Радикальные реформы – обязательное условие победы Украины и превращения ее в "центральноевропейского тигра"
Спецпроект НАПК "UKRAINE NOW. Візія майбутнього"
Украина заполучила уникальный шанс стать действительно независимой европейской страной, потому что сегодня ее поддерживает весь цивилизованный мир. Мы должны воспользоваться этим шансом, а это значит не только победить в войне с россией, но и провести (а в некоторых случаях – завершить) важные реформы.
Только быстрые радикальные изменения позволят Украине восстановиться и превратиться в ведущую страну Европы, в настоящего "центральноевропейского тигра".
Об этом мы говорили во время интервью для проекта НАПК.
С исторической точки зрения одна из самых больших ошибок, которую мы сознательно или бессознательно допускаем – смотреть на Украину в тени россии. Мы привыкли к этому, считая, что украинская история тесно связана с российской.
На самом деле российский фактор в украинской истории достаточно поздний. Это фактор последних 200-300 лет (в зависимости от того, как считать). Мы забываем, что к тому времени Украина была частью другого пространства. Если говрить в общих чертах, то речь идет о пространстве старой Европы.
Установленный факт: 75% всех браков детей киевских князей древней Руси были браками на Запад, в католические страны, а не в Византию или на Восток. И Русь, и украинские земли после Руси были тесно связаны с европейским континентом, с тем, что мы называем католической или Западной Европой.
Наибольшее влияние на современную политическую культуру Украины оказала культура Речи Посполитой. Как хорошо сказал Игорь Шевченко, гарвардский византолог, когда речь идет о влиянии Польши, на самом деле это не влияние Польши, это Запад пришел в Украину в польской одежде. И это влияние продолжалось до Второй мировой, если брать Галицию, и до Первой, если брать остальную часть Украины.
Поэтому риторика путина, что Украина – это часть "вражеского" Запада, имеет смысл. Исторически мы действительно больше связаны с Западом, чем с россией.
Если говорить об исторических реалиях, то украинцы не только разрушали, но и строили империю. Первые поколения украинской козацкой старшины и украинского духовенства активно строили империю, прокладывали ей путь к мировому могуществу, считая эту империю своей.
Блестящую карьеру сделали потомки козацкой старшины в Петербурге, о чем, например, Шевченко пишет в поэме "Сон". Здесь возможно сравнение с шотландцами, столь же активно строившими британскую империю.
Украинцы действительно начинали, как шотландцы. Но ирония истории состоит в том, что мы начали, как шотландцы, а закончили, как ирландцы, у которых главной целью было оторваться от Британии.
Надо показать это изменение: как украинцы из строителей империи превратились в ее разрушителей. Мы очень часто думаем в категориях "или – или", а в украинском случае это и одно, и другое – украинцы и строили империю, и разрушали ее.
Украинцы вышли со своим языком, культурой и своим видением этой империи. Они строили империю по европейскому образцу. А европейские образцы не очень подходили этой империи.
Главная идея козацкой старшины – ограничение центральной власти, по образцу Речи Посполитой, где короля выбирали, и он правил, но не властвовал. Но их попытки создать империю по такому образцу провалились.
Ведь российская империя не предусматривала ограничения власти правителя. Он был самодержавцем, и попытки превратить империю в конституционную монархию пришли поздно – только после революции 1905 года – и продлились слишком мало.
Все попытки украинских патриотов строить собственные организации завершались провалом из-за правительственных запретов и репрессий. Мы часто обращаем внимание на слабость украинского движения и пытаемся найти причины.
Я же задаю вопрос иначе: "Если украинцы потерпели поражение, то какое движение было успешным?". Я не знаю ни одного успешного национального движения, может, за исключением Польши, из-за численности и организованности польской элиты. Но остальные движения на пространстве российской империи были слабыми, потому что общество было слабым и слабо организованным.
