превосходства над Россией уже не ощущается. 

До 24.02.2022 Украину отличали от РФ масштабы государственного вмешательства в частную жизнь граждан и несоизмеримо меньшая роль силовых органов. Но после российского вторжения ситуация изменилась, и нашу традиционную вольницу пришлось урезать. При всем желании трудно утверждать, что мобилизация в Украине проходит намного либеральнее, чем во вражеском государстве. 

Разумеется, мы можем утешать себя тем, что для России всевозможные ограничения и запреты – это базовое состояние, а для Украины – нечто чрезвычайное, вынужденное и временное. Но, как бы то ни было, в разгар войны рассуждения о свободе, либерализме  и демократических ценностях приобретают скорее теоретический характер. Сегодня отечественная свобода – это своеобразная облигация, которую государство должно погасить после победы. До тех пор нам придется жить в пространстве относительной несвободы, видеть в зеркале отдельные черты нашего врага и пытаться чем-то их заслонить. 

А потому нетрудно спрогнозировать, что ценностные маркеры в Украине будут  постепенно вытесняться национально-культурными. О правах человека страна будет  вспоминать все реже, зато о деколонизации и дерусификации – все чаще. Поскольку в первом случае украинцев может огорчить возросшее сходство с РФ, а во втором случае можно радоваться тому, что сходства с Россией становится все меньше и меньше. 

Благодаря национально-культурной эмансипации удовлетворяется спрос на несхожесть с врагом – спрос, который во время войны проблематично удовлетворить за счет демократии и гражданских прав. Однако зачастую форсированная эмансипация требует жестких антилиберальных методов, напоминающих российские. В свою очередь любое сходство с РФ увеличивает потребность в форсированной деколонизации и дерусификации – чтобы как можно больше отличаться от врага.

Если из-за войны Украина вынуждена закручивать гайки в российском стиле, то пусть у нас хотя бы не слушают Цоя, как в России: но чтобы в Украине не слушали Цоя, необходимо закручивать гайки в российском стиле. По сути, это замкнутый круг. И выход из него не просматривается до украинской победы в войне.

Михаил Дубинянський