Новая [не] нормальность

"Думаю, що у 2024 році це питання точно зрушить з мертвої точки", – так бывший секретарь СНБО Алексей Данилов высказывался о восстановлении гражданского авиасообщения в нашей стране. Но 2024-й близится к концу, а пока Украина презентовала только дорожную карту открытия воздушного пространства в условиях военного времени.

Вместе с тем на повестке дня хватает других, более актуальных для нас вопросов.

Как пережить ближайшую зиму, если половина украинской энергетики уже уничтожена агрессором, и РФ с большой вероятностью готовит новые террористические атаки?

Как удержать фронт, сражаясь не только с российской армией, но теперь и с военными КНДР?

Удастся ли привлечь необходимые резервы для пополнения ВСУ, если в тылу остается все меньше мотивированных военнообязанных, а мобилизация становится все непопулярнее?

Сможет ли Украина сдерживать российскую военную агрессию после того, как в Белом доме воцарится непредсказуемый Дональд Трамп?

И уместно ли думать об открытии отечественных аэропортов в такой сложной ситуации?

Кейс с невосстановленными полетами гражданской авиации очень показателен, поскольку именно они в наибольшей мере ассоциируются с довоенной нормой. В начальный период войны публицист Павел Казарин даже назвал открытие аэропортов главным критерием прочного мира:

"До тех пор, пока страховые компании будут считать риски неприемлемыми – украинские аэропорты будут закрыты. Даже если случится перемирие – его устойчивость можно будет мерять наличием или отсутствием авиарейсов. Война закончится тогда, когда начнут летать гражданские борты". 

Раздумывая о возобновлении гражданского авиасообщения до завершения боевых действий, украинское руководство пытается доказать, что и в разгар кровопролитной войны в Украине возможна нормальная полноценная жизнь. Но, судя по всему, война вносит в эти планы слишком серьезные коррективы. И это далеко не единственный подобный случай.

Как минимум с лета 2022 года украинский тыл старается убедить себя, что большая война с российскими захватчиками – это новая нормальность. Что к ней можно и нужно адаптироваться, не ставя жизни миллионов людей на паузу. Но периодически следуют болезненные напоминания о том, что масштабная война на украинской земле – это все-таки ненормально, и полностью привыкнуть к ней не удастся. А то, что обыватель считает успешной адаптацией к большой войне – лишь временная иллюзия.

Сначала жители тыловых городов Украины привыкают к тому, что наше небо надежно прикрыто новейшими средствами ПВО, и враг больше не может нанести нам ощутимого ущерба. А потом оказывается, что противник учится на собственных ошибках, накапливает запасы ракет и ударных дронов, совершенствует свою тактику – и приступает к новому витку воздушного террора. 

Сначала военнообязанные мужчины в тылу привыкают к тому, что оборону на фронте вместо них держит кто-то другой, а они могут расслабиться и абстрагироваться от войны. А потом выясняется, что за долгие месяцы фронт понес значительные потери и остро нуждается в пополнениях. И что у страны нет другого выхода, кроме усиления мобилизации: какой бы непопулярной ни была эта мера.

Сначала наши налогоплательщики привыкают к тому, что финансовое бремя войны в Украине полностью несет на себе коллективный Запад, и заметного затягивания поясов от них не требуется. А потом обнаруживается, что помощь из-за рубежа не покрывает всех отечественных расходов, и Верховная Рада вынуждена голосовать за историческое повышение налогов.

Третий год штатская Украина пытается очертить контуры новой нормы, сопоставимой с довоенной жизнью, но они регулярно разбиваются о военную действительность. И порой перепады между старательным поддержанием "нормальности" и вынужденным признанием ненормальности носят прямо-таки фантасмагорический характер. Как в Покровске, где в июле 2024-го высаживали цветочные клумбы, а уже в августе приступили к эвакуации гражданского населения из города.

Так может ли война стать для обычных украинцев новой нормальностью? Более двух с половиной лет мы нащупываем оптимальный формат военного быта и довольно неуклюже маневрируем между двумя альтернативными моделями: Израилем XXI века и участниками Второй мировой в 1939–1945 годах.

Израильская модель предполагает, что во время войны штатское население должно жить нормальной жизнью, несмотря на все вражеские козни. Чем меньше военная норма отличается от довоенной, тем лучше: тем эффективнее государство справляется с защитой своих граждан.

В разгар войны могут поддерживаться высокие социальные стандарты. В разгар войны границы могут оставаться открытыми. В разгар войны могут функционировать аэропорты и летать гражданские самолеты. Доказано современным Израилем!

Но какой бы соблазнительной для украинского обывателя ни была эта модель, возникает ряд контрдоводов.

Во-первых, Израиль никогда не вел войн такой интенсивности и длительности, как нынешнее российско-украинское противостояние. Во-вторых, Израиль никогда не воевал с настолько мощным противником, как РФ. А в-третьих, к нынешнему бытовому комфорту Израиль шел десятилетиями, и поначалу страна, окруженная врагами, вела весьма аскетический образ жизни.

Противоположность современному Израилю – хрестоматийный опыт СССР, Третьего рейха или как минимум демократической Великобритании в 1940-х. Эта модель подразумевает, что все для фронта, все для победы! За ценой не постоим! Только кровь, пот и слезы! Мобилизация всех и всего, что только можно мобилизовать. Работа на военных заводах по двенадцать часов в сутки. Жесткое карточное нормирование продовольствия. Никаких излишеств и роскошеств, без которых можно обойтись. И так – до полного разгрома противника или до собственной капитуляции.

У этой модели тоже есть сторонники в Украине – преимущественно среди людей в пикселе. Их логику нетрудно понять: если враг не уничтожен, нормальной жизни в стране быть не может. И стремиться к какой-то относительной нормальности в разгар войны – бессмысленно и абсурдно.

Если все фронтовые реалии 2022–2024 годов вполне сопоставимы с кровопролитными битвами Второй мировой, то почему наш тыл должен цепляться за комфортные нормы XXI века?

Но проблема в том, что и в материальном, и в ментальном плане постиндустриальная Украина бесконечно далека даже от Британии времен Черчилля, не говоря уже о тоталитарных обществах Третьего рейха и сталинского СССР.

Попытка одним махом перенести украинский тыл в реальность 1940-х чревата масштабным социальным взрывом. И пока у нас прижились лишь отдельные приметы прошлого: например, комендантский час, рейды военкомов в публичных местах или толпы горожан, укрывающихся в метро в дни массированных ракетных ударов…

Очевидно, в ближайшие месяцы Украина продолжит лавировать между двумя моделями военного быта. С одной стороны, неутомимые поиски новой нормальности. С другой – призывы отказаться от этих поисков и перейти к ненормальной, зато честной и бескомпромиссной войне образца 1939–1945 годов.

Но, похоже, решающим аргументом в этом споре станут не настроения самих украинцев, а возможности нашего противника и позиция наших союзников.

Михаил Дубинянский