В российской империи были подданные, но не граждане. Было традиционное патриархальное общество, где роль патриарха исполнял император. При таких обстоятельствах слабыми были не только национальные движения на окраинах империи, но и российские партии в центре. Были ли кадеты сильными? Октябристы были сильными? Даже большевики были исключительно слабы.
Украинскому движению после падения империи не удалось построить и удержать свое государство. Называют разные причины, но сейчас историки все больше говорят, что главные заключались не столько во внутренних слабостях, сколько во внешних обстоятельствах.
Проблема состояла в том, что украинское движение не имело геополитической поддержки. В начале 1918 года украинское движение вступило в союз с немцами, чтобы спастись от большевиков. Это наложило на украинское движение печать германофильства.
А Германия первую мировую войну проиграла, и украинцы из перспективы победителей-стран Антанты очутились в лагере проигравших.
Я почти уверен: если бы немцы победили в 1918 году, то украинское государство удержалось бы. Мы бы сейчас праздновали не 30-летие украинского государства, а 100-летие.
То есть это злая шутка плохой политической географии, в которой оказалась Украина. Поэтому важно подчеркивать, что теперь впервые за последние 100 лет у украинского вопроса есть геополитическая поддержка. Это феномен, который нельзя недооценивать и который является одной из предпосылок нашей победы.
Но почему украинцы являются одним из самых бедных государств в Восточной Европе, почему нам не удается из бедности выйти – это уже другой вопрос. Это не вопрос существования самого государства, это вопрос реформ в этом государстве.
Польша тоже была в коммунистической системе, но она не была так изолирована от Запада.
"Отец польских реформ" Бальцерович в молодости был на стипендии Фулбрайта в Америке. Мог ли кто-нибудь из украинских советских экономистов поехать на Фулбрайт в Америку?
Все разумное и активное в советском союзе должно было быть в москве, в худшем случае – в Ленинграде, но почти никогда – в Киеве или Минске, разве что в качестве исключения. И эта провинциализация таки повлияла, потому что в 1991 году почти некому было осуществлять реформы в Украине.
Главной задачей Украины в 1991 году было удержать независимость, несмотря на существовавшие угрозы, в частности российские. И это удалось. А вопрос реформ был значительно более поздним, когда в Киеве исчезла эта провинциальность, когда появилось первое поколение таких реформаторов.
Следовало пройти определенные стадии роста. Реформы можно было начинать в 2000-х годах, во времена Ющенко. У него были шансы стать украинским Бальцеровичем. Здесь уж действительно можно выдвигать законные претензии, в частности персонально к Ющенко: на него как экономиста была большая надежда.
Есть две причины, почему у нас долго не складывалось с реформами. Во-первых, россия нас слишком отвлекает от реформ, потому что тяжело внедрять их, когда есть опасность. Во-вторых, украинское движение традиционно было сосредоточено на вопросах культуры.
Обсуждение экономических вопросов в нем мало присутствовало, может, за исключением Франко и первого поколения национал-коммунистов: эти люди умели думать категориями экономическими. В целом украинское движение было литературным.
Обратите внимание, что большинство наших лидеров – это поэты, писатели, литературные критики. Это то, что Липинский назвал "литературной Украиной". Она больше сосредотачивалась на вопросах культуры и языка, ее модернизационный потенциал был достаточно слаб.
И это отражает определенные реалии: украинцы были негосударственной крестьянской нацией, которой приходилось отстаивать свою идентичность перед угрозой со стороны государственных наций – не по собственному выбору, а вследствие обстоятельств – а вопросы экономические были "за пределами возможного".
Струя экономического мышления стала возможной, когда в украинское движение вошли другие категории, а не только поэты, писатели, литературоведы.
Одно из условий нашей победы – продолжение или завершение очень радикальных реформ.
Я надеюсь, что если Украине после войны будут оказывать помощь, то только взамен на реформы.
Очевидно, что ключевой политической реформой является судебная. Я всегда повторяю, что судебная реформа – это та игла Кощея, не сломав которой мы не преодолеем главные проблемы Украины, в частности выход из зоны бедности.
