Адвокат спартанцев

"Не считая этого, миссис Линкольн, как вам понравилась пьеса?" – вопрос, якобы заданный после спектакля, на котором был убит Авраам Линкольн.

Василий пьет чай с баранками, вспоминает все войны, в которых за его голову назначали награды, и ностальгирует по Союзу нерушимому. Вдруг поднимается шум: на смехотворном "нацистском" Евромайдане в Киеве спецназ, его побратимы, якобы избили детей – студентов.

Да ладно! Такого не может быть, потому что быть не может. Но Василий все же собирается, и едет в столицу, развеять сомнения.

Первым потрясением становится то, что животные, которых он опрометчиво считал побратимами, не просто избили студентов: они били их до полусмерти ногами, дубинками, таскали за волосы.

Второе потрясение – прием в палатке ветеранов, которые выставляют человека-легенду на холод, потому что пропуска нет, и ему приходится греться в логове идеологического врага под черно-красным флагом. Враг поит Василия молоком с медом, кутает в теплое одеяло, и хлопает по плечу: спасибо, что приехал, брат!

Василий остается на Майдане. С началом войны вступает в одиннадцатый добровольческий батальон под позывным Сват, и приступает к любимому делу. Когда мы пили кофе на Карачуне после освобождения Славянска, маэстро вкратце изложил свой взгляд на происходящее: "То, что я там дом построил, детей нарожал, – это все херня. Вот здесь я делаю то, что должен делать!".

Сват – тигр войны: он мягко ступает, и быстро действует. Он заставляет оккупантов истерически бояться тишины – больше, чем грохота выстрелов. А темноты – больше, чем вспышек орудий.

Если ты видишь Свата – он видит тебя; если ты его не видишь – возможно, тебе недолго осталось. В общем, Сват – легенда.

Когда убили комбата Александра Гуменюка, – светлая память! – он был в той машине. Сват единственный, кому удалось вырваться из засады русского спецназа ГРУ. Он успел взять бойцов, вернуться, и уничтожить ублюдков.

Интересно, что бы сделал Василий, окажись он в окружении трех батальонов, имея в качестве прикрытия заброшенную автобусную остановку, на которую нацелены "Грады", и двадцать танков?

Думаю, даже он, даже Сват не обрадовался бы такому положению вещей. И сотня таких как Сват, тоже. О призывниках и говорить нечего.

Это я к чему? Да вот, пью кофе с приятелем в Кривом Роге, адвокатом Назаром Вознюком, и смотрю – борода у него поседела. Пару месяцев назад была борода, как у Джастина Тимберлейка, а теперь стала как у Джорджа Клуни.

- Пожалуйста, дайте время. – Устало говорит в трубку Назар. – Еще немного времени. Мы же говорили...

- Я помню, кто что говорил. – Слышно в динамике. – У нас приказ. Поторопитесь. Времени очень мало. – И гудки.

- Кто это, старина?

- Комбат сепаратистов.

Конечно, за таким ответом следует сотня вопросов.

Началось все пару недель назад, 14-го сентября, когда земляк Назара из воинской части 3011 позвонил попрощаться. Их окружили возле села Смелое под Славяносербском. Триста мальчишек-солдат внутренних войск без артиллерии в кольце трех батальонов противника.

Противник – с танками, "Градами", бронетранспортерами и домашней консервацией на пару месяцев беспробудной пьянки.

Стратегическая задача у парней – держать блок-пост – напротив блок-поста ЛНР. Это бывшая автобусная остановка, обложенная мешками с песком. В ней две большие дыры – сепаратисты как-то раз постреляли от нечего делать.

В отличие от трехсот везучих спартанцев, у трехсот украинцев нет Славяносербского ущелья, в самом узком месте которого они могли бы рвать вражеские танки зубами по одному. Так что дело вовсе не в готовности сражаться: если будет бой, то боя не будет – состоится один залп и триста похорон. Не считая этого, стратегическая задача выполняется по сей день.

Назар не захотел прощаться. Слишком много смертей своих друзей он видел в последнее время: в августе черти занесли навестить их в Иловайск, в самое пекло. Он решил, что на этот раз приедет к землякам, и что-нибудь придумает.

