Цена украинской жизни

Британский миллиардер Хэмиш Хардинг.

Пакистанский миллиардер Шахзада Давуд и его сын Сулейман.

Французский океанограф Поль-Анри Наржоле.

Основатель и гендиректор компании OceanGate Стоктон Раш.

Для цивилизованного мира эти пятеро человек – жертвы главной трагедии, разыгравшейся на планете в июне 2023-го. Миллионы европейцев и американцев несколько дней следили за судьбой батискафа "Титан", надеялись на спасение пассажиров, изучали их биографии и позднее оплакивали погибших.  

А для украинцев июнь 2023 года – это новые ракетные удары по нашим городам, уничтожение Каховской ГЭС и начало контрнаступления ВСУ.

Каждый день на украинской земле погибали люди. Каждый день приносил Украине новую порцию крови, боли и слез. И когда эпопея с "Титаном" оттеснила нашу войну на задний план, для многих из нас это стало кричащей несправедливостью. Многие утвердились во мнении, что мирный и благополучный Запад не ценит украинские жизни. Что нам недостаточно сочувствуют, недостаточно сопереживают и недостаточно помогают.

Да, человеческая жизнь оценивается крайне неравномерно, и ее цена зависит от множества факторов – социальных, культурных, ментальных.

Смерть одного миллиардера или кинозвезды значит намного больше, чем смерть сотен обычных мужчин и женщин. Гибель нескольких человек перед объективом камеры имеет больший резонанс, чем гибель тысяч людей за кадром. Десятки погибших в собственной стране волнуют больше, чем десятки тысяч на другом конце Земли. А убийство двенадцати парижан в редакции "Charlie Hebdo" в январе 2015-го становится для человечества большей трагедией, чем уничтожение целого нигерийского города Бага, сожженного боевиками "Боко харам" в том же месяце.

Читайте также: Око за око

Так устроен мир, и украинское обществе много лет жило по его правилам, не испытывая какого-либо морального дискомфорта. Неравноценность человеческих жизней воспринималась нами как должное.

В 1997 году украинцы вместе со всей планетой оплакивали принцессу Диану, погибшую в автокатастрофе. Но нам не было никакого дела до тысяч человеческих жертв в Сьерра-Леоне, где уже несколько лет продолжалась гражданская война с массовыми убийствами, пытками, изнасилованиями, и где в том же 1997-м произошел очередной военный переворот.

В 2000 году наши соотечественники следили за судьбой подлодки "Курск" – в "братской", как тогда считалось, России – и сопереживали российским подводникам и их родным. Но нас ничуть не волновало, что в небратской Африке бушует Вторая конголезская война: самый кровопролитный вооруженный конфликт со времен Второй мировой, унесший более пяти миллионов жизней.

В 2012 году Украину потряс расстрел нескольких охранников в столичном ТРЦ "Караван". К розыску и последующей смерти "караванского стрелка" было приковано внимание всей страны. Но нас совершенно не интересовало, что в том же году сирийские войска и проправительственные отряды "Шабиха" устроили кошмарную резню в Хуле, убив более ста человек и не пощадив даже детей.

Чтобы ощутить всю несправедливость такого подхода к человеческой жизни, украинцам пришлось увидеть войну на своей собственной земле: сначала гибридную, а затем и полномасштабную.

Сегодня нам кажется, что за рубежом украинскую жизнь ценят слишком низко, и что наша страна ужасно страдает от глобального неравенства. Но по сравнению с другими жертвами этого неравенства мы находимся далеко не в худшем положении. Об этом стоит помнить.

Во-первых, украинская жизнь ценится на Западе определенно выше, чем африканская или ближневосточная.

Географически мы находимся в Европе и воспринимаемся как часть цивилизованного глобального Севера. Культурные и ментальные барьеры, отделяющие нас от стран Евросоюза или от Соединенных Штатов, относительно невелики и легко преодолимы.

Мы достаточно похожи на простых европейцев и американцев, чтобы вызывать у них большую эмпатию, чем жертвы военной агрессии и террора в других уголках планеты. Телевизионная картинка с мирными украинцами, погибшими от российского оружия, встречает у западного зрителя заведомо больший эмоциональный отклик, чем такая же картинка из Сирии или ЦАР.  

Во-вторых, в двадцать первом веке украинская жизнь ценится гораздо выше, чем в двадцатом.

Читайте также: Ножом в спину

В 1932-1933 годах гибель нескольких миллионов украинцев в результате рукотворного голода осталась почти незамеченной на Западе. Преступление против целого народа имело минимальный резонанс в тогдашнем мире.

Затем Украина оказалась в эпицентре самой страшной войны ХХ столетия: однако украинские жертвы растворились в общесоветском котле и позднее были фактически приватизированы Москвой. Как следствие, многие немцы до сих пор испытывают комплекс исторической вины перед Россией, но не перед Украиной.

Теперь все иначе: Украина стала независимым государством, а информационные технологии достигли уровня, немыслимого в прошлом веке.

У нас есть возможность доносить до окружающего мира правду об украинских страданиях и жертвах, увеличивая цену украинской жизни в чужих глазах.

Итак, на стороне украинцев география: нам повезло больше, чем жителям Ближнего Востока или тропической Африки. На стороне украинцев история: нам повезло больше, чем нашим собственным дедам и прадедам.

Но против нас играет не менее значимый фактор – время. К сожалению, сегодня украинская жизнь стоит меньше, чем в марте или апреле 2022 года.

В самом начале большой войны она стала для Запада колоссальным эмоциональным потрясением. Ракетные удары по восточноевропейским городам; резня гражданского населения у границ ЕС; масштабные сражения, невиданные в Европе после 1945-го – все это просто не могло оставить зарубежного наблюдателя равнодушным.

Но с тех пор прошло более года. Западная аудитория постепенно привыкает к тому, что Украина – это пространство, где люди массово умирают насильственной смертью. Да, у этих людей много общего с современными немцами, французами или американцами, но сообщения об их гибели приходят слишком часто и регулярно.

Чем дольше продлится война, тем больше украинская жизнь будет девальвироваться в глазах заграничной публики. Как ни печально, но это так.

Читайте также: Наш парижский тыл

Правда, еще печальнее другое: эффект девальвации заметен и внутри самой Украины. Для значительной части нашего общества адаптация к войне означает привыкание к насильственной смерти. Зачастую чужие смерти уже не шокируют обывателя, а начинают выглядеть "новой нормальностью". Гибель наших сограждан – особенно если она случается не в тылу, а на фронте или в прифронтовой зоне – становится обычной приметой времени, которая уже не вызывает прежних эмоций.

Украинская смерть постепенно обесценивается, а вместе с ней обесценивается и украинская жизнь. И это один из наибольших рисков, которые несет затяжная полномасштабная война, риск еще более страшный, чем исчезновение украинской темы с первых страниц зарубежных таблоидов.

В конце концов, никто и никогда не будет ценить украинскую жизнь выше, чем сами украинцы.

Михаил Дубинянский