Встреча на мосту

Анекдот 1981 года. Встречаются два члена Политбюро ЦК КПСС. Леонид Ильич Брежнев, и скажем, Арвид Янович Пельше, как-то после похорон одного из коллег по Политбюро. И вот Леонид Ильич говорит:

- Какие бескультурные люди работают в Политбюро ЦК КПСС!

- Почему же вы так считаете? - говорит Арвид Янович.

- Как почему, - повышает голос Леонид Ильич,- А когда духовой оркестр заиграл, то только я один догадался вдову на танец пригласить.

Я проснулся сегодня с больной головой и тяжелым сердцем. И сразу вы узнаете почему. Вчера я куролесил с друзьями. То есть куролесил я не один, потому что с друзьями куролесить веселее, а одному - скушно. И к тому же, можно прослыть алкоголиком.

Начали мы куролесить в майстерне. Сколько себя помню, мои друзья-художники всегда называли место своей работы именно "майстерней" и никогда - мастерской. В этот раз, то есть вчера, мы пили в майстерне, которую мирно делят между собой художник Олег и художник Саша.

Олег готовил удивительный зеленый борщ и мы его ели. То есть даже не ели, а именно жрали. То есть быстро и даже еще быстрее поглощали тарелку за тарелкой этого гастрономического чуда. Можно конечно сказать, что мы не жрали, а алкали нечто божественно зеленое с белым, то есть, со сметаной. В музыке это, кажется, называется prestissimo. То есть мы ели не в темпе allegro, и даже не в темпе presto, а именно prestissimo.

Но долой гастрономию и музыку. Мы двигаемся к мосту.

Кстати уж замечу, что речь идет о мосте Метро, что соединяет левый и правый берег реки Днепр, что в свою очередь протекает посредине города Киева, который носит гордое звание столицы Украины. И именно в эту столицу вчера приехал из соседней столицы - города Москвы - тамошний президент по фамилии Медведев. Но это - кстати.

Между тем мы покинули гостеприимную майстерню художника Олега и художника Саши, поев борща и выпив водки. Мы, это я плюс мой старинный друг, художник и даже драматург Лесь Подеревянский (среди друзей - Подя), и еще более старинный друг - художник Юра с американским паспортом и майстерней на Бродвее, что в городе Нью-Йорке.

Мы поехали на машине марки Мустанг, которая принадлежит Поде. Сам Подя с нами не пил, потому что был за рулем. И я могу смело предположить, что сохраняя веселую трезвость, он все-таки нам завидовал. Потому что одновременно с нашей рассадкой в автомобиль Подервянский сказал:

- А давайте я поставлю автомобиль и выпью вместе с вами.

Ну и мы ответили в том смысле, что, дескать, мы не фашисты какие-то, чтобы запрещать нашему другу выпить с нами водки или пива, или и водки и пива. И мы поставили автомобиль и сели в нарядном кафе в околокрещатинских дворах. Таким образом, продолжили мы выпивать уже втроем.

Потом мы решили ехать в Гидропарк и там купаться. Сели в метро и поехали. Следует подчеркнуть, что мы часто ездим в Гидропарк купаться. То есть круглый год. И даже когда-то Подя купался 19 декабря, когда температура в Гидропарке достигала минус 15 градусов по Цельсию. И я честно, забыл, сколько это по Фаренгейту. Тогда Подя посвятил заплыв между льдинами моим именинам и Святому Николаю одновременно.

Искупавшись и выпив немного водки (как вы сами понимаете, исключительно в профилактических целях), мы осмотрели этот мини-Лас-Вегас, который круглосуточно веселит киевлян и гостей города огнями и феерверками, ресторанами и разнообразной ужасной музыкой. Насладившись увиденным, мы решили ловить такси.

В этот момент, как вы догадываетесь, должно прозвучать что-то Бетховенское, а еще лучше, первые ноты Первого же концерта Грига для фортепиано с оркестром.

Выйдя на трассу, которая соединяет Левый берег с мостом Метро, мы не увидели машин. Ну, то есть ни одной машины вообще. Трасса была молчалива и угрюмо пустынна. Тут я и подумал, что без Медведева это дело не обошлось.

Мы начали вспоминать, когда же это так перекрывали движение. И я вспомнил, как в Киев приезжал 37-й президент США Ричард Никсон. Потом мы вспоминали других гостей города - от Леонида Брежнева и до Джорджа Буша, через Кучму, Кравчука и Ющенко.

Мы решили, что так не перекрывали улицы никогда. Но тут вспомнили про велогонку мира в мае 86-го чернобыльского года и согласились, что тогда перекрывали как вчера и сегодня.

