Место силы. Большая история маленькой Бородянки и новые символы непобедимой Украины

Сто лет назад для подавления повстанческих отрядов УНР под Киевом большевики узаконили "институт заложников". 

Приказом №2 "Киевского окружного совещания по борьбе с бандитизмом" полагалось от каждых десяти хат назначать случайных "ответчиков". В случае убийства одного представителя советской власти в селе или неподалеку расстреливали двух "ответчиков". Казненных заменяли новыми "кандидатами".

В 1921-м в одной только Здвижевке, бывшей Фелициаловке Бородянской волости, выбрали 15 сельских заложников. Троих убили.

В приговоре "чрезвычайной тройки" от 17 декабря 1921-го года говорилось:"За захваченного и зарубленного красноармейца 24 отдельного батальона 3-й роты охраны железной дороги товарища Шурцева Петра, не нашедшего со стороны ответчиков никакой положительной помощи и защиты. За недонесение ответчиками о пребывании банды в селе. За поддержку банды обозом".

Жребий "ответчики" тянули на сельском собрании. Первый пал на Кисленко Кирилла Григорьевича. Второй – на Бондаря Савву Гордеевича. Третий – на Кудина Ивана Архиповича. Мужчин вывели на площадь и расстреляли на глазах у односельчан. Их место заняли новые "кандидаты". На столетие вперед.

Российско-красный террор, от которого Украина начала избавляться в 1991-ом году, вернулся в 2022-м. Но десяткам новых заложников "русского мира", погибшим в Бородянке, жребий тянуть не предлагали. Просто сбросили авиационные бомбы на многоэтажные дома, похоронив под обломками целые семьи.

Детство

До прихода россиян поколению 30-летнего Максима Каминского бояться было нечего. Даже в 90-е, когда на смену СССР пришли золотые цепи и малиновые пиджаки, Бородянка жила умиротворенно. Бандитских разборок здесь не наблюдалось.

Свой маленький уголок в 60 километрах от столицы, где все друг друга знают. Своя огромная вселенная, наполненная смехом и запахом фруктовых деревьев. 

Речки, озера, много рыбы. Леса, где вместо мин и "растяжек" – ягоды и грибы. 

Окрестные чащи делали богаче детские фантазии о лешем и помогали зарабатывать на взрослую жизнь.

– З сестрою збирали чорниці, сідали на електричку, їхали в Київ, там їх продавали. Грошей вистачало на відпочинок в Криму, – говорит Максим.

Чтобы вспомнить что-то проблемное из бородянского детства, Каминскому приходится изрядно напрячься. В итоге на ум приходит лишь одна история, и та со счастливым концом.

Как-то раз, когда Максиму было девять, его оставили у бабушки в соседнем селе Бабинцы. Там ребенку стало плохо. То бледного, то зеленого, с сильной тошнотой, мальчика потянули за руку в фельдшерский пункт.

– Чоловік у білому халаті оглянув мене, сказав, що апендицит, що треба швидко везти в Бородянку на операцію. Почав питати у бабусі, чи є в неї гроші. 

Коли дізнався, що я – син головної медсестри бородянської поліклініки, то різко змінився в обличчі. Став таким само блідим, як я. Та різко перетворився на дуже ввічливого та безкорисливого, – улыбается Каминский.

Максима привезли в больницу к маме. Диагноз фельдшера не подтвердился. Зато Максим впервые узнал, какой может быть бытовая коррупция.

Карточный домик

В марте 2022-го года Максим Каминский должен был тестировать собственное приложение для рыболовного туризма. Российские неуправляемые авиабомбы поставили IT-стартап и всю его жизнь на паузу. 

– Це точка видачі та магазин Rozetka, я його відкрив по франшизі за п'ять місяців до вторгнення, – ведет по разбитым стеклам бородянец. – Це торговий ряд мого друга Саші Мишкина, він вклався, щоб все тут було цивілізованим. 

– Саша з простої сім'ї, майстер спорту з пауерліфтингу, – продолжает Максим. – Коли зайшли орки, він до останнього вивозив дітей, поранених, навіть коли техніка йшла. Таких героїв, як він, чимало, але про них не напишуть у ЗМІ.

