Люди, которые носят пиксель
Когда-то я был знаком с одним священником.
Он говорил, что в Библии можно найти все, что угодно. Что там описаны разные модели поведения для схожих ситуаций. Что свобода выбора остается за человеком – и все определяется тем, где именно мы оставляем в книге свои закладки.
Знаете, этот принцип работает и применительно к армии.
У нас ведь тоже можно найти все, что угодно. Героизм и эгоизм. Смелость и бюрократию. Самопожертвование и равнодушие. На всех одинаковая форма, но под ней разные люди. И твой рассказ об армии будет зависеть от того, где именно в увиденном и пережитом ты станешь расставлять свои закладки.
Одни и те же ситуации очевидцы будут описывать по-разному. В этом нет противоречия – в силах обороны служат сотни тысяч людей. У каждого из которых – свой опыт, своя эмоциональная система и своя жизненная оптика. Каждая солдатская проповедь – на самом деле исповедь. В этот момент мы слушаем не столько рассказ о случившемся, сколько рассказ о говорящем.
В тылу нас часто обобщают. Человек в пикселе сразу же превращается в представителя касты. Сказанное им затем кочует по новостным сайтам с заголовками из серии "Солдаты рассказали, что им нравится/не нравится/убивает/делает сильнее". Но в том и штука, что в каждом интервью на вопросы отвечает не форма, а тот, кто под ней. Официальные армейские спикеры неслучайно напоминают роботов – их работа состоит в том, чтобы не пускать в коммуникацию личное.
А личное будет лезть обязательно.
Наши суждения – это следствие наших характеров. У сложного человека мир устроен сложно. У легкого – просто. Подозрительный человек живет в коварном мире, а добрый – в благожелательном. Никому не придет в голову обобщать своего соседа по лестничной площадке до настроений всего подъезда. До тех пор, пока ваш сосед не наденет пиксель.
В этом обобщении фронта порой чудится попытка тыла выстроить дистанцию. Но правда в том, что нет никаких специальных людей, рожденных для войны. Три четверти тех, кто носит пиксель, еще недавно были гражданскими. У каждого за спиной шлейф собственной биографии, тыловой профессии и семейной истории. Пассажиры любого автобуса, на котором вы едете на работу, вполне могли бы быть вашими сослуживцами по взводу. Пусть вас не обманывает наша форма. Она может быть на каждом.
В наших лицах мало эпичности. Когда об этой войне станут снимать фильмы, мы не пройдем кастинг даже в массовку. Нас сыграют лауреаты премий и званий, а мы, сидя в зале, будем обсуждать неточности сюжета. Просто нам выпало жить в самый субъектный период истории собственной страны. Итог нашей войны определит правила, по которым будет жить континент. И эти правила прямо сейчас переписывают люди, с которыми до войны вы ходили по одним и тем же улицам.
"А что ты делал во время войны?". Вероятно, именно так будет звучать главный вопрос нашего будущего. И даже если вы не планируете его себе задавать, скорее всего, вам его будут задавать ваши дети. Одни наши друзья станут улицами. Другие – памятниками. Третьи будут писать мемуары, в которых станут вспоминать именно то, на чем они заранее расставили закладки в своей памяти.
Будущие поколения нас обязательно станут возвеличивать – чтобы очень повседневные мы соответствовали масштабу наших событий. Но те, кто живут одновременно с нами, знают правду. Мы ничем от вас не отличаемся. Мы точно такие же, как вы. Только уставшие, небритые и сосредоточенные. Которые вдобавок могут рассказывать разное об одном и том же.
Потому что армия и правда как Библия. В ней можно найти все, что угодно.
Даже себя.
Павел Казарин
