От Вильнюса до Вильнюса
Украина ждет саммита НАТО в Вильнюсе, на котором могут быть приняты судьбоносные для нас решения. И в этом есть элемент дежавю: десять лет назад мы тоже готовились к судьбоносному Вильнюсскому саммиту, намеченному на осень 2013-го. К саммиту Восточного партнерства, на котором предполагалось подписать соглашение об ассоциации между Украиной и ЕС.
Эти десять лет изменили страну и ее граждан до неузнаваемости.
Современный украинец, попавший в 2013 год, показался бы сумасшедшим – настолько невероятными выглядели бы его рассказы о будущем. А украинец из 2013-го, перенесшийся в наше время, показался бы слабоумным – настолько наивными выглядели бы его представления о жизни.
Но чтобы понять нас сегодняшних, необходимо помнить о том, какими мы были вчера.
В преддверии первого Вильнюса Украина верила в бескровный цивилизационный выбор. В возможность покинуть кремлевскую сферу влияния без человеческих жертв. Нам казалось, что попытки удержать Киев в московской орбите ограничатся газовыми и торговыми войнами. А самым опасным российским оружием считались не "Искандеры" или "Калибры", а Роспотребнадзор, браковавший шоколадные конфеты "Рошен".
И хотя к тому времени в кремлевском анамнезе уже имелась война с Грузией, большинство украинцев отказывались проецировать чужой опыт на собственную страну. Вторжение в Украину? Оккупация украинских территорий? Разрушение украинских городов? Такого просто не может быть!..
Теперь, накануне второго Вильнюса, наше общество твердо усвоило, что кровью приходится платить не только за геополитический выбор – но и за само существование Украины на карте мира. Сопротивление украинской евроинтеграции в 2013 году оказалось лишь верхушкой айсберга, за которой скрывалось нечто неизмеримо большее: отрицание украинского права на жизнь.
Летом 2013-го Украина верила в компромиссы, в игру с ненулевой суммой, в принцип win-win. Оппозиционеры-еврооптимисты надеялись ужиться в одной стране с президентом Януковичем – и вместе с ним идти в ЕС. Хотя на тот момент ВФЯ уже успел превратить страну в вотчину собственной Семьи и репрессировать свою главную соперницу, это не считалось непреодолимым препятствием для компромисса.
Ведь не зря же в Киев наведываются Квасьневский и Кокс! Они обо всем договорятся с Банковой; будет найдено приемлемое для всех решение; Тимошенко отправится на лечение за границу; Янукович подпишет ассоциацию в Вильнюсе; волки будут сыты, а овцы останутся целы…
Летом 2023-го само слово "компромисс" стало в Украине синонимом предательства. Пойти на компромисс – значит уступить врагу, смириться с поражением, обесценить украинские жертвы и поставить крест на украинском будущем.
Наше общество больше не верит в игру с ненулевой суммой, а принцип win-win замещен принципом или-или. Или мы их – или они нас. Третьего не дано.
Десять лет назад Украина не верила в эффективность насилия. Главным предметом нашей гордости был оранжевый Майдан, где не пролилось ни капли крови, и не было использовано ни одного "коктейля Молотова". Считалось, что украинцы должны жить по заветам Махатмы Ганди и Вацлава Гавела. Прогрессивная общественность была готова объявить "провокатором" любого, кто заикался о вооруженном сопротивлении.
Отказ от насилия рассматривался как яркое проявление национального менталитета, и на этом строилось противопоставление тогдашних украинцев и россиян. Мол, у них – штурм Белого дома и драки с милицией на Манежной площади; а у нас – цивилизованные протесты с песнями, плясками и дарением цветов силовикам...
Сегодня насилие – не просто неотъемлемая часть украинской жизни, но и залог украинского выживания. То, что в 2013-м считалось "провокацией", стало героизмом. А то, чем в 2013-м было принято гордиться, стыдливо забыто. И это хорошая иллюстрация того, насколько далеки от реальности любые рассуждения о "национальном менталитете", который якобы остается неизменным на протяжении столетий.
В эпоху первого Вильнюса евроинтеграция была для Украины целью, а отдаление от России – лишь средством ее достижения. Большинство украинцев предпочли Европейский Союз Таможенному не из-за воинственной русофобии; а просто потому, что ЕС был намного привлекательнее альтернативного кремлевского проекта.
Большинство украинцев не собирались рвать все связи с РФ и уходить от нее дальше, чем этого требовало движение в Европу. А еще большинство украинцев верили, что европейская интеграция вполне может заменить евроатлантическую – и видели свою страну в Евросоюзе, но не в НАТО. Тогдашняя Украина шла на Запад не за безопасностью, а только за высокими жизненными стандартами.
Ко времени второго Вильнюса украинские приоритеты поменялись местами. Теперь главная цель – это избавление от безумного северного соседа, а движение Украины на Запад – средство ее достижения. Коллективная безопасность выходит на первый план; из "евроатлантической интеграции" уже не выбросишь "атлантическую"; и членство в НАТО становится даже важнее членства в ЕС.
И, наконец, последнее. В 2013 году недовольство Европой и Соединенными Штатами было уделом косных прокремлевских сил. Для прогрессивной части нашего общества коллективный Запад был непререкаемым авторитетом. Ангела Меркель или Барак Обама считались образцами политической мудрости и дальновидности. А любые интеграционные процессы воспринимались как обучение страны-ребенка под руководством опытных наставников.
И если что-то складывалось неудачно, в этом можно было винить лишь себя: собственную отсталость, собственное несовершенство, собственную неспособность решить внутренние украинские проблемы. Срыв ассоциации с ЕС в Вильнюсе не стал исключением.
Но к 2023-му году украинское общество успело вырасти из коротких штанишек и накопить претензии к коллективному Западу. Люди, которыми мы когда-то восхищались, несут свою долю ответственности за то, что Россию не удалось остановить вовремя, и большая война стала возможной.
Сегодня европейские и американские элиты выглядят не столько наставниками, сколько должниками Украины. И если динамика евроатлантической интеграции не оправдает украинских ожиданий, то большинство из нас будет искать виновных уже не в Киеве, а в Брюсселе и Вашингтоне.
Михаил Дубинянский