Впрочем, по приезду он так и не придумал ничего лучше, чем опробовать в новых экстремальных условиях старые скучные адвокатские трюки. Назар увидел бойцов, поговорил с ними, посмотрел им в глаза. Увидел остановку – их конечную.

Увидел оружие, которым они должны были защищаться, нашел белую тряпку, и пошел в сторону следующего блок-поста, украшенного флажком непризнанной республики.

О чем он думал, пока, щурясь от солнца, шагал по пыльной дороге под прицелом снайперских винтовок? Думал, что понятия не имеет, как выполнит то, за что взялся. Но шел.

Он попросил не описывать в подробностях встречу на блок-посте. Скажем так: следующие несколько часов были самыми тяжелыми – он должен был доказать, что не разведчик и не идиот.

Допрос проходил в лучших традициях, пока нервы у Назара не сдали, и с "поймите-послушайте" он не перешел на криворожский разговорный. А этот язык, с точки зрения когнитивной лингвистики, будет покруче разговорного луганского.

Услышав родную речь, сепаратисты начали прислушиваться к чудаку с белой тряпкой с гораздо большим пониманием и респектом.

В общем, разговорились, пальцы остались на месте. Ими Назар воспользовался, чтобы открыть фотографии своих подзащитных в телефоне.

- Мальчишки... – Говорю я, глядя на экран.

- Вот-вот! Командиры сепаратистов то же самое сказали. – Отвечает Назар.

Он пытается сделать вид, что воспоминания о недавних событиях его забавляют: усмехается и прихлебывает из чашки, но чашка предательски стучит о блюдце.

Второй день в добровольном плену прошел не зря: все три комбата сепаратистов уже всерьез спорили с ним, смотрели снятое на телефон видео – тут Назар просит подчеркнуть: снятое без привязки к местности, не содержащее опознавательных знаков.

На этом видео наши бойцы пытаются завести грузовик, и постепенно обнаруживают, что у них элементарно нет фильтров: перемазанные мазутом, упорные и сердитые, – каждый сельский мужик узнает в них себя в советские годы.

Комбатам впору было пустить слезу, но и этого было бы мало. Украинский блок-пост их командование называло "мухой в сметане", и требовало по рации "разобраться".

Назар насчитал только нацеленных на наш блок-пост целых двадцать танков в "зеленке". И как муха в сметане продолжал барахтаться в поисках волшебного слова, которое в адвокатской практике поворачивает ход всего дела вспять.

"Пускай бегут", – пожимали плечами "Морпех"и "Комбат" – руководители сепаратистских батальонов.

"В любом случае без приказа мы не уйдем: мы – внутренние войска! Будем стоять до последнего", – такими словами Назара проводили наши бойцы, и он, хоть и не без гордости за них, но все же сознавал, что находится в тупике.

Волшебное слово нашлось почти случайно. Это было слово "Майдан".

- На каком это они Майдане стояли?

- На киевском, на каком еще! Это те самые ВВ-шники. Оттуда, заметь, они тоже без приказа не ушли.

Комбат изменился в лице.

- Мы всю зиму за них молились... – Сказал он, нахмурившись.

Сначала речь шла о зеленом коридоре для солдат. Потом говорили о возможности выйти с оружием. К концу третьего дня пребывания Назара в плену сошлись на том, что бойцы ВВ могут выйти со всей техникой до 18-го сентября.

Назар вернулся в Кривой Рог, пришел домой, обнял сына, и поседел. "Вот тут мне стало по-настоящему страшно", – признается адвокат.

С тех пор каждое утро у него начинается со звонков:

- Еще немного, дайте время; делаю все, что в моих силах.

- Времени очень мало, у нас приказ. Поторопитесь.

Новый дедлайн – первое октября. Парни стоят. Под зонтиками на остановке.

Если они получат шанс, например, поддержку тяжелой артиллерии, либо приказ отойти; в общем, если они выберутся, то смогут использовать свою закалку, и станут новыми Сватами, новыми легендами войны.

Вопрос лишь в том, не изменят ли они свой взгляд на вещи, как Сват на Майдане, столкнувшись с жестоким безразличием своих, и заботой чужих? Это очень серьезный вопрос. Я бы даже сказал, что стоит начать шевелить генеральскими усами. Прямо сейчас.

Матвей Никитин, для УП