Жизнь взаймы
Консоме из слона.
Жареный верблюд по-английски.
Медвежьи ребра с перечным соусом.
Тушеное мясо кенгуру.
Бедро волка с соусом из оленины.
Террин из антилопы с трюфелями.
Так выглядело меню одного из парижских ресторанов на Рождество 1870 года. Кто-то может подумать, что тамошним гурманам захотелось экзотики, но это не так.
Шла франко-прусская война, и Париж четвертый месяц находился в осаде. Когда ситуация с продовольствием стала совсем скверной, на мясо пустили зверей из столичного зоопарка. Это необычное сырье попытались приспособить к нуждам высокой кухни. Но, конечно, готовые блюда были по карману далеко не каждому парижанину.
К счастью, Украина избавлена от подобных гримас военного времени. Обитатели киевского зоопарка не услаждают чьи-то желудки, а радуют детей и взрослых в живом виде.
И все же существует вопрос, который актуален для нас не меньше, чем для тогдашних парижан: а допустимо ли наслаждаться жизнью в разгар изнурительной и кровопролитной войны?
Уместны ли переполненные рестораны в стране, которая подверглась самой масштабной военной агрессии в Европе за последние восемьдесят лет? Можно ли веселиться, следить за модой, путешествовать, угощаться капкейками и пить смузи, когда безжалостный враг ежедневно убивает кого-то из твоих сограждан?
Можно ли получать удовольствие от жизни, если вокруг тебя столько человеческого горя, боли и слез?
"Люди сидят в ресторанах в Киеве, как будто войны у вас нет!" – конгрессвумен Виктория Спартц еще два года назад адресовала бывшим соотечественникам этот упрек. И уже тогда кто-то из украинцев с ней соглашался, а кто-то – нет.
Условные "аскеты" считают, что погоня за жизненными удовольствиями аморальна, когда жизнь сотен тысяч наших защитников поставлена на паузу. Неэтично заниматься шопингом, отплясывать на вечеринках и постить фото с курортов, если в это же время на твоих соотечественников в окопах падают вражеские КАБы.
Но условные "гедонисты" уверены, что наша армия сражается именно за то, чтобы в Украине – вопреки кремлевским стараниям – сохранялась более или менее нормальная жизнь. А понятие "нормальная жизнь" включает в себя и шопинг, и вечеринки, и отдых на курортах, и многое другое.
Как правило, "аскеты" предпочитают более эмоциональную аргументацию. Они делают акцент на неравенстве и на кричащих контрастах – не только между фронтом и тылом, но и внутри тыла.
У жителей Ужгорода и Черновцов возможностей наслаждаться жизнью больше, чем у жителей Харькова и Николаева. У бездетной молодой женщины – больше, чем у мужчины мобилизационного возраста. У состоятельных украинцев – намного больше, чем у бедных.
А если бы мы были одинаково ограничены в комфорте; если бы жесткие запреты распространялись на всех без исключения; если бы население получало продукты по карточкам; то никто не чувствовал бы себя несправедливо обделенным, и в Украине прибавилось бы гражданской солидарности.
На стороне "гедонистов" – более практические аргументы. Можно сколько угодно вспоминать Британию, Германию или СССР 1939–1945 годов, но все это примеры индустриальных обществ. А в Украине 2020-х сохраняется постиндустриальная экономика с преобладанием сферы услуг. Чтобы она худо-бедно работала, люди должны наслаждаться жизнью: покупать как можно больше товаров, посещать рестораны и салоны красоты, развлекаться, путешествовать и так далее.
Таким образом, у любого "гедониста" появляется благовидное оправдание: он не просто получает удовольствие от жизни, но и поддерживает на плаву украинскую экономику, а это позволяет содержать украинскую армию.
Однако в этом мировоззренческом споре есть и третья сторона, чье слово нередко оказывается решающим: внешний враг. Враг, который не оставляет попыток сделать украинскую жизнь невыносимой. Враг, чьи ракеты и дроны не отличают отечественных "аскетов" от отечественных "гедонистов".
Когда нужно пристыдить гражданское население Украины – обычно это делается для оправдания жесткой мобилизации, – многие из наших пропагандистов утверждают, что тыл совсем не чувствует войну и живет в свое удовольствие.
Но когда нужно заклеймить страну-агрессора, те же самые пропагандисты подчеркивают, что украинский тыл почти ежедневно страдает от вражеского террора.
И в этом есть изрядная доля лицемерия: поскольку террористические удары РФ по Киеву, Днепру или Одессе затрагивают тех же мирных обывателей, которых буквально накануне могли обвинять в игнорировании войны и чрезмерном гедонизме.
Благодаря вражескому вмешательству жизнь миллионов украинцев может меняться очень быстро и весьма радикально.
В конце прошлого года публицист Павел Казарин писал об украинском тыле:
"Знаєте, що перше впадає в око, коли виїжджаєш до Європи після двадцяти місяців життя в країні, що воює?
Нічого.
Між вулицями Києва та Варшави, Львова та Праги немає жодної візуальної різниці. Так, спершу ти плутатимеш цивільну авіацію зі звуком ракети, що летить. Звикатимеш до того, що в Європі немає комендантської години. Але в решті реальність західних міст нічим не відрізняється від реальності багатьох українських".
Но чтобы эти строки утратили актуальность, оказалось достаточно пары весенних месяцев – и серии вражеских ударов по украинской энергосистеме. Уже сейчас гул генераторов отличает тыловые города Украины от любого населенного пункта Европы. А зимой 2024–2025 не заметить разницу между Киевом и Варшавой или Львовом и Прагой не получится при всем желании.
Степень жизненного комфорта, доступного штатским украинцам, сильно разнится. Но этот комфорт всегда остается максимально нестабильным и эфемерным. И оттого он приобретает гораздо большую ценность, чем комфорт мирного времени.
Миллионы обитателей украинского тыла не станут добровольно ставить свою жизнь на паузу – хотя бы потому, что завтра их жизнь может быть поставлена на паузу самой войной. Пока этого не произошло, они попытаются взять от жизни как можно больше. В разгар кровопролитной войны они будут веселиться, развлекаться, баловать себя и своих близких. И вряд ли есть смысл упрекать их за это.
Да, тыл – не фронт. По улицам тыловых городов ходят толпы жизнерадостных и вроде бы беззаботных людей в штатском. Но среди этих жизнерадостных людей – будущие мобилизованные, будущие вдовы и сироты, будущие жертвы вражеских атак и энергетического террора. Никто не знает, как они проведут следующую зиму. Никто не скажет, насколько изменится степень их личной вовлеченности в войну. Никто не угадает, кому из них повезет больше, а кому – меньше.
Сегодня они по мере возможностей наслаждаются жизнью. Но если использовать отсылку к творчеству Ремарка, то это "Geborgtes Leben" – жизнь взаймы. Жизнь, которую миллионы украинцев взяли в долг у жестокой войны.
Вероятно, у кого-то из них теплится надежда, что именно к нему война окажется благосклоннее, и ему все-таки не придется отдавать большие и малые житейские радости.
Однако взыскание или прощение долга будет зависеть не от его личных желаний – а от капризной и непредсказуемой судьбы.
Михаил Дубинянский
