Война и гендер
С 1 октября 2023 года отдельные категории украинок должны встать на воинский учет. Это решение вызвало значительный общественный резонанс и побудило вновь задуматься о гендерных ролях мужчин и женщин во время большой войны.
Не секрет, что российская агрессия и всеобщая мобилизация отразились на украинцах и украинках по-разному. В каком-то смысле люди разного пола очутились в разных исторических эпохах.
После 24.02.2022 большинство украинских женщин продолжили жить в реалиях либерального XXI века, когда на первом месте находятся личные права индивида, а на втором – обязанности перед страной и нацией.
Среднестатистическая украинка вправе сама выбирать, присоединяться ли ей к Вооруженным силам или нет. Оставаться ли в Украине или выезжать в мирную Европу. Разделять ли консервативные семейные ценности или отказаться от рождения детей, полностью посвятив себя карьере или творчеству.
Если не считать оккупированные территории, то личная свобода и независимость, завоеванные благодаря современному феминистскому движению, не слишком сильно пострадали от полномасштабной войны.
Но жизнь большинства мужчин после 24.02.2022 претерпела существенную архаизацию и приблизилась к реалиям первой половины ХХ века, когда обязанности индивида перед страной и нацией значили намного больше его личных прав.
Среднестатистический мужчина-украинец не вправе выбирать, служить ему в армии или нет. Он не вправе выбирать, оставаться ли ему на родине или выезжать за границу. За него делает выбор государство, и незаконные попытки уклониться от этого выбора осуждаются и преследуются.
Таково суровое требование времени: российская агрессия вернула украинцев в эпоху тотальных войн с миллионными армиями и огромными человеческими потерями.
Загвоздка в том, что консервативный подход к гендерной роли мужчин не очень хорошо сочетается с современным либеральным подходом к гендерной роли женщин.
В эпоху, когда каждый мужчина рассматривался как потенциальный солдат, каждой женщине отводилась вполне определенная социальная функция – производство новых солдат. Если для мужчины служба в армии была не выбором, а долгом, то рождение как можно большего количества детей тоже считалось не выбором женщины, а ее обязанностью.
Попытки отказаться от предписанной роли и выбрать другой жизненный путь влекли за собой общественное осуждение.
В этой жестокой реальности не было и не могло быть принципа "мое тело – мое дело". Здоровое женское тело по умолчанию принадлежало стране и нации: как и тело военнообязанного мужчины.
Это в XXI веке запрет абортов в Польше выглядит архаичной дикостью, которая позорит соседнюю страну перед цивилизованным миром. Но в первой половине ХХ века невозможность свободно распоряжаться собственным телом была не особенностью тоталитарных режимов вроде сталинского или гитлеровского, а обычной мировой практикой.
Англичанка времен Черчилля или финка времен Маннергейма тоже не могли легально прервать беременность по собственной воле. А законы, принятые в демократической Франции в 1920-х, не только ужесточали наказание за аборт, но и запрещали использование противозачаточных средств: считалось, что это поможет восполнить потери, понесенные республикой на Марне и под Верденом. Вновь легализовать контрацепцию для француженок удалось лишь в 1967 году.
Об этих мрачных страницах истории в Украине вспоминают редко. Хотя вражеское вторжение обернулось для нас демографической катастрофой, и создание будущих защитников приобретает не меньшее значение для страны и нации, чем защита независимости с оружием в руках.
Но когда сторонники жестких методов пишут о том, что Украина должна на десятки лет стать одним большим военным лагерем, то архаизацию гендерной роли женщин обычно обходят стороной.
Нынешним летом много шума наделал директор Украинского института будущего Вадим Денисенко, заявивший, что ради сохранения нации выезд мужчин из Украины придется ограничивать и после войны. Этот тезис противоречил не только либеральным ценностям, но и элементарной логике: очевидно, что пролонгация запрета на выезд мужчин не решит отечественных проблем, поскольку украинские мужчины не размножаются почкованием.
Но о закрытии границ для украинок господин Денисенко писать все-таки не рискнул.
В разгар войны в наших соцсетях довольно часто встречаются фантазии в духе хайнлайновского "Звездного десанта": предлагается ограничивать в гражданских правах мужчин, которые после 24.02.2022 не воевали и не защищали свою страну.
Если развить эту антилиберальную логику, то она потребует дискриминировать и бездетных женщин, не служивших в Вооруженных силах: получается, что они тоже не внесли достаточного вклада в национальное дело. Но пока что подобных призывов не слышно. Срабатывает инерция либерализма, феминизма и общественного прогресса, достигнутого за последние десятилетия.
Одна из интриг полномасштабной войны состоит в том, насколько стойкой окажется эта либеральная инерция. Расширится ли консервативное окно Овертона? Заденет ли нынешняя архаизация нравов миллионы украинских женщин? Возникнет ли представление о том, что основное предназначение и гражданский долг любой молодой украинки – это восполнение огромных демографических потерь, вызванных российской агрессией?
От ответа на этот вопрос зависит многое.
Если победят либеральные ценности XXI века, то украинские женщины сохранят свой нынешний статус, и на их личные права никто не попытается посягнуть. После войны государство будет спасать отечественную демографию за счет миграции из стран Азии и Африки с высокой естественной рождаемостью.
Правда, в таком случае придется раз и навсегда распрощаться с мечтами о мононациональной и монокультурной Украине будущего. Придется смириться с тем, что нашу страну будут населять люди разного этнического происхождения и люди с разным цветом кожи, говорящие на разных языках и молящиеся разным богам.
Но если возобладает консервативный подход первой половины ХХ века, то с жесткими ограничениями столкнутся не только украинцы, а и украинки. В таком случае тему демографии оседлают правые популисты – независимо от того, насколько действенными окажутся их рецепты.
В Украине будут пытаться запретить аборты и максимально затруднить доступ к средствам контрацепции – ссылаясь на опыт соседней Польши и игнорируя критику ЕС. Женская бездетность подвергнется такой же стигматизации, как и мужской уклонизм, а философия чайлдфри будет приравнена к предательству нации.
Конечно, сегодня подобный сценарий кажется чем-то фантастическим. Но не стоит забывать, что несколько лет назад большая война, всеобщая мобилизация и закрытие границ для украинских мужчин тоже выглядели фантастикой.
Михаил Дубинянский