Я считаю, что все: причины исторические, колониальность, сложное состояние провинциальной элиты, зацикленность украинской национальной идеи на литературе и языке, филологии, наше неумение или нежелание довести реформы до конца – все это "подарок прошлого".
Нынешняя война, конечно, является катастрофой. Но она создает возможность преодолеть прошлое.
Поэтому считаю и все время это повторяю: для нас стратегическим решением является преодоление этого прошлого. Украина многое сделала, но, к сожалению, недостаточно.
Если говорить об исторических примерах, то первое, что приходит на ум – это Израиль, страна, которая развивается в условиях постоянной угрозы. Сходство состоит еще и в том, что Украина, как и Палестина, находится в зоне большого геополитического пограничья. Происходящее в таких странах имеет влияние на ситуацию во всем мире.
Второй пример, который приходит в голову – это Польша. Ибо все-таки исторически мы ближе к Польше, чем к россии. Я думаю, польский опыт, в частности конца 80-х годов, для нас должен быть очень важным.
При этом я должен сказать, что Украина не может повторить пример Сингапура. Это контрпример. Ли Куан Ю – герой для многих реформаторов, но он проводил модернизацию Сингапура очень авторитарным способом. Его личный пример служит оправданием для многих авторитарных правителей, но Ли Куан Ю – скорее исключение, чем правило.
Как сказал Дэни Родник, гарвардский профессор политической экономии: на одного Ли Куан Ю приходится 100 Мобут. Напоминаю: этот пришедший к власти в результате переворота правитель Заира правил страной 22 года – почти как путин – и привел ее к полному экономическому упадку.
То есть для Украины не подходит способ проведения реформ авторитарным методом, насаждения сверху.
В первую очередь нужно иметь другую историко-культурную атмосферу, как у нас говорят, менталитет. Сингапур является конфуцианской страной с конфуцианской этикой, где правителя, старшего отца или старшего брата уважают и слушаются почти безусловно.
Украина – не конфуцианская. У нас авторитарная модель не работает. Попробовали дважды при Кучме и Януковиче – не работает. Поэтому все-таки мы ближе к польскому случаю, показывающему, как гражданское общество организованно отсылает свой десант во власть, приходит во власть и меняет страну.
Итак, для меня близки примеры Израиля, Польши, США, а не россии, Китая или Сингапура. Формула проста: в результате кризиса – войны или революции – в стране к власти приходит новый политический класс, имеющий политическую волю провести радикальные реформы как экономические, так и политические.
Одна из опасностей, связанных с победой в этой войне – это то, что у нас будет соблазн авторитаризма, может, даже легкого, условно говоря, "зеленого". Приблизительно как Порошенко – "сладкий", но авторитаризм.
Я просто боюсь, что снова будет не проведение, а имитация реформ. Теоретически это не исключает, что имитация в конце концов приведет к их проведению – как говорят американцы, fake it until you make it. Но я надеюсь на приход к власти группы реформаторов, которая действительно должна менять страну, не делая вид, а зная, что она делает.
Одной из самых больших проблем Украины было то, что из Майдана не вышел отдельный политический проект. По сути, все вышедшие из Майдана политические лидеры интегрировались в старые политические партии вместо того, чтобы создать новую.
Волнует, что чем дольше будет война, тем больше эта парадигма может отходить на второй план. Украине просто придется уже не реформироваться, а выживать. Тогда наше государство будет отброшено еще дальше от той цели, которая у него была. У нас появилось окно возможностей, но любое окно не может быть открыто долго.
Меняться нужно уже в ближайшее время. У меня есть впечатление, хотя могу ошибаться, что сейчас время начнет играть против Украины, а не за.
Считаю, что переписывать историю нужно. Это неизбежно. И не потому, что история – это какая-то служанка политики, меняющаяся каждый раз с политическим режимом, который она обслуживает. Я считаю, что история – это способ ответить на неотложные вопросы современности, используя историю и ее примеры как подсказку.
