Искусство обесценивать

"У фронтовика нет времени на соцсети". "Борода подозрительно ухоженная". "Выбрит слишком чисто".

Быть военным в Украине – задача со звездочкой. Всегда нужно быть в шпагате. С одной стороны, ты защитник и герой. Надежда сограждан и будущее страны. Представитель самой уважаемой касты в государстве. Но все это – ровно до тех пор, пока ты хранишь молчание.

В тот момент, когда военный начинает говорить вслух о той же мобилизации, он узнает про себя много нового. Что он выглядит подозрительно опрятно. Что он служит замполитом в тылу. Что вообще-то его задача – воевать, а не рассказывать остальным, как жить.

В общем, все герои погибли. Кто выжил – тот не герой.

Такая ситуация неудивительна. Война меняет правила жизни. Ставит во главу угла коллективное выживание. Возводит в абсолют интересы сообщества. Именно война дает право государству брать гражданина, переодевать в солдата и отправлять его в окопы.

А потому война дарит людям в форме моральное право. Ветеранский статус вписан в общественный консенсус. Военный обменивает персональную безопасность на общественную благодарность, и полученная им моральная прерогатива – сродни компенсации за риски. Безусловно, военная форма не гарантирует святость и экспертизу, но ее наличие усиливает громкость высказывания.

Проблема в том, что на третий год войны в нашей стране хватает тех, кого военные начали раздражать.

Ключевая дискуссия последних двух лет сосредоточена вокруг темы мобилизации. Мы спорим о соотношении индивидуального и коллективного. О социальном договоре и персональной ответственности. В рамках этой дискуссии люди в форме обречены быть в сильной этической позиции. И нет ничего удивительного, что их оппоненты всеми силами пытаются эту позицию ослабить.

Тыл неоднороден и состоит из разных людей. Но отдельное место в нем занимают те, кто не хочет вкладываться в коллективное будущее. Те, кто привыкли говорить о правах и молчать об обязанностях. Им удобно жить за чужой счет – и потому они сражаются с каждым, кто напоминает им об ответственности. Попутно пытаясь говорить от лица всего тыла целиком.

Коллективный ухилянт воюет не аргументами, а обесцениванием. Обвиняет оппонентов в том, что они "штабные", "тыловые" или "ряженые". Он не принадлежит к сообществу фронтовиков, а потому пытается любого неугодного ему военного тоже исключить из этого сообщества. Его задача – не доказать свою правоту, а лишить своего визави морального права.

Ухилянт может пойти в армию и сменить статус. Но ему комфортнее свой собственный статус проецировать на окружающих. Если военный на фото выглядит чуть опрятнее бродяги, то стоит готовиться к нашествию в комментарии разоблачителей: "А скинь видео, как ты бой ведешь!".

Люди – существа не рациональные, а рационализирующие. Они сперва занимают какую-то позицию, а следом начинают подбирать для нее аргументы. Проблема ухилянта в том, что сильная этическая позиция Украины как жертвы вторжения ставит его самого в слабую этическую позицию. Ему не на что опереться в своем нежелании выполнять конституционную обязанность. А потому единственная отдушина у тех, кто пытается избежать армии, сводится к обесцениванию армии.

В нашей стране уже утвердилось пространство двоемыслия. С одной стороны, в рейтинге доверия армия прочно стоит на первом месте. С другой – стало хорошим тоном проклинать ТЦК, которые по сути своей – лишь входные двери в армию. Абстрактные фотографии героических военных собирают десятки тысяч лайков. А интервью военных, которые говорят о необходимости пополнения, собирают не меньшее количество критиков.

Вполне возможно, что эрозия этики может пойти дальше. И тогда мы станем свидетелями обесценивания армии как института целиком. "Армия воюет мясом". "В стране диктатура". "Все ветераны – психопаты". Ухилянт станет искать фундамент, чтобы опереться – и в отсутствие этики попробует облокотиться на "логику". Все для того, чтобы заявить, что армия не заслуживает его службы, страна – его защиты, а ветераны не заслужили быть его побратимами.

Если бы ухилянт мог, он бы давно требовал мирного соглашения. Третьих Минских, заморозки конфликта, прекращения огня. Это подарило бы ему сильную этическую позицию, в рамках которой он противопоставлял бы свой гуманизм ястребиной позиции всех остальных. Его трагедия лишь в том, что всего этого не хочет Москва. Та самая, которая убеждена, что сможет победить Украину на поле боя.

Именно Путин не дает украинскому ухилянту взять верх. Ему попросту некуда приложить свои усилия. Он мог бы сражаться с первопричиной, но вместо этого предпочитает бороться с последствиями. Мог бы противостоять агрессору, но занят обесцениванием тех, кто воюет. Ему очень хочется ощущать себя на правильной стороне истории – и оттого он атакует тех, кто напоминает ему, что это не так.

Бессмысленно обещать "ухилянту", что "воевать будут все". Это лозунг яркий, но нерабочий – большинство мужчин остаются в тылу на любой войне. Но в том и особенность, что каждое решение неотделимо от последствий. У каждого выбора есть этическое наполнение. И если тебе выпал жребий прожить войну в тылу – это значит лишь то, что ты живешь в долг.

Трагедия "ухилянта" в том, что у него нет будущего, в котором он станет нормой. Если победит враг – его ждут репрессии, гибель или мобилизация в армию агрессора. Если мы отобьемся – то новая норма обречена будет строиться вокруг культа нашей войны за независимость.

В рамках этой реальности наступит время возвращать долги. Новой социальной нормой. Общественным уважением. Признанием заслуг и неравномерности жертвы. Возможно, что авторы обесцениваний постараются переписать социальный договор – выписав себе в нем отдельное место. Но им придется делать это тогда, когда ветераны вернутся домой.

И в этот момент в нашей стране появится "самый громкий голос в комнате".

Павел Казарин