Как перестать бояться и полюбить пиксель
Я не рожден для войны.
Я вообще не встречал на войне тех, кто был для нее рожден. В роте, с которой я начинал служить, были школьная учительница, айтишник из Ивано-Франковска и цирковой мим из Киева. Видел в армии трактористов и маркетологов. Бизнесменов и барменов. Владельцев пасек и СТО.
Возможно, дело в том, что я не успел повоевать в кадровой армии. Она выигрывала нам время в 2022-м. Держала фронт, пока стремительно натаскивали всех, кто пришел в военкоматы в первые дни после вторжения. А потом соотношение мобилизованных и кадровых стало таким, что армия превратилась в народную.
25 месяцев назад я судил о войне по фильмам и компьютерным играм. Не повторяйте моих ошибок. Война не похожа ни на то, ни на другое. Мы не стреляем с утра до вечера. Не совершаем подвиги в режиме 24/7. Мы совершенно необязательно выглядим эпично и уж точно не напоминаем ваших любимых киногероев. Когда будут снимать фильм про эту войну – нас не позовут даже в массовку.
А еще я не смотрю телевизор.
Дело не в том, что там нет сюжетов про армию. Проблема в том, что в этих сюжетах нет армии. Те, кто снимают войну, раз за разом попадают в одну и ту же ловушку. В их материалах сверхлюди творят сверхусилия: ежедневно штурмуют посадки, держат оборону втроем против роты, совершают подвиги и мстят за друзей. Героями этих сюжетов можно восхищаться. Их можно боготворить. Но с ними невозможно себя соотнести.
Если бы я смотрел эти сюжеты, то невероятно боялся бы армии. Каждая история напоминает кульминацию блокбастера. Каждый герой – молодого греческого бога. Я бы досматривал каждый материал с удивительной смесью восхищения и стыда. А еще – с острым чувством несоответствия себя увиденному. И да – я был бы уверен, что не рожден для войны.
На самом же деле армейский быт большинства подразделений на 90% состоит из рутины и на 10% – из сверхусилий. Причем рутина – это не только внезапное затишье в окопах. Это ремонт машин и обслуживание техники. Учет и деловодство. Логистика и продслужба. Это огромное количество специальностей, где нужны руки и мозги, мозги и руки. Но в том и особенность, что журналисты привозят из армии рассказы лишь о тех самых 10% сверхусилий, которые внушают зрителю пиетет и страх. В результате – армия попадает в ловушку глорификации.
Медиа создали у страны два противоположных настроения. Первое: "армия – территория героев, которые совершают подвиги". Второе: "я не похож на них, а значит, это не для меня". В результате армия возглавляет рейтинг доверия, улицы завешаны рекрутинговыми билбордами, а люди при этом бегают от повесток.
Те, кто хотели стать героями – давно уже ими стали. Те, кто мечтал о славе и карьере – прямо сейчас добывают одно и другое. Апеллировать к ним бессмысленно, все эти люди уже успели надеть пиксель. Героизация службы в армии уже не нужна. Нужна рутинизация.
Армия это работодатель, который платит высокие – по меркам страны – зарплаты. Причем она платит их не только за победу над немейским львом и лернейской гидрой. Она платит их тем, кто точит Гераклу меч, чинит ему корч и заполняет журнал учета подвигов. Она платит ее сержанту по МЗ – который по раздаточной ведомости выдает лопаты для очистки авгиевых конюшен. Старшему технику – который следит за конями Диомеда. Связистам – которые перепрошивают Гераклу рации и настраивают "кропиву" на планшете.
Но все эти люди остаются под радарами украинских медиа. Весь наш контент про армию намекает, что Геракл воюет самостоятельно. Что единственный способ быть с ним рядом – это быть ему соразмерным. Что армия – место для полубогов, которыми можно восхищаться лишь на расстоянии. И это рождает искажение, которое делает идею мобилизации невозможной.
В медиамире эмоции – это нефть. Тот, кто их добыл – тот и озолотился. А потому СМИ выбирают из многообразия армейских историй именно те, что способны вызывать шок, трепет и скорбь. Это прекрасный способ зарабатывать кликбейт. И совершенно никудышный – чтобы продавать армию как работодателя.
Будни армейского повара невероятно обыденны. Старшему водителю не нужен мьёльнир для ремонта волонтерского корча. Логист не совершает подвиг, когда выдает по накладной имущество. Деловод не похож на Тони Старка в момент заполнения очередного журнала. И от их историй журналисты привыкли отмахиваться.
Впрочем, не журналистами едиными. Кинематограф приучил нас видеть в войне подвиг и трагедию, эпос и смерть, торжество духа и величие жертвы. Компьютерные игры научили тому, что солдатские будни 24/7 состоят из огневого контакта. Если боец не спит, то стреляет. Если не стреляет – то спит.
Третья штурмовая уже поняла эту ловушку – и потому на ее рекламных билбордах висит приглашение "работать в армии". Потому что в армии и правда можно работать. Не побеждать Таноса. Не бурить метеорит. Не взрывать звезду смерти. Думать, варить борщ, ремонтировать вещи. Бонусом ты получаешь чувство принадлежности, повод для самоуважения, льготы и статус.
Но вместо этого мы уже третий год живем в ситуации сбитой оптики. Чем выше на пьедестал ставят нас – тем меньше люди хотят к нам. Чем героичнее описывают наш быт – тем меньше другие хотят его с нами делить. До войны мы говорили о том, что заложник кликбейта – это здравый смысл.
Но последние три года заложник военного кликбейта – это страна.
Павел Казарин, для УП
