Наш парижский тыл
В апреле Киев считался беззаботным тыловым городом, почти забывшим о войне. В мае он свыкся с новой-старой ролью – приоритетной цели, которую враг атакует чуть ли не каждую ночь.
Полтора месяца назад столичную жизнь сравнивали с мирными временами. Теперь, как и в начале российского вторжения, ее сравнивают с хрестоматийными примерами из мировой военной истории.
После 24.02.2022 особенно популярны параллели между Киевом и Лондоном 1940-х. Правда, в отличие от киевлян, тогдашним лондонцам не довелось увидеть вражескую армию на подступах к городу.
В годы Второй мировой войны такой опыт был у Москвы: но сравнения со столицей тоталитарного коммунистического государства еще менее корректны.
Пожалуй, у нынешнего Киева больше всего общего с Парижем 1914-1918 годов. Богемный и жизнерадостный, он успел побывать прифронтовым, тыловым и снова прифронтовым – прежде чем стать городом-победителем.
В начале Первой мировой немецкие военные планы предусматривали быстрый разгром Франции в течение 6-8 недель, и одно время казалось, что взятие Парижа "за три дня" – вполне реальная перспектива.
В сентябре 1914-го передовые немецкие части находились в тридцати километрах от собора Нотр-Дам. Город готовился к возможному штурму. Хорошо знакомых нам противотанковых ежей, как и самих танков, еще не существовало, но въезды в Париж забаррикадировали, а на Эйфелевой башне разместили пулеметы.
Уроженец Киева Максимилиан Волошин писал о Париже 1915 года:
"Он пропустил сквозь себя несколько потоков беженцев, несколько сот тысяч солдат перед марнскими боями, не ложился спать несколько ночей, ожидая услышать топот немецкой кавалерии, затем стих и привык к мысли, что немцы в 80 километрах. Я увидел его таким в январе, когда жизнь устоялась и применилась к новым условиям".
Читайте также: Те, кто вернется с войны
Об адаптации богемного Парижа к затяжной войне вспоминал и другой киевский уроженец – Илья Эренбург:
"В Париже (хотя до Нуайона было всего девяносто километров) жизнь казалась крепко налаженной, Клемансо обличал Пуанкаре, Бриан, который был прекрасным оратором, произносил блистательные речи.
Снова открылись театры; сначала ставили патриотические пьесы в пользу раненых солдат; потом перешли на обыкновенные комедии и мелодрамы.
До войны дамы приглашали на "чай-танго". В начале войны начались "чай-вязание" – дамы собирались, чтобы посплетничать, и при этом вязали солдатские фуфайки.
Кондитеры делали шоколадные конфеты в форме снарядов; ювелиры продавали брошки – золотые пушки; почтовая бумага для нежных цидулок была украшена трехцветными флагами".
Как видим, попытки коммерциализировать военный патриотизм и перевести его в потребительскую плоскость – вовсе не украинское ноу-хау 21 века. Конфеты в виде артиллерийских снарядов не слишком отличаются от скандального пива "Герої не вмирають". Сочетание большой войны со свободным предпринимательством неизбежно порождает и такие плоды.
Тогдашний французский тыл демонстрировал свою вовлеченность в войну, соревнуясь в ненависти к врагу. Парижские школьники исполняли патриотическую антигерманскую песню "La сhasse aux barbares" ("Охота на варваров").
Подобно нынешнему Киеву, Париж занимался переименованием улиц и станций метрополитена. Avenue de l'Allemagne превратилась в Avenue Jean-Jaurés, а Rue de Berlin и станция метро Berlin – в Rue de Liège и Liège, в честь героического бельгийского города.
Наряду со всем немецким подвергся кэнселингу и знаменитый итальянский композитор Пуччини, заподозренный в германофильстве: парижская Опера-Комик сняла с репертуара его "Богему".
Читайте также: Война и немцы
Несмотря на патриотический пыл, Париж с его довоенной избалованностью часто считали слабым звеном французской обороны. Тогдашнее настроение выразил художник-карикатурист Жан-Луи Форен, изобразивший беседу двух солдат на передовой: "Только бы они продержались" – "Кто они?" – "Штатские".
Бытовало мнение, будто столица слишком отдалилась от фронтовых реалий. Современный историк французской культуры Эндрю Хасси пишет: "В тылу, в Париже, жизнь текла тихо и даже благополучно. Худые вести из-под Вердена замалчивались, так что вернувшиеся из окопов солдаты с неприятным удивлением видели, что столица живет как всегда – в ресторанах подают еду и выпивку, на улицах предлагают развлечения и секс".
Киевскую улицу Анри Барбюса переименовали еще в 2018-м, но сейчас творчество французского писателя-фронтовика оказалось довольно актуальным. В романе "Огонь" он упоминает и о контрастах между фронтом и тылом:
"От ветра на наших лицах стынут капли пота. Скоро полночь. Вот уже шесть часов, как мы ходим по непролазной грязи. В этот час парижские театры сверкают светом ламп и люстр, блистают роскошью, шуршат нарядами, дышат праздничным теплом; беспечная сияющая толпа болтает, смеется, улыбается, рукоплещет; зрители приятно взволнованы сменой острых, все усиливающихся впечатлений, какие вызывает в них комедия, или любуются богатством и великолепием военного апофеоза, поставленного на сцене мюзик-холла".
Французской столице довелось столкнуться с дефицитом многих продуктов питания и спекулятивными ценами. Тяжелой зимой 1916-1917 городу остро не хватало топлива и электроэнергии (большинство угольных шахт северной Франции находились за немецкими позициями). А по ночам Париж периодически подвергался вражеским атакам с воздуха.
Хотя ночные удары по Киеву нередко сравнивают с бомбардировками Лондона во Вторую мировую войну, это не вполне справедливо: в 1940-1941 немецкие бомбы разрушали целые кварталы британской столицы и убили 20 000 лондонцев. А результативность нынешнего российского террора сопоставима с налетами дирижаблей-цеппелинов на Париж в Первую мировую.
Если сейчас врага сдерживает мощная украинская ПВО, то кайзеровским воздушным бандитам мешало несовершенство тогдашней техники. Цеппелины часто возвращались ни с чем, а их наивысшим "достижением" стала единовременная гибель двадцати шести горожан.
По утрам жители столицы обменивались ночными впечатлениями в многочисленных кафе. Будущий советский нарком Луначарский, живший в Париже и заставший один из первых налетов на город в 1915-м, писал:
"Самодовольное чувство, что Париж, так сказать, выдержал экзамен, а цеппелины провалились, доминировало".
По его же свидетельству, в дальнейшем среди горожан нарастала злость и желание наказать вероломного и жестокого врага, но паники в Париже не наблюдалось.
Тяжелее всего парижанам пришлось на завершающем этапе войны. Весной 1918 года германская армия предприняла новое крупное наступление – в последней отчаянной попытке выиграть войну.
Летом 1918-го Париж был возвращен под военное управление, а многие его жители впервые с 1914-го задумались об эвакуации. В тот момент до капитуляции Германии оставалось менее полугода.
Вероятно, это и есть главный исторический урок для сегодняшних киевлян. Подобно Парижу времен Первой мировой, Киев обречен балансировать между тылом и фронтом.
Мы можем периодически забывать о войне, но война будет раз за разом напоминать о себе.
В каком бы безнадежном положении ни оказался враг, у него сохранится иллюзия, будто ход войны еще можно переломить, направив все усилия против украинской столицы.
Настоящая, а не эфемерная безопасность придет в Киев лишь вместе с победой. Той самой победой, которую в Париже отпраздновали 11 ноября 1918 года.
Михаил Дубинянский
