Горе побежденных
У российской эмиграции незавидная судьба.
Последние четверть века эти люди соглашались на роль удобных спарринг-партнеров для набирающей силу диктатуры. Занимались придворной благотворительностью, боролись за право строить велодорожки и гордились ролью буржуазного фасада у строящегося концлагеря. Как только лагерь достроили – фасад уехал в эмиграцию.
Многие из них теперь предпочитают считать себя "гражданами мира", а потому убеждены, что легитимность их нравоучений распространяется на весь земной шар. Инфантильно и свысока комментируют события в странах, давших им приют. Отчаянно не понимают, почему попытка воспевать российский 2013-й мало чем отличается от попыток романтизировать немецкий 1936-й.
Время от времени эти люди пытаются напомнить о себе. Ругают Евросоюз, который недостаточно чуток к их запросам. Пишут о недальновидности Украины, которая пренебрегает их талантами. Огорчаются тому, что их считают не жертвами российской реальности, а ее соавторами – и оттого воюют с концепцией коллективной ответственности.
У них не осталось инструментов влияния и единственно доступная функция для них – это быть флагом и символом. Но если до полномасштабной войны они могли назначить себя на эту роль самостоятельно, то после 24 февраля без Украины им не обойтись.
Вся российская эмиграция – это лишь один из небольших отголосков войны. Он несопоставим с происходящим в Украине ни по масштабу драмы, ни по масштабу трагедии. Вторжение лишило РФ права на этику и единственным держателем легитимности в регионе оказалась Украина. Моральные полномочия Киева выросли – и лишь он отныне имеет право давать моральную санкцию.
Теперь уже Украина вправе решать, кто является ее союзником, а кто противником. Только она имеет право определять, кто в РФ был противником режима, а кто выступал в роли его архитектора. Только она может говорить о редакции мира и о желаемой картине завтрашнего дня. Без нее любой разговор об устройстве будущего невозможен – и потому война лишила российских эмигрантов не только дома, но и субъектности. Любые их разговоры про "завтра" не имеют смысла, пока не получили моральную санкцию от Киева.
А потому Украина нужна российским эмигрантам куда больше, нежели они сами нужны Украине.
Главная особенность российской оппозиции в том, что она не является оппозицией. Этот статус по своей природе неразрывно связан с борьбой за власть, но вряд ли кто-то всерьез полагает уехавших – претендентами на российское будущее. Пока в РФ вертикаль напоминает звенящий от напряжения столб, единственное, что остается российским несогласным – это роль диссидентов. Тех самых, что всего лишь защищают свое право стоять в стороне, пока остальные маршируют на плацу.
Российские эмигранты не способны выводить людей на улицы. Не влияют на происходящее в стране. Добровольно самоустранились от любых силовых акций. До войны их главная повестка сводилась к борьбе с коррупцией – и уже тогда это не было главной проблемой России. А теперь российская коррупция служит для Украины настоящим "вторым фронтом" и бороться с ней – все равно что призывать Москву быть более эффективной в уничтожении Украины.
Война стала актом саморазоблачения России. Многолетние разговоры об иных целях и форматах ее существования отныне – белый шум. Несмотря на это российские несогласные упрямо ищут в недавнем прошлом поворот, на котором их страна свернула не туда. Кто-то назначает на эту роль первую Чеченскую войну. Кто-то – выбор Путина на роль преемника. Кто-то – крах протестов на Болотной. Но сегодня все эти рассуждения напоминают дискуссию о том, мог ли хищник добровольно сменить рацион и переквалифицироваться в травоядные.
Любые поиски этой развилки – эдакая форма бегства от реальности. Российские эмигранты отчаянно пытаются не замечать того, что сама архитектура их страны обрекает ее на имперскую судьбу. Что "духовные скрепы" – это обязательный атрибут для страны, в которой ненцам и чеченцам, тувинцам и дагестанцам предписано жить под единой государственной крышей. Они изо всех сил пытаются не смотреть вверх – иначе им придется признать, что проблема России не в фамилии ее президента. Проблема России в том, что любой, кто попробует ее сберечь, обречен становиться драконом.
А потому российские эмигранты не могут ничего предложить Украине. Они неспособны бороться за власть. Не готовы ставить диагнозы своей стране. Не умеют смотреть фактам в лицо. Иначе бы им пришлось признать, что Путин не навязывал России повестку войны и рессентимента. Иначе бы им пришлось признать, что в этот низовой запрос он всего лишь угодил. В низовой запрос того самого общества, моральными и политическими авторитетами которого они себя считали.
Все эти люди не нужны Украине, но всем этим людям очень нужна Украина.
Наше сопротивление дарит им надежду. На то, что режим не навсегда. На то, что у них есть завтра. На то, что существует какая-то редакция будущего, где всем им может найтись место. И главное, чего им недостает, это признание со стороны Украины. То самое признание, которое верифицирует их этический статус.
Только оно способно примирить российских эмигрантов с их собственными биографиями. Отделить архитекторов режима от его жертв. Последовательных противников от неудачливых попутчиков. Очень ценное качество в ситуации, когда в послужном списке каждого уехавшего с избытком хватает двойственности. А потому эмигранты так хотят делить сцену, сидеть рядом и звучать общим голосом.
Украина – главная жертва российского режима и потому вправе определять, кто еще может претендовать на аналогичный статус. Уж коли единственная роль уехавших россиян – это быть флагом и символом, то именно Киев вправе решать, символом чего конкретно они будут.
Смерть Алексея Навального закрыла дискуссию о способности оппозиции влиять на российскую реальность. Любые разговоры о "переменах изнутри" больше не имеют никакой перспективы. Поддерживать внутрироссийские инициативы нет смысла. Система закапсулирована, мобилизована и настроена на войну. Единственный способ проинвестировать в "прекрасную Россию будущего" – это пожертвовать деньги на ЗСУ.
Потому что единственная оппозиция российскому режиму – это Украина.
Павел Казарин