На франшизу Каминский потратил около $40 000. Дела шли хорошо, пока не появились оккупанты и мародеры.

– Вони винесли всю техніку: компи, принтер, маршрутизатори. В сейф залізли, але там лише документи були. А ось стіл IKEA не взяли. Унітаз також залишили, – водит по разграбленным помещениям владелец.

– Мені цей бізнес дуже подобався, – улыбается Максим. – Працювали з дружиною та татом. Наша точка видавала до 3 000 посилок на місяць. 

Зараз треба декілька тисяч доларів, щоб відновити справу. Я хочу вже працювати. Не хочу чекати, поки війна закінчиться, поки хтось дасть гарантії, що росіяни знов не підуть на Київ.

После 24-го февраля стало понятно: жизнь не дает стопроцентных гарантий. Но есть и хорошая новость: даже самые большие трагедии сопряжены с везением и чудесами. 

Для Максима чудо – что жив. Что успел уехать с семьей из Бородянки до того, как здесь погибли и пропали без вести сотни людей.

Чудо – что жив друг детства, мастер рыболовного спорта. Когда россияне скинули одну из бомб, в квартире дома №359 на Центральной, бывшей улице Ленина, погибли его пятеро родных.

– Мама, брат, жінка брата та її батьки, – перечисляет Максим. – Більше тижня їхні тіла були під завалами. А другу пощастило: за пів години до авіанальоту він взяв свою дружину та дитину, відвів їх у сусідню школу, у бомбосховище.

Було близько 7:30, він якраз повертався додому, і на його очах "СУшка" скинула некеровану бомбу. Будинок просто склався, як картковий.

Нулевая декларация

Для советской историографии палеолит и неолит были прекрасными эпохами: очень давно, без имен и фамилий, без неудобных вопросов. 

Зачем знать, что было несколько десятилетий назад, если можно копаться в безмолвной древности? Даже в 2000-х, вспоминает Максим Каминский, на уроках истории казалось, что палеолит важнее близкого прошлого.

– Ми вивчали УНР, ЗУНР, але все воно було якось дуже швидко, одним розділом. Що відбувалося саме на Бородянщині, нам майже не розповідали, – вспоминает Максим.

Его поколению, родившемуся после развала СССР, почему-то не рассказывали об отамане Орлике, уроженце Гостомеля Федоре Артеменко, полковнике Армии УНР. О повстанческих отрядах, воевавших с большевиками под Киевом до 1921-го года. О плене и расстреле Орлика в возрасте 25 лет.

Чаще всего история повторяется, когда стирают память о ней.

За последнее столетие Бородянка пережила многое. В феврале 1918-го через нее с боями на Киев прошли немецко-австрийские войска вместе с воинами УНР. 

В феврале 1919-го здесь уже были "красные". Потом белогвардейцы, и снова большевики.

C окончанием Второй мировой вечный мир не наступил. В феврале 2022-го сюда вновь нагрянули завоеватели. 

– Через Бородянку йшов основний потік техніки орків. Бувало, що за добу через нас проходило 300 одиниць у бік Києва, – делится Каминский.

Транзитное положение Бородянки может многое дать, но и забрать тоже. Пережив нашествие россиян, Максим Каминский предпочитает сосредоточиться на хорошем.

– Для мене Україна завжди була країною можливостей, – говорит он. – Саме зараз настав час реалізувати ці можливості на повну. 

Після першої хвилі шоку я вже заспокоївся. Страху перед майбутнім немає. У нас тут багато молодих та активних, які мають шалену енергію, щоб все відновлювати та розвивати.

Жить в Бородянке начинают сначала. Вновь открываются продуктовые магазины, которые не работали после оккупации. 

На кассах появляются терминалы. Банки и банкоматы понемногу оживают. 

Начало времен, после которого все обязательно будет. 

– Я це називаю "нульова декларація", – улыбается обнадеживающе Максим. – Все, що було до 24-го лютого, зараз на Бородянщині та по всій країні помножено на нуль. Емоції, політичні та бізнесові амбіції… 

Нам треба все починати з нуля, і в цьому наш великий шанс.

