Люди и территории
"Для нас програш – це програти свою країну. Хтось каже: "Так, а що важливіше для вас – територія або люди?". Як можна так порівнювати? Все це про людей. Люди важливі, але це не значить, що можна подарувати росіянам 30% нашої землі", – в июльском интервью BBC президент Владимир Зеленский попытался разобраться с непростой дилеммой, порожденной масштабным российско-украинским противостоянием.
Но вопрос о том, что для Украины приоритетнее – территории или люди, – будет возникать на повестке дня вновь и вновь. И уклониться от поисков честного и откровенного ответа вряд ли удастся. Хотя бы потому, что наш враг на этот вопрос уже ответил.
В 2014–2021 годах Россия пробовала воевать за людей – или, по крайней мере, имитировать такую войну. Огромные средства вкладывались в активную пророссийскую пропаганду среди населения Украины. Кремль позиционировал себя как "защитника" сотен тысяч крымчан, донетчан и луганчан. Гибридные военные операции РФ маскировались под самодеятельность местных жителей – отсюда и фиктивные "республики", и фальшивые "ополченцы". Предполагалось, что, овладев умами и душами людей, Москва сможет захватить их страну практически без боя.
Однако все изменилось после 24 февраля 2022 года, когда Кремль предпринял полномасштабное вторжение на нашу землю и столкнулся с ожесточенным сопротивлением. Вопреки российским мечтаниям и ожиданиям, многолетняя пропагандистская работа с населением Украины не помогла воплотить в жизнь планы блицкрига. И тогда идея войны за людей была похоронена, уступив место неприкрытой войне за территории.
Переломным моментом стал штурм Мариуполя – полумиллионного города, который был физически уничтожен в ходе разрекламированного Россией "освобождения". Весной 2022-го Москва продемонстрировала, что захват территории не должен сопровождаться сохранением населения и гражданской инфраструктуры на этой территории.
Такой подход был одобрен подавляющим большинством россиян, и впоследствии государство-агрессор продолжило действовать в том же духе.
В российской картине мира территории намного важнее, чем живые люди. Территория не воспринимается как пространство, предназначенное для проживания людей: она ценится сама по себе.
Овладеть определенной территорией – значит продемонстрировать свою силу, свою власть, свою военную мощь. Территория становится символическим фетишем, и дорожат ей исключительно по этой причине.
Украинские территории, захваченные Россией в 2023–2024 годах, представляли собой почти безлюдные развалины. Однако страну-агрессора это нисколько не смущает и не печалит.
России не нужен ни многолюдный Бахмут, ни живая Авдеевка. Главное, что над уничтоженным населенным пунктом можно водрузить российский триколор и объявить в новостях о великой победе российского оружия. Главное, что в кремлевскую коллекцию добавлен очередной символический трофей, очередной фетиш.
Впрочем, на худой конец можно обойтись и без водружения триколора. Сегодня у России нет сил и средств для захвата Харькова. Поэтому вражеская армия просто терроризирует Харьков, пытаясь сделать его непригодным для проживания гражданского населения.
Систематический террор рассматривается как инструмент дистанционного контроля, как проявление власти над украинским городом.
"Своя" территория – это территория, которую ты можешь очистить от неугодного элемента и сделать безжизненной. И совсем необязательно, чтобы на этой территории появилась какая-то новая жизнь, подконтрольная тебе.
Территориальный фетишизм по-российски фактически обесценил излюбленную концепцию украинских интеллектуалов: использование культурной эмансипации в качестве оборонительного оружия. Долгое время считалось, что если жители юго-востока Украины перестанут говорить по-русски, читать Пушкина и слушать Лепса, то Москва тут же потеряет к ним всякий интерес.
Но теперь агрессор воюет уже не за людей, а за голые территории – и смена культурно-языкового ландшафта никоим образом не защитит украинские города и села от вражеских ракет и бомб.
Своеобразный апогей территориального фетишизма РФ – это кровожадные фантазии о применении ядерного оружия. Показательна не столько реальная готовность Москвы к такому шагу, сколько поддержка этой идеи среди наиболее невменяемой части российского общества. Как следует из результатов июньского опроса "Левада-центра", ядерный удар по Украине одобрили бы 34% респондентов.
Очевидно, что украинскую территорию, подвергшуюся ядерной атаке, захватчик заселить не сможет – на годы вперед это будут безжизненные радиоактивные руины. И тем не менее, каждого третьего россиянина вполне устроила бы подобная "победа".
К счастью, способность России реализовать свои человеконенавистнические мечты в Украине – под большим вопросом. Но есть и другой немаловажный момент: а способна ли Россия заразить Украину собственным территориальным фетишизмом? Может ли враг убедить украинцев в том, что территории важнее живых людей? И что опустошенная, безлюдная, непригодная для жизни земля должна цениться сама по себе – как символ нашей силы и наших военных возможностей?
Определенные предпосылки для этого имеются.
Еще до полномасштабной войны некоторые из нас мечтали о деоккупации Крыма и ОРДЛО, но не желали реинтеграции населения, оставшегося на оккупированных украинских землях. Для этой прослойки общества территории представляли самодостаточную ценность, и оптимальным вариантом выглядело их возвращение в Украину без людей. Чего греха таить, такой настрой имел немало общего с территориальным фетишизмом россиян.
В 2022-м Украина получила опыт яркой победы на практически безлюдной территории – освобождение острова Змеиный. Конечно, многие понимали, что пустынный остров ценен не сам по себе – он важен как ключ к густонаселенному Черноморскому побережью. Изгнание оккупантов со Змеиного означало, что врагу пришлось отказаться от планов захвата Одессы, и что спасены жизни десятков и сотен тысяч одесситов. Но для кого-то оказался важнее красивый символизм – водружение украинского флага на том самом клочке земли, где был послан по известному адресу русский военный корабль.
К сожалению, уже в 2023-м увлечение символизмом вышло нам боком. Временами начинало казаться, что Украина приняла российские правила игры и пытается расплачиваться своими людьми за чисто символические территориальные достижения. В результате мы до сих пор спорим, была ли длительная оборона Бахмута стратегическим или все-таки политическим решением. И оправдали ли скромные результаты контрнаступления на юге ту цену, которая была заплачена за них украинской армией.
Россия захватывает чужие территории. Украина защищает свои. В этом смысле украинское государство никогда не уподобится вражескому. Но мы можем сравниться с нашим врагом частично: если забудем, что территории существуют для людей, а не наоборот.
Проблема в том, что девальвировав человеческую жизнь по примеру РФ, Украина исчерпает собственные людские ресурсы намного быстрее, чем страна-агрессор.
А, значит, мы обречены раз за разом взвешивать на незримых весах наши территории и наших людей. Прикидывать, какую цену допустимо заплатить за освобождение той или иной территории, а какую – нет. Задавать себе максимально неудобные и непростые вопросы.
И один из них звучит так: станет ли настоящей победой деоккупация всех украинских земель, если окажется, что из-за колоссальных демографических потерь жить на освобожденных землях просто некому?..
Михаил Дубинянский