Сейчас главная задача Украины, украинских учебников – суметь выписать Украину из российского контекста и вписать ее в другой, более широкий. Очевидно, для многих из нас этот контекст европейский. Мы это делали в 90-е годы.
По моему мнению, этот контекст хороший, но недостаточный. Мы – глобальное государство сейчас. Ведь то, что происходит сегодня в Украине, оказывает влияние почти на каждую точку мира. Поэтому контекст украинской истории должен быть глобальным. Соответственно, когда мы ищем модели развития Украины, мы смотрим не только на ее ближайших соседей, но и на страны Азии, Северной и Южной Америки, Южной Африки.
Одна из проблем украинских политиков состоит в том, что они думают сейчас и сегодня, думают от каденции до каденции. А мышление от каденции до каденции не является стратегическим – это вопрос тактический.
Проблемы, которые возникают перед Украиной, нуждаются в стратегическом решении. Это вопрос не на 5-10, а на 50-100 и более лет. Чтобы было стратегическое мышление, оно обязательно должно иметь историческое мышление.
Стратегия невозможна без обращения к истории. История – это репозитарий подсказок для мышления стратегического.
Для меня очень важно, чтобы мы поняли проблемы Украины, что мешают нам осуществлять реформы.
Если наши школьники учат козачество, они должны воспринимать козачество не только как борьбу за национальное освобождение и национальную волю, но и как носитель определенной политической культуры, которая делает нас близкими к Западу и не похожими на россию.
Я считаю, что действия Министерства образования последних лет – ликвидация разделения украинской истории – очень позитивны. Теперь осталось только вписать Украину в глобальный контекст.
Я не говорю, что это все быстро. В среднем период трансформации длится 50 лет. Но очень важен выбор стратегии этих изменений.
"Стратегия улитки" или черепахи – уверенно, но медленно – не работает. Это стратегия стагнации, потому что изменения происходят либо очень медленно, либо слишком поздно. А для государств, таких как Украина, экономически отсталых, должна быть стратегия прыжка – то, что называется "прыжок лягушки", как говорил Александер Гершенкрон.
Ключевое условие очень простое: прыжок организуется приходом к власти нового политического класса, который готов, умеет и хочет делать этот прыжок, делать радикальные реформы.
То, что было в Америке в конце XIX века, то, что было в Польше в конце 1980-х годов, очень важно. То, что еще не произошло, но, надеюсь, произойдет в Украине. По крайней мере, есть все основания.
Это суперважно: в Украине есть целая группа людей, которые не просто хотят проводить реформы во власти, а уже были у власти, набили себе шишки и синяки. Они уже не только хотят осуществлять реформы, но еще и имеют опыт, горький, конечно, но опыт. Это очень важно. На будущее критически необходимо обеспечить второй заход во власть для этой группы реформаторов.
Я не боюсь поражения. Считаю, что можем вынести его за скобки, когда обсуждаем сценарии Украины. Я боюсь, что цена победы может быть слишком высокой.
Другой мой страх: чем дольше война, тем меньшим может быть шанс создать новую Украину. Ибо затяжная война формирует иную повестку дня – не роста, а выживания. Время может работать и за нас, и против нас, против Украины, и этого я действительно боюсь.
Ярослав Грицак, историк, профессор Украинского католического университета
Проєкт "UKRAINE NOW. Візія майбутнього" реалізується НАЗК за підтримки Антикорупційної ініціативи ЄС (EUACI) – провідна антикорупційна програма в Україні, що фінансується ЄС, співфінансується і впроваджується Міністерством закордонних справ Данії.
Мета проєкту – окреслити бачення розвитку України після перемоги у війні з росією. В інтерв'ю з відомими українськими діячами, мислителями та лідерами думок ми шукаємо відповіді на питання про те, як змінюється держава сьогодні та якою вона має стати завтра.