"Держимся"

Для человека непосвященного "Бородянка" и "экскаватор" – слова из разных языков. Для местных – почти однокоренные. Были.

– Бородянка асоціювалася з екскаватором. Я б сказав, що він був її символом довгі роки. 

Всі ці багатоповерхівки, які розбомбили росіяни, дитсадки, школи, будинок культури, побудовані завдяки машинобудівному заводу "Борекс" (бывший "Червоний екскаватор" – УП). На ньому працювали кілька тисяч людей.

Містечко було завжди комфортним. Тут жили роботяги з сім'ями, технічна інтелігенція, – вводит в курс дела Максим Каминский.

В 1904-ом году его предки приехали из Польши в соседние Бабинцы, строить стекольный завод. Там же родился его отец. Он учился в КИСИ. Работал на "Борексе" инженером, а потом коммерческим директором, пока предприятие не объявили банкротом. 

Прежний образ Бородянки растворился в прошлом. После 24-го февраля тут появились новые символы. Опаленные войной, хрупкие и вместе с тем невероятно стойкие. 

На площади перед разбомбленным домом культуры, склонив укоризненно голову, остался стоять раненный, но непокоренный Кобзарь.

– Как вы? – мог бы задать он вопрос в комиксе об украинских супергероях.

– Держимся, – ответили б ему кухонный шкафчик с керамическим петушком, оставшиеся на черном скелете девятиэтажки напротив.

– Держусь, – сказала бы уже знаменитой кошка Глория, которая провела в этих же развалинах больше месяца.

– Выдержал, – отрапортовал бы архангел Михаил у разбитого здания "Укртелекома".

Во время боев у статуи бородянского Архистратига отвалился крест. Но в руке предводителя Божьего войска осталось самое нужное – меч.

Перед оружием архангела нечисть не устояла.

Завтра

Оккупанту история оказалась не нужна. Оккупанту дороги стиральные машинки и бижутерия. 

Из квартиры Максима Каминского чужаки вынесли ноутбуки и четыре жестких диска с семейными фотографиями. Но человеческую память не стереть нажатием кнопки "Delete".

На площади у памятника Тарасу Шевченко, который не попал в кадр, сидит мальчик. На земле снег. Малыш одет в красную куртку и серую шапку. Он пьет яблочный сок из маленького тетрапака с трубочкой. 

На улице темнеет. На заднем плане горят окна девятиэтажного дома: улица Центральная, №359.

В этом непримечательном фото, которое сохранилось у Максима Каминского на смартфоне, много для него важного. 

– Це мій син Данило, зараз він з дружиною в Європі, але вони обов'язково повернуться в Бородянку, – не сомневается он. – Сина ми назвали на честь Данила Галицького. "Данило" для мене – ім'я, в якому дуже багато сили.

Знаєш, коли це фото зроблено? 23-го лютого.

А завтра была война.

Искушения остаться в прошлом, в том самом моменте, когда Даня пил сок с задумчивым выражением лица за несколько часов до вторжения, у его отца Максима нет. 

Желания вечно лить слезы на руинах Бородянки – тоже. 

– Якщо влада захоче зробити пам'ятник цій війні у нашому містечку, то це має бути якийсь сквер, – уверен Максим. – Жодних стел, монументів із граніту! 

Граніт не замінить загиблих, не поверне втрачене житло. Граніт нагадує про кладовище. Не треба перетворювати наші села та міста на кладовище. Треба пам'ятати тихо, в собі, але більше думати про сьогодення та майбутнє.

– Хай буде сквер для дітей, – настаивает Каминский. – Хай буде на згадку про полеглих фонтан. Хай шумить вода, як символ вічного життя. 

А ще краще нічого не вигадувати – просто залишити нашого розстріляного Тараса таким, яким він зараз є. Як згадку. Як символ українського духу, з яким нічого не змогли зробити. Ані царська, ані радянська влада, ані тисячі орків, літаків та танків путінської Росії.

Евгений Руденко, Эльдар Сарахман – УП