Что общего у Кремля и Белого движения

Я часто слышу о том, что в Крыму любят не Россию, а только российские деньги. И что люди поддержали аннексию в погоне за длинным рублем, должностями и статусом.

Честно говоря, это полная ерунда.

Это очень удобно – думать о том, что ты Д’Артаньян, а все вокруг – невесть кто. Избавляет от рефлексий. Потому что принято считать, что убеждения и идеалы могут иметь одни только Д’Артаньяны, а все остальные обязательно сражаются за бабло.

На самом деле этот мир намного сложнее. И чаще всего по обе стороны баррикад примерно в одинаковом соотношении стоят те, кто "за бабло" и те, кто "за идеалы".

Многие мои знакомые в Крыму искренне рады смене гражданства полуострова. А многие мои знакомые крымчане уехали в Украину именно потому, что этой самой смены искренне не приемлют.

И сводить все только лишь к "печенькам" Кремля и Банковой было бы наивно.

Майдан и "крымская весна" запустили новый виток противостояния. И это противостояние двух ценностных систем. Одна из которых – просоветская, а другая – постсоветская.

На стороне каждой из них могут быть подонки и герои, трусы и аскеты, приспособленцы и романтики. И именно поэтому сравнивать надо не людей по обе стороны баррикад, а сами баррикады.

Кем я стану, когда вырасту

Украинская мечта выглядит приземлено. А именно – вписаться в западный мир. Получить свое место в международном разделении труда.

Если возобладает инерционный путь, то постараться стать очередной Румынией. Если победит амбициозный план, то попытаться стать вровень с Польшей.

Попутно речь идет о том, чтобы сформировать в стране внятные правила игры.

Очертить полномочия государства и следить, чтобы оно не выходило за рамки дозволенного.

Получить безвизовый режим от ЕС и бороться с коррупцией.

Сделать жизнь безопасной, а чиновника – эффективным.

Закрепить сменяемость власти и работоспособность институтов, чтобы нельзя было систему монополизировать.

В общем – довольно скучный перечень, который выглядит вполне себе по-бюргерски. Но в этой приземленности проекта кроется залог его осуществимости.

Российская мечта выглядит куда амбициознее.

Это попытка возродить страну как один из альтернативных западу центров влияния.

Это попытка стать сувереном – в том виде, в котором был сувереном Советский Союз, чтобы принимать решения исходя из собственного понимания закона и целесообразности.

Это идея о создании антизападной коалиции, в которой роль идеологической платформы выполняли бы традиционные ценности.

Но проблема в том, что добиться всего этого в нынешней ситуации невозможно.

Советский Союз мог позволить себе быть центром влияния именно потому, что был промышленным и технологическим сувереном. Потому что производил львиную долю товаров, необходимых для внутренних нужд, внутри страны. Его ресурсная независимость была лишь основанием его промышленной независимости.

Именно это отличает его от России, которая продает западу нефть и газ, закупая на вырученные деньги все остальное.

Шашечки или ехать

В годы Второй мировой во время войны на Тихом океане американцы строили аэродромы на необжитых островах.

Для местных племен американские солдаты были богами, которые не просто спустились с небес, но еще и делились с ними сгущенным молоком, тушенкой и одеялами.

И когда война закончилась, а солдаты улетели – островитяне стали сооружать из веток и листьев копии самолетов и аэровышек. И каждое утро они прибегали к своим "самолетам" в надежде обнаружить внутри консервы и вернувшихся "богов".

В историю эта модель поведения вошла под названием "карго-культ".

Все, что происходит сегодня с Россией – это тоже своего рода карго-культ: попытка добиться результата без понимания того, как устроен мир на самом деле.

Если десять лет вы продаете на запад углеводороды, привозите оттуда все остальное, а часть денег при этом тратите на армию, то в результате вы получите хорошие вооруженные силы и абсолютно зависимую экономику.

Да, эти самые вооруженные силы могут затем аннексировать часть территории соседнего государства. Но эта схема является одноразовой. Потому что после нее вы перестанете быть частью западного мира, и воспроизводить модель уже не получится.

И все разговоры о том, что кризис в российско-западных отношениях лишь подстегнет модернизацию и индустриализацию в стране – это тоже иллюзия. Потому что индустриализация в СССР была возможна лишь в тесном сотрудничестве с западным миром, который в тридцатые годы поставлял фабрики и заводы в обмен на пшеницу.

Условно говоря, утром поставки, а вечером – суверенитет. А в обратном порядке никак не получится, как бы кому этого не хотелось.

Можно, конечно, попытаться построить Советский Союз из громких заявлений и военных интервенций. Но только в долгосрочной перспективе эффективность у этого примерно равна полинезийскому карго-культу.

Крым в обмен на все

Год назад Россия совершила еще одну тектоническую вещь – она дискредитировала саму идею политической борьбы русских за свои права на постсоветском пространстве.

Еще недавно риторика об учебниках истории, русском языке, георгиевские ленты, красные знамена выглядели как часть политического пейзажа тех стран, в которых ими размахивали. А теперь это все воспринимается как часть политики по подготовке вторжения. Еще год назад можно было вести разговор о том, чтобы создавать русскую политическую идентичность в бывших республиках СССР. А после аннексии Крыма все это выглядит как ирредентизм.

Фактически, Москва получила Крым – и потеряла любую возможность для того, чтобы использовать пророссийские настроения в своих политических целях. Потому что любому русскому движению отныне придется дистанцироваться от пророссийскости.

И знак равенства между "русскими" и "Россией" оказался утрачен в первую очередь из-за действий Кремля.

И поэтому вновь повторюсь: я охотно верю в то, что в том же Крыму многие искренне поддерживают Россию. Что дело не в щедрости Кремля и не в жажде конъюнктурной наживы.

Проблема лишь в том, что они хотят ту Россию, которая ресурсно невозможна. Они хотят реинкарнации прошлого, которое кануло в небытие.

Белая армия могла желать для России светлого будущего. Ее солдаты и офицеры не имитировали преданность идее. Но это никак не изменило судьбы Белого движения, потому что в Гражданской войне оно было системно обречено. Такая же история и тут.

Более того – крымская история сломала тот шаткий баланс, благодаря которому нынешняя Россия могла позволить себе притворяться Советским Союзом. Просто потому, что до недавнего времени она притворялась им на внутреннем рынке – до которого всему остальному миру не было особенного дела. А после Крыма и Донбасса все изменилось.

Потому что одно дело, если вы решили подражать Брюсу Ли, купили нунчаки и горделиво крутите их перед домочадцами возле зеркала. И совсем другое – если вы вышли на улицу и дали этими нунчаками соседу по голове.

Первая история не привлечет к вам никакого внимания. Вторая – заставит остальных соседей объединиться против вас. И ресурсно все эти соседи превосходят вас в разы, до всех нунчаками не дотянешься.

Поэтому проблема пророссийски настроенных людей не в том, что они выглядят неискренними. Проблема в том, что они хотят несбыточного. Как говорит один наш современник, если бы у бабушки были вторичные половые признаки дедушки, она была бы дедушкой.

Но их у нее нет.

Павел Казарин, для УП