Время лангольеров

Большой друг Украины Стивен Кинг придумал лангольеров более тридцати лет назад.

В одноименной повести, опубликованной в 1990 году, лангольеры – это чудовища, пожирающие прошлое и оставляющие после себя небытие. С полчищами таких монстров довелось столкнуться героям Кинга, прошедшим сквозь временную дыру и попавшим во вчерашний день:

"Брайан вскрикнул, за его спиной вскрикнул Ник. Они увидели морды приближающихся мячей, чудовищные морды пришельцев с иных планет. Они мерцали и меняли облик, словно лица призраков. Брайан видел крошечные глазки и гигантские рты – пещеры, полные поблескивающих зубов. Они ели на ходу, отхватывая кусочки окружающего их мира".

В каком-то смысле большая война – это нашествие таких же лангольеров, безжалостных пожирателей нашего прошлого. Того самого прошлого, которое определяло облик Украины на протяжении десятилетий. День за днем вооруженные до зубов монстры отхватывают от него все новые и новые куски.

Каждый город, разрушаемый российскими оккупантами – это уничтоженная частица украинского прошлого. Это исчезновение привычных улиц и знакомых домов, которые много лет хранили материальную память о прежних временах.

Каждый беженец, вынужденный покинуть страну из-за вражеской агрессии, тоже забирает с собой частицу прошлого. Он увозит свой опыт и свои воспоминания, без которых его бывшее место жительства перестает быть прежним.

И, конечно, какая-то частница прошлого исчезает вместе с каждым украинцем, убитым российскими захватчиками. Сколько бы лет он ни прожил, вместе с ним погибает живая память о минувших днях, и эта потеря всегда невосполнима.

Параллельно с физическим уничтожением украинского прошлого происходит другой, не менее значимый процесс.

Обширный пласт прошлого оказывается токсичным – поскольку так или иначе связывает сегодняшнюю Украину со страной-агрессором. Культовые книги и фильмы прежних лет, популярные телепередачи и музыкальные хиты 1990-х и 2000-х, кумиры детства и юности: теперь слишком многое из этого ассоциируется с нашим врагом и предстает в новом отталкивающем свете.

Вместо обычной ностальгии такое прошлое начинает вызывать отторжение и вытесняется прочь.

Нынешней весной об этом эффекте достаточно эмоционально высказался писатель Ян Валетов:

"У моего поколения украли часть молодости, часть памяти, часть мифологии. Украли песни, которые мы пели молодыми. Украли "Вальс-Бостон", "Белорусский вокзал", "Пора-пора-порадуемся"... Все, до чего могли дотянуться, испачкали своими загребущими руками. Слава богу, Высоцкий уже умер, и Галич тоже, а то случилось бы с ними то, что и Юнной Мориц. Как можно смотреть старые "Три мушкетера", видя перед собой свихнувшегося Боярского? Как можно смотреть "Рабу любви" авторства невменяемого Михалкова?"

В словах Валетова чувствуется горечь, но ее испытывают далеко не все ровесники писателя. Напротив, для кого-то приход военных лангольеров стал уникальной возможностью: наконец-то свести личные счеты с прошлым.

Если на протяжении многих лет вас раздражал культурный облик Харькова или Одессы, то теперь вы можете с удовлетворением наблюдать за его постепенным исчезновением. А если в детстве вас мучили зубрежкой школьных классиков, то теперь вы отомщены, и на ваших глазах эти классики подвергаются кэнселингу.

Значительная часть украинского общества рассматривает утрату прошлого как расчистку места для светлого будущего – и принимает этот процесс с энтузиазмом.

Разумеется, наш нынешний опыт не является чем-то уникальным в мировой истории. Достаточно вспомнить, что в 1939-1945 годах такие же полчища лангольеров атаковали Европу, пожирая огромные куски европейского прошлого. Тогдашнее прошлое исчезало вместе с людьми, обреченными на смерть. Вместе с людьми, вынужденными навсегда покинуть родные города. И вместе с людьми, чья репутация была непоправимо погублена войной.

Вторая мировая унесла с собой еврейское прошлое Варшавы, Кракова и Львова. Немецкое прошлое Данцига, Кенигсберга и Бреслау. Итальянское прошлое Зары, Полы и Паренцо. Прошлое, в котором Анри Филипп Петен был французским национальным героем – победителем Великой войны. И прошлое, в котором Кнут Гамсун был норвежской национальной гордостью – лауреатом Нобелевской премии по литературе за 1920 год.

Правда, та же Вторая мировая продемонстрировала, что история не терпит пустоты, и что ни одна страна не может жить с черной дырой вместо прошлого. Если реальное прошлое в значительной степени уничтожено, то его место занимает придуманное прошлое.

Например, послевоенная Франция пришла к фантазийному прошлому, в котором абсолютное большинство французов всегда были борцами с нацизмом и коллаборационизмом, идейными резистантами и убежденными сторонниками де Голля. Хотя реальные настроения и поступки французских граждан в 1940-1943 годах имели мало общего с этой красивой картинкой.

По всей видимости, нечто подобное ожидает и нас. Послевоенная Украина постарается придумать для себя новое прошлое до 2022-го, 2014-го и 1991-го – взамен прошлого, активно пожираемого сейчас, в разгар российской агрессии.

Вероятно, это будет красивое прошлое, в котором подавляющее большинство украинцев всегда исповедовали нынешние патриотические идеалы. Прошлое, в котором у наших соотечественников никогда не было иных приоритетов, кроме борьбы с Москвой. В котором независимая Украина изначально была преемницей УНР, а не УССР. В котором наша страна всегда сопереживала героям Крут и воинам УПА, воспринимала советский режим как оккупационный и последовательно разоблачала кремлевский империализм.

Приметы этого нового прошлого можно наблюдать уже сейчас. Например, когда многие из наших сограждан задним числом называют украинский язык "родным", хотя в своем реальном детстве они произнесли первые слова на другом языке. Когда люди, впервые заинтересовавшиеся личностью Степана Бандеры уже в зрелом возрасте, ощущают себя потомственными бандеровцами, впитавшими ненависть к империи с материнским молоком. Или когда давняя столичная достопримечательность – тоталитарная брежневская "Родина-мать" – получает новое имя и новый герб на старом советском щите.

Но проблема в том, что целиком и полностью уничтожить прошлое не под силу даже лангольерам большой войны. Какая-то часть реального довоенного прошлого избежит их безжалостных зубов и уцелеет. Она сохранится в виде отдельных реликтов, разбросанных по всей стране, и время от времени будет напоминать о себе.

Так что послевоенную Украину ждет немало причудливых коллизий: когда остатки нашего прошлого, пережившие нашествие лангольеров, будут сталкиваться с тем новым прошлым, которое мы придумаем для себя сами.

Михаил Дубинянский