Короче говоря, мы пошли домой пешком. Я шел впереди, а Подя и Юра в 20-и метрах сзади. Так мы дошли до моста и прошли по нему метров 50-70. И именно в этот момент, когда мы уже прошли по мосту метров 50-70, я услышал какие-то звуки и обернулся.

Вы угадали. Это был Он. Его Высокопревосходительство Президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев.

В какой машине он ехал - я не знаю. Но машин было штук 15. И ехали они со скоростью, кажется, километров 150.

Я человек законопослушный. И когда мне мой президент говорит, что Россия - это главный друг и старший брат - я всегда соглашаюсь. То есть, соглашаюсь безропотно и однозначно.

И, о радость! как раз в тот момент, когда я об этом подумал, я вспомнил картины русских художников-передвижников, и именно те из них, где изображается радость селян при встрече барина. И я, конечно, подумал, что Президенту Медведеву будет приятно осознавать, что в Киеве живут культурные люди, которые видели картины русских художников-передвижников.

Я остановился, повернулся лицом к дороге, снял бейсболку, и глубоко в пояс поклонился. И поклонился я не один раз (как я бы обязательно сделал, если бы в Киев приехал какой-нибудь простой российский министр), по этому случаю я поклонился раз 5 или 6, держа головной убор на вытянутой руке так, что при поклонах он касался земли.

Кажется, у русских это называется "бить поклоны". Вот я их и бил. Кортеж уехал, а мы остались на мосту. Мы - это я с друзьями. Однако вскорости оказалось, что мы не были одиноки на этом мосту. Вскорости - это значит секунд через 5-10.

Оказалось, что кроме нас троих на мосту были еще милиционеры. Они появились внезапно, и один сказал другому, что меня надо немедленно арестовать.

- Давай наручники! - кричал один.

- В тюрьму его! - кричал другой.

Я уже говорил, что я человек законопослушный, и, следуя этой своей врожденной черте характера, я немедленно сомкнул руки так, чтобы милиционерам было удобнее надевать на меня эти самые искомые наручники. Но наручники все не находились и не находились.

Милиционеры продолжали их искать, но я уже вернул себе дар речи. Я сказал, что видимо "они не думают о дипломатических последствиях моего ареста".

"Совершенно очевидно, - продолжал я, - что Президент Медведев сильно озадачен и даже оскорблен отсутствием веселой толпы встречающих его киевлян. Я видел по телевизору, что в России Президента встречают тысячи людей и все радостно машут флажками и выкрикивают здравицы. И вот он в Киеве, а никакой реакции киевлян не видно. И только один я встретил Президента очень дружественной страны как подобает вассалу встречать своего суверена, то есть, барина. Если меня арестуют, то Медведев лично станет на защиту того единственного, кто выразил ему уважение и даже приличествующее случаю подобострастие, к которому он, видимо, уже привык".

Не знаю, что подействовало на милиционеров - то ли моя пламенная речь, то ли мой удовлетворительный внешний вид, но они исчезли явно быстрее, чем появились. Тут подошли друзья, и мы начали обсуждать случившееся.

- Кланялся ли ты как подобает? - спросил я Подервянского.

- И даже более того, - отвечал он.

- Снимал ли ты шапку, и мял ли ты ее смиренно и согбенно? - продолжал я допрос друга.

- Но у меня нет шапки, - возражал он.

- Да как же ты мог! - воскликнул я в сердцах, - Не взять шапку в тот день, когда приезжает сам Президент дружественной державы! Какая бездуховность процветает в стране - стенал я, - так жить нельзя! О времена, - говорил я все более воспаляясь - О, нравы!

Подя заметно осунулся, ощущая тяжесть и справедливость моих слов. Тут я обратился к Юре с американским паспортом, чтобы и он осудил безнравственность поведения друга. Хотя какого уже друга? Уже не друга, а бывшего друга!

Но Юра ответил в том смысле, что ему Госдепартамент США запрещает вмешиваться в украинско-российские взаимоотношения.

Остаток пути мы преодолели молча. И я все думал о высоком, о том, что дружба как раз и проверяется такими событиями. О том, что иногда даже многолетнее приятельство ломается под прессом межгосударственных обстоятельств.

Но есть высшие ценности - думал я. Утром я Поде не позвонил. И он мне не позвонил тоже. Это же надо, шапку он видите ли забыл в такой день! Подонок...

И именно поэтому я встал сегодня с головной болью и тяжелым сердцем.