Пресс-папье с кораллом
"Уинстон немедленно заплатил четыре доллара и опустил вожделенную игрушку в карман. Соблазнила его не столько красота вещи, сколько аромат века, совсем не похожего на нынешний. Стекло такой дождевой мягкости ему никогда не встречалось. Самым симпатичным в этой штуке была ее бесполезность, хотя Уинстон догадался, что когда-то она служила пресс-папье. Стекло оттягивало карман, но, к счастью, не слишком выпирало. Это был странный предмет, даже компрометирующий предмет для члена партии".
В знаменитой антиутопии "1984" старинное стеклянное пресс-папье с кусочком коралла выступало символом прошлого, которое так манило главного героя. В суровом мире оруэлловской Океании раритет викторианской эпохи выглядел неуместно. Чересчур красивый, чересчур непрактичный, чересчур хрупкий и уязвимый, что в конце концов продемонстрировали сотрудники политической полиции, разбившие антикварную безделушку вдребезги.
В воюющей Украине этот художественный образ приобретает особое звучание.
После 24 февраля стало очевидно, что значительная часть нашего жизненного багажа сродни оруэлловскому пресс-папье с кораллом. Слишком многие из наших привычек и ценностей порождены другой эпохой: относительно мирной, комфортной и беззаботной. К суровым военным будням они совершенно не приспособлены.
Читайте также: Классики и современники
Наш постиндустриальный быт – с уютными офисами и коворкингами, высокотехнологичными гаджетами и модными развлечениями, изысканными ресторанами и путешествиями по Европе – продемонстрировал чрезмерную уязвимость перед вооруженной агрессией.
Достаточно нескольких залпов вражеской артиллерии или нескольких ракетных ударов по критической инфраструктуре – и декорации XXI века разбиваются вдребезги. Пустеют аэропорты, становятся недоступными привычные товары, закрываются любимые заведения, выходят из строя гаджеты, исчезает электричество, водоснабжение и отопление. А украинскому хипстеру приходится думать не столько о модных глобальных трендах, сколько о физическом выживании.
До 24 февраля в Украине постоянно рассуждали о либерализме и правах человека. Но много ли эти рассуждения стоят сейчас, когда война требует жесткой дисциплины, а обязанности гражданина перед государством стали гораздо важнее его прав?
До полномасштабного российского вторжения в Украине придавали большое значение толерантности, терпимости и плюрализму мнений. Но значимо ли все это сегодня, когда нетерпимость к врагу и его культуре превратилась в гражданскую добродетель, а плюрализм может открыть дорогу вражеской пропаганде?
Читайте также: Якоб-лжец и украинская дилемма
До большой войны в Украине много говорили о гендерном равенстве и преодолении сексистских стереотипов. Но актуально ли это теперь, когда сексистское представление о "слабом поле" освобождает женщин от мобилизации, обеспечивает беспрепятственный выезд за границу, и этой преференцией охотно пользуются?..
Кто-то уверен, что война доказала несостоятельность прежних представлений о жизни: а значит, они должны быть полностью пересмотрены. Необходимо отправить на свалку истории все, что пользовалось популярностью в первые десятилетия XXI века и после 24 февраля превратилось в устаревший бесполезный хлам.
Нужно решительно покончить с довоенными привычками и этическими ориентирами. Надо избавиться от всего, что сегодня выглядит обузой и диссонирует с насущной военной необходимостью. Следует выбросить вон все то, что ценилось в мирное время – а теперь не стоит ничего.
Однако есть и альтернативная точка зрения.
В разгар кровопролитной войны неприспособленное к войне не обесценивается, а, наоборот, приобретает гораздо большую ценность, чем раньше. Именно из-за своей уязвимости. Именно потому, что в новой реальности сохранение довоенного багажа сопряжено с огромными усилиями.
Одно дело – ощущать себя человеком XXI века, находясь в безопасности и пользуясь всеми благами цивилизации. Другое дело – оставаться им, сидя без света и воды, в ожидании очередной воздушной тревоги. Оставаться собой вопреки разрушению окружающего мира, назло неприятельским ракетам, наперекор эмоциональному и психологическому давлению извне.
Все перечисленное воспринимается не как попытка остаться в зоне комфорта, а как проявление украинской стойкости. Как цивилизационный вызов агрессору, пытающемуся вбомбить нас в каменный век.
Что ж, с аналогичной меркой можно подойти не только к военному быту, но и к военному мировоззрению.
Сохранять либеральные убеждения во время войны – это тоже вызов агрессору. Потому что вражеская агрессия погружает нас в мир, где остается все меньше места для личных прав и свобод.
Не отказываться от толерантности – это еще один вызов агрессору. Потому что кремлевская агрессия провоцирует нетерпимость не только к внешнему противнику, но зачастую и друг к другу.
Продолжать дискутировать о сложных и неоднозначных вещах – это опять-таки вызов агрессору. Потому что российская агрессия подталкивает нас к максимальным упрощениям и неоправданным обобщениям.
Многие обитатели украинского тыла любят похвалиться тем, как сильно они изменились за время полномасштабной войны. Но нередко эти внутренние перемены – лишь дань военному конформизму, не требующая ни силы воли, ни силы духа.
Читайте также: Зеркало войны
Наоборот, настоящая стойкость и выдержка требуются, чтобы оставить в своем внутреннем мире что-то неизменное. Даже если в 2022 году этот привет из довоенного прошлого выглядит так же неестественно, как хрупкая антикварная вещица из "1984".
Тех, кто пошел по пути наименьшего сопротивления, невозможно осуждать. Украинец, столкнувшийся с реалиями большой войны, вправе отказаться от всего обременительного, нефункционального, слишком сложного и утонченного. Он вправе выбросить прежние представления о жизни, словно старую стеклянную безделушку.
Но чего он делать не вправе, так это требовать, чтобы соотечественники в обязательном порядке последовали его примеру.
Михаил Дубинянский
