Ухтыахты, бывшие ахтыихты. Как война изменила наши привычки и ритуалы

Западная Украина набожная. Восточная – нет. Это, а не Бандера, нас всегда отличало.

Моя подруга Людочка, учительница – на Львовщине. Не в первый раз ей говорят: 

"Це все тому, що ви там у себе в Бога не вірите. До церкви не ходите, а згадуєте тільки, коли вінчатися, хрестити та відспівувати треба".

Дочь Надя маленькой, когда мы ее таскали в Польше по костелам, до войны, до коронавируса, спросила, есть ли люди, не верящие в бога, и как они называются.

Услышав ответ, переспросила: "Как-как – ахтыихты? А те, кто потом поверил – ухтыахты?"

Ухтыахты верят во все. Не только в бога. Ухтыахты боятся. Например, строить планы на день. Раньше любил строить планы. Просыпался, строил планы. На день. На неделю. На месяц.

На 24-ое февраля у меня тоже были планы. Проснулся в полпятого, я всегда рано просыпаюсь. С 24-го февраля все ситуативно, по обстоятельствам.

Ухтыахты цепляются за ритуалы. Ритуалом может стать все. Каждый день пишут: "Как вы и ваши?" Каждый день отвечаю: "Спасибо, в порядке. Как ваши и вы?" 

– Тоже нормально.

Язык страха осторожен. Нельзя писать или говорить, что все хорошо. Потому что в любой момент может стать плохо. И ты своим "хорошо" это "плохо" притягиваешь. Оно только и ждет, чтобы ты отвернулся. Нанесет удар в спину.

Поэтому надо тщательно выбирать слова, лучше нейтральные – задобрить "плохо". Не разбудить, пока спит.

Вместо "Все хорошо" – "В порядке". "Сносно". "Нормально". "Более-менее". "Тьфу-тьфу-тьфу" – чтоб не сглазить. Война глазаста.

После нее еще долго этот суеверный язык останется с нами. Будем мыслить на нем, говорить. Но "после войны" – это тоже пока не из сегодняшнего лексикона.

Ухтыахты ищут знаки, подтекст. Тишина, например, не означает тишину. Тишина чревата. В любой момент может взорваться.

Отцовский храп тишину отпугивает. Заглушает обстрелы. Мой тоже.

Вечный вопрос: чтоб не разбились окна, наглухо закрывать или чуть приотворить. Одни пишут так, другие этак. Я затворил наглухо.

Окна старые. Рамы деревянные. Разболтанные. Стекла в них свободно сидят. Ходят. Поэтому хоть затворил наглухо, а будто оставил приоткрытыми.

Найти безопасное место. Все знают правило двух стен. Это прихожая. В прихожей весь день сидеть неудобно.

Безопасное место каждый выбирает субъективно. Интуитивно. Доказывая себе и другим, что тут безопасно точно. Так расположен дом. Комната прикрыта другими домами. Или просто: "Сюда не влетит". Влетает повсюду.

Отец нашел безопасное место. В кресле. В углу. Под стеклянными полками. Не каждый раз выходит в прихожую во время тревог. Ноги болят. Тяжело вставать. Только если упросишь. Настоишь на своем. Вечный вопрос. Настаивать, ссориться, довести до приступа. Скорая не приедет. Не доедет. Не дождемся.

В безопасном месте опасно. Сижу там рядом с отцом.

Каждый держит равновесие как может, говорит моя подруга, коллега Ира. Кто-то все время ест. Тем и спасается. Кто-то все время готовит. Муж делится с ней только плохими новостями. Он очень боится. Для него это способ выживания. Выбирает из Телеграм-каналов. Сосед Костя – только хорошими. Но боится тоже. Ира новостей не читает. Ей пересказывают.

Муж не выдержал, уехал из Харькова. Теперь у Иры только хорошие новости. Она не уезжает.

Раньше на праздники желал счастья, здоровья, радости, сил. Теперь – сил, но главное – целых окон, воды в кранах, электричества. Чистого неба. Тихого дня.

Целых окон, правда, уже не желаю. Некому.

Покупая в социальном магазине мятый термос за двадцать гривен, думаешь: "Зачем он тебе?" – и все равно покупаешь. Дома остался такой же, целый – но цел ли дом?

Дома осталась вся жизнь. И ты покупаешь в социальном магазине за двадцать, десять, а то и пять гривен щербатое, чуть поломанное, порченное. Будто на этой основе собрался строить новую жизнь. А на какой еще. Другой основы у тебя нет.

Воздушная тревога – как раньше маска. Сначала все в масках. Потом в метро через одного. Смотришь и злишься на тех, кто без маски. Потому что сам в маске.

Сначала тревога у каждого в телефоне. В очереди орет у всех. Теперь у кого-то одного – так и узнаешь о тревоге.

Масок уже никто не носит. Война отменила.

Людочка: "Сегодня сподобилась купить себе свитерок. Не сказала ни слова, рот не открыла – продавщица говорит: "Я переселенцям віддаю за собівартістю". Я глаза выкатила: как узнала? Она в ответ: "Очі лякані". И добавляет: "Ми так відкуповуємось. Боїмося, щоб сюди не прийшло".

"Захід є Захід, а Схід є Схід, і їм не зійтися вдвох,

Допоки Землю і Небеса на Суд не покличе Бог".

"Та Сходу і Заходу вже нема". Все мы сидим в телефонах, планшетах, ноутбуках, читаем одни на всех новости. Часами. Каждый день. Боясь пропустить хоть что-то. Это самый главный ритуал.

"В результаті російського авіаудару по Нью-Йорку…" В Донецкой области. 

Андрій Краснящих, писатель, преподаватель