Правда выживает, когда за неё есть кому бороться

Комитет защиты журналистов вручил Международную награду за свободу печати CPJ International Press Freedom Awards. Среди лауреатов – главный редактор "Украинской правды" Севгиль Мусаева.

Это текст ее речи на церемонии 17 ноября в Нью-Йорке.

"Вашего друга нужно одеть. Нужна чистая одежда, носки, белье. Можете передать все завтра".

Утром из машины принесли черную дорожную сумку Patagoniа. И я долго не могла решиться открыть ее. Мне казалось, что я нарушу личное пространство Брента, которое он всегда так защищал.

Сделав глубокий вдох, я все же решилась потянуть за молнию. 

Вещи внутри пахли свежей стиркой, и этот запах сразу ударил мне в голову. Я выбрала коричневую футболку, коричневые брюки, носки тоже под цвет. А потом на дне сумки нашла еще теплую рубашку. И решила, что в рубашке ему будет теплее. 

"Господи, какое это имеет значение, я везу эти вещи в морг", – вдруг поймала себя на мысли.

Это запись в моем дневнике, который я веду с начала полномасштабной войны. 

Она сделана 17 марта, день войны 22. И называется "Брент". 

Это была первая запись за 4 дня с того момента, когда я узнала, что под Ирпенем погиб мой коллега и одногруппник, документалист Брент Рено. 

День 123, 26 июня.

В четыре утра проснулась в тревоге, снилось, что над центром Киева летает крылатая ракета. Выпила воды, уснула. В 6:20 очнулась от взрывов. Дым в центральной части города был виден из окна, ракета попала в жилой дом. 

Эти уже почти девять месяцев войны я чувствую себя Робинзоном Крузо, который оставлял засечки каждого прожитого дня, чтобы не потеряться во времени. И хотел выжить.

Украинскому журналисту еще сложнее – его засечки рассказывают о том, как выживает огромная страна, его страна, которую пытаются уничтожить на его глазах.

Эти месяцы я часто думаю о языке войны. Как рассказать о ней так, чтобы передать всю боль и трагедию, которая происходит в моей стране каждый день? Есть ли слова, которые могут остановить войну? Есть ли слова, способные описать это горе?..

Люди в освобожденных селах и городах, с которыми я встречалась вскоре после прихода украинских войск, говорят на своем языке. Это похоже на исповедь, лишенную страха. 

Горе в формальдегиде. В этом одновременно столько простоты и силы духа, что тебе, слушая их, стыдно плакать. Плачешь уже потом, над диктофонными записями. 

Когда возвращаешься к тем же людям, в те же города через время, замечаешь, что их язык меняется. Их рассказы о случившемся обрастают легендами. Горе улетучивается, потому что жизнь побеждает. 

Из рутины войны тебя иногда выбрасывает в другую реальность. 

Перед моим отъездом из Киева в нашем офисе пропал свет. И мы почти час пытались наладить старлинк, подключив его к генератору, потому что людям нужны наши новости. 

После очередной безуспешной попытки я сдалась и вышла на балкон. 

В здании напротив находится гимнастическая школа и несколько десятков маленьких девочек как раз выполняли свои упражнения с обручами и лентами. У них, в отличие от нас, был свет, и я порадовалась. 

Несколько минут я наблюдала за этой картинкой из другой жизни, словно за чудом, которое внезапно ворвалось в страшную действительность.

Война – это всегда про выбор, который приходится делать ежедневно, а журналисту – постоянно. 

Публиковать или нет списки русских военных в тот момент, когда они находятся в нескольких километрах от семей твоих сотрудников? Рассказывать ли о друге, который попал в плен и его пытают, но родители против, потому что это может навредить? 

А еще ты часто спрашиваешь себя: гражданин ты больше или журналист? 

"В армию иду не из-за чувства вины и не из-за долга. Это о достоинстве, за которое украинцы борются уже несколько столетий. У меня нет другой страны и никогда не будет", – это отрывок из письма читателям "Украинской правды" нашего репортера Эльдара, который стал солдатом.

Десятки украинских журналистов сегодня выбрали для себя – воевать.

За девять месяцев войны в Украине погибло 42 журналиста. Среди них и те, кто ушел воевать, и те, кто рассказывал правду об этой войне. Среди них – мои друзья.

"Каждый фотограф мечтает сделать фотографию, которая могла бы остановить войну", – написал как-то Максим Левин, застреленный российскими военными 13 марта под Киевом – в тот же день, когда погиб мой дорогой друг Брент Рено. 

И я верю, что он бы мог ее сделать. 

Когда погибает журналист, вместе с ним погибают и его нерассказанные истории, ненаписанные книги, неснятые фильмы, недорассказанная правда. 

И тем больше ты хочешь сделать все возможное, чтобы правда жила. Погибшие друзья продолжали жить в твоей работе. В память о Георгие Гонгадзе, Павле Шеремете, Бренте Рено, Максе Левине и других журналистах.

"Ты можешь убить гонца, но не послание", – так называлась кампания, посвящённая убитой в 2017-ом году мальтийской журналистке Дафне Каруана Галиции.

Правда выживает, когда за неё есть кому бороться. 

А значит, найдутся слова, которые смогут остановить и эту войну. 

Севгиль Мусаева, УП