Замороженный Пригожин
Три месяца назад, 23 июня 2023 года, основатель ЧВК "Вагнер" Евгений Пригожин предпринял попытку вооруженного мятежа и двинул свои войска на Ростов. А месяц назад, 23 августа, Пригожин и его ближайший помощник Уткин погибли в катастрофе самолета Embraer Legacy 600 близ села Куженкино.
Между этими двумя событиями уместилась непродолжительная интермедия под названием "мирное сосуществование Путина и Пригожина".
Казалось, что при посредничестве Лукашенко достигнут некий компромисс, приемлемый для обеих сторон. Вчерашний бунтовщик получил гарантии безопасности для себя и своих людей. Уголовное дело о мятеже, возбужденное против Евгения Пригожина, было прекращено; он лично встречался с Путиным в Кремле; ему вернули наградное оружие и десять миллиардов рублей, изъятые российскими силовиками при обысках.
Предводитель "вагнеровцев" курсировал между Россией, Беларусью, Африкой – и строил какие-то планы на будущее. Но закончилось все это авиакатастрофой в Тверской области. И даже у российских Z-патриотов нет особых сомнений в том, что гибель Пригожина – это показательная ликвидация по приказу Кремля. Что Владимир Путин отложил свою месть на пару месяцев, чтобы подготовиться, усыпить бдительность врага и расправиться с ним раз и навсегда.
Безусловно, история Евгения Пригожина стала отличной иллюстрацией того, чего стоят любые договоренности с Путиным. В недавнем выступлении на Генассамблее ООН об этом не преминул упомянуть и президент Зеленский.
Более того, кейс Пригожина можно рассматривать как своеобразное пособие для моделирования альтернативной истории. По всей вероятности, нечто подобное ожидало бы нас, если бы весной 2022-го в Стамбуле все-таки удалось договориться о прекращении военных действий. Хозяин Кремля сымитировал бы достижение некоего компромисса, приемлемого для обеих сторон. А затем, выждав и подготовившись, ударил бы по Украине вновь: возможно, с большей результативностью.
Неудачные переговоры в Стамбуле – это перевернутая страница истории. Но подталкивание украинского руководства к новым переговорам c РФ остается серьезным вызовом для официального Киева.
Не секрет, что многие представители глобального Юга, равно как и отдельные политики на Западе, считают оптимальным сценарием заморозку военных действий по формуле "мир в обмен на территории". Идеологи подобного подхода исходят из того, что плохой мир всегда лучше хорошей войны. А явная несправедливость предпочтительнее, чем десятки тысяч новых человеческих жертв.
Однако проблема не только в том, что такой сценарий несправедлив и неприемлем для подавляющего большинства украинцев. Проблема еще и в том, что этот несправедливый и неприемлемый сценарий вряд ли поддается практической реализации – по крайней мере, до тех пор, пока у власти в РФ находится В. В. Путин.
Сомнительно, что при живом и дееспособном ВВП украинские территории получится обменять даже на очень плохой мир – их можно обменять лишь на возобновление военной агрессии уже в ближайшем будущем. Поскольку в истории со вторжением в Украину затронуты не менее глубокие личные чувства Путина, чем в эпопее с Евгением Пригожиным.
За рубежом существует мнение, будто российский правитель может отказаться от военного противостояния с Украиной, если оставить ему имиджевую лазейку. Если позволить ему "сохранить лицо" и выйти из войны с гордо поднятой головой.
В действительности сохранение лица перед подданными никогда не было для Путина серьезной проблемой. На заре правления его авторитет в глазах населения не был подорван ни "Курском", ни "Норд-Остом", ни Бесланом, ни другими позорными историями.
Но отступив от своей изначальной цели – получения полного контроля над Украиной, – Путин не сможет сохранить лицо в собственных глазах. Что бы ни внушали россиянам кремлевские пропагандисты, сам хозяин Кремля будет знать, что из-за сопротивления украинцев и коллективного Запада он не добился желаемого.
Путин будет чувствовать себя униженным. Таким же униженным, как после пригожинского мятежа: хоть и неудачного, но чрезвычайно болезненного для путинского самолюбия.
Ущерб, нанесенный самолюбию диктатора, невозможно компенсировать никакими альтернативными бонусами. Потенциальным миротворцам нечего предложить Кремлю взамен: Путина не соблазнишь ни стабильностью, ни обогащением, ни выходом РФ из международной изоляции.
Российскому правителю за 70, и почти вся его жизнь осталась позади. Он уже получил от жизни всю власть, все деньги и все обычные человеческие удовольствия, какие только мог получить.
В последние годы Путин занят написанием собственного некролога, в котором жаждет предстать перед потомками как великий собиратель земель, сравнимый с Петром I, Екатериной II и товарищем Сталиным. И по плану этот некролог должен был вместить покорение Украины и воссоздание квази-СССР еще в 2022 году.
Однако украинские защитники и наши западные союзники решили иначе.
Пока Владимир Путин жив и находится в Кремле, он не простит испорченного некролога ни украинцам, ни коллективному Западу.
Пока российский диктатор обладает достаточными военно-политическими ресурсами, все его помыслы и усилия будут направлены на то, чтобы отомстить своим обидчикам: так же, как он отомстил покойному Пригожину за унижение, пережитое в июне 2023-го.
И если сегодня Путин готов рассматривать замораживание военных действий в Украине, то лишь в качестве обманного маневра и непродолжительной передышки перед новым вероломным ударом.
Гипотетическую заморозку российско-украинской войны часто называют "корейским сценарием". Но при живом Путине зарубежные миротворцы с высокой вероятностью получат не Корею-1953, а Индокитай-1973.
Попытки заморозить войну будут напоминать не Пханмунджомское перемирие, которое худо–бедно соблюдается на Корейском полуострове последние семьдесят лет. А скорее Парижское соглашение "о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме", за которым уже через два года последовало вторжение северовьетнамской армии на юг.
В конце концов, покойный главарь "вагнеровцев" тоже смог договориться с Кремлем о прекращении междоусобной войны и восстановлении внутрироссийского мира. Но существование Евгения Пригожина в замороженном состоянии продлилось только два месяца.
Михаил Дубинянский