Нормандские переговоры и обычные украинцы. Каждому свой мир

– Ты ждешь Нормандских переговоров?

– Я жду Нового года.

Вот такой диалог был у нас утром в день Нормандских переговоров с подругой.

Живём мы друг от друга – шапку бросить. Только она в Украине, а я здесь. Она там зарабатывает себе украинскую пенсию и будущее детям, а я живу здесь в своём доме и не бросаю маму.

Ну, это, чтобы вы понимали, какие у нас официальные версии, почему она там, а я здесь, когда мы в очередной раз сталкиваемся лбами на узком мостике политических разногласий.

Дальше подруга у меня настойчиво расспрашивает, отчего это я не жду Нормандских переговоров? Может быть, я не хочу перемен? Или не хочу снова Украины в Луганск? И мы снова превращаемся в упёртых баранов, одному из которых нужно дать задний ход, чтобы второй всё-таки прошёл вперёд.

И я ссылаюсь на дела, спешку, занятость и кладу трубку. Я тот баран, который сегодня уступил дорогу второму, пусть так.

А вообще, если разбираться глобально, кто ждёт чего от этих переговоров из моего ближайшего окружения? Не слушая ту официальную версию, которую нам регулярно доносят по местному телеканалу.

Мама хочет, чтобы прекратились обстрелы. Она настолько близко пропускает через себя все эти разрушенные дома, ранения и гибель людей, будто с каждой такой новостью теряет что-то своё. Для неё нет чужих домов и чужих потерь в этих сухих сводках.

За каждым попаданием в дом для неё стоит человеческая трагедия, в которой кто-то сегодня будет искать себе кров для ночлега и оплакивать свои потери. Каждая пробитая крыша для моей мамы – это чей-то труд, время, силы, средства и человеческое горе.

Вероятно, когда ты богат, ты можешь не жалеть так уж сильно об одном из потерянных объектов недвижимости, но когда всё твое имущество, твой тыл, твоя память – это твой дом, ты не можешь оставаться равнодушным даже к чужим потерям.

Соседка мечтает о том, чтобы стало что-то ясно. Точнее, чтобы стало, наконец, понятно, кто мы, и кто в этой ясности преступник, а кто союзник.

Её сыном, который все пять лет живёт в Киеве, на прошлой неделе интересовался местный участковый. И от этого ясно, что здесь он уже не свой, и ещё, что сюда ему путь заказан. А ведь дети привозили внука на каждые каникулы, на каждые длинные праздники, и устраивали в отчем доме большой праздник для всех друзей с музыкой до утра, шашлыками и танцами, будто войны и не было. Слишком громко, слишком жизнеутверждающе, но на то она и молодость, вероятно.

И сейчас не ясно, почему вдруг спустя пять лет её уехавшим сыном начала здесь интересоваться милиция, но ясно, что сюда ему уже лучше не приезжать. А это лишние трудности и ограничения. Теперь бабке самой ехать за внуком в Киев и самой его отвозить. И сына она будет видеть реже, а разве есть любовь для неё сильнее, чем любовь к сыну? Вряд ли.

Поэтому она ждёт ясности, чтобы сняли границы, пустили поезда, убрали запреты. Хотя даже ей с её слепой и затмевающей всё любовью ясно, что после жизни в Киеве сын сюда не вернётся даже в свой родительский дом, который любит с самого детства.

Мамочки двух первоклашек не скрывают, что мечтают об Украине. Впереди ещё 11 лет школы, но уже сейчас они думают, что будет дальше? Какое будущее ждёт их детей? Какой диплом и какой страны получат их дети?

Они могут вывернуться наизнанку и дать детям лучшее из возможного здесь, но что-то должна дать и страна – аттестаты, дипломы, рабочие места. Родители сдадут свой экзамен на хороших родителей, подготовят детей, но для какой страны они делают это?

Сын приятельницы мечтает быть архитектором. Но что он будет здесь строить и где найдёт работу с таким дипломом? В "министерстве ЖКХ"? А сможет ли зарабатывать себе на хлеб соседский мальчик, мечтающий стать психологом? Родители сетуют: столько вложено денег в репетиторов, а он им – о психологии. И где он будет психологом? Здесь?! Какие вакансии здесь есть по этой специальности? Только в школе, если здесь нет ни одного международного проекта, в котором можно было бы искать работу?

Знакомая уповает на мир и прекращение войны. Но мир для неё – одна пенсия. И в таком случае, как это звучало бы не грешно, но пусть лучше будет худая война, чем добрый мир. Две пенсии дают возможность жить. Питаться. Покупать что-то. Да, это дорога унижений за пенсией. Но на всё, как оказалось, можно закрыть глаза. На это тоже.

Можно просто не думать о том пути через мост, об очередях, о стрессах в эти 59 дней разрыва между переходами. И покупать масло и хлеб, вино к празднику и лекарства по необходимости. И, конечно, она за мир. Но тот мир, в котором можно будет жить так же, не хуже. Иначе им ведь не выжить.

В доме напротив мечтают о мире. Мире любом – с Россией или Украиной, значения это не имеет. Главное, чтобы единственный кормилец семьи нашёл работу, смог отремонтировать дом и просто жить в нем. Не где-то, как сейчас, работая вахтой, а дома, как жили его отец и дед. Именно в этом доме, на нашей улице, работая в своём городе.

Но что-то поменялось в этом алгоритме – чтобы жить дома, нужно заработать на это где-то. Нужно много работать и уехать, чтобы починить что-то в своем доме, который могли содержать в порядке в свое время и его отец, и дед, имея для этого рабочую специальность, работая на заводе рядом.

Выходит, жизнь дома и работа в своем городе не стоят в одному смысловом ряду сейчас, как раньше.

Так вот они просто за мир, в котором все будут дома, и завтра будет работа.

Моя соседка ждёт мужа из Украины – он служит там в органах, зарабатывает пенсию. Вначале он говорил, что вернётся, как только заработает выслугу. А теперь ясно, что вряд ли он сможет так вот легко ездить отсюда туда за своей пенсией и жить здесь, работая где-то охранником с его свежим прошлым офицера СБУ.

Поэтому для их семьи пусть лучше здесь будет Украина, и не нужно будет таиться, и учить детей не говорить о том, где и кем работает сейчас отец и почему он не живёт дома. А пока они ждут отца и украинского мира, дети носят галстуки своей школы и привычно врут о том, что их отец на заработках все последние пять лет.

В доме рядом "служат" все мужчины. Все пять лет. За эти пять лет они успели выстроить дом, сделать в нем ремонт и поменять две машины. Жена крепко держит в своих сильных руках свой дом и мужиков их семьи. А куда они пойдут кроме "армии"? Как и до войны, рабочими? Сейчас это копеечный труд.

А сын никогда и нигде не работал – только "служил" сразу после школы. Для него нет мирной профессии, нет другой работы и альтернативы. За время "службы" он получил высшее образование, не покидая окопа, купил машину и живёт намного лучше своих сверстников. Да, редко бывает дома, но есть карьерный рост, стабильный доход, уважение. И, главное, ему это нравится.

Убери из жизни её мужчин всё это, что останется? А как же заканчивать ремонт, гараж и бетонировать двор? Поэтому пусть лучше будет Россия, чем Украина с обещаниями амнистии. А лучше не менять ничего, потому что для них именно это время – лучшее.

На конференции докладчик из России, живописуя о местной науке, произнесла странную фразу: "Украинская народная республика, соединив воедино невозможное…".

Примерно это и происходит вокруг: в доме по правую руку всем сердцем ждут Украину, а соседи по левую руку молятся на Россию, а напротив просто живут здесь и сейчас и не хотят ничего менять.

Думаете, такого не бывает? Но мы живём так уже пять лет. Не очень-то таясь друг от друга в своих желаниях.

По крайней мере, именно на нашей улице толерантность имеет самые причудливые формы, когда дети действующего офицера СБУ дружат с детьми местных "военных", и учатся они в одной школе и одном классе, где работает учителем специалист со свежим дипломом о неполном высшем образовании местного образца.

И всё в этой картине реально, возможно и по-настоящему, и, будьте уверены, многое из этого останется точно таким же независимо от того, каким будет исход этой войны и к чему придут на очередных переговорах.

Среда и люди здесь тягучие, инертные, трудно привыкающие к новому и принимающие любую реальность, не в силах поменять её.

Знакомая вернулась с рёбёнком с соревнований в России. Всё было официально, с письмами из "министерств", но за свой счёт. Так бывает, когда турнир официальный, но оплачивают его родители. Но дело не в этом, дорога в Россию была очень долгой, очень мучительной, и ожидание на местной границе затянулось сверх меры. На соревнование все опоздали, хотя ехали с запасом времени.

Но разве от исхода переговоров может поменяться психология маленького человека, который в кои-то веки занял высокий пост и отвечает за что-то? И такой шанс в его жизни представился ему всего лишь раз, и от его воли и решения зависит всего лишь этот несложный аспект – пускать или нет, махнуть рукой или задержать, но именно в этом вся его жизнь сейчас. Таких вот – тысячи. И все они, поверьте, против перемен.

Каждому из нас даются в жизни какие-то шансы. Иногда мы их не замечаем, иногда не используем в должной мере. Но каждый получил с этой войной шанс доказать что-то самому себе. Хотя это не имеет к переговорам уже никакого значения.

Анна Восточная, Луганск, специально для УП

Колонка – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст колонки не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ній піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора колонки.