Концлагерь "Россия" и война, которую мы не можем проиграть. Записки свободного человека из тюрьмы 

Ровно восемь лет назад – 27 февраля 2014 года – Крым был оккупирован "мыжебратьями" с оружием в руках. Это была репетиция большой войны, которая происходит сегодня. 

Крым превратился в часть концлагеря под названием "Россия". Многие крымчане радостно приняли свое поступление в концлагерь. Оказывается, бывает и так.

К счастью, бывает и по-другому. И бывают другие. Нариман Джелял один из них.

4 сентября российские спецслужбы похитили Наримена из его дома в Первомайском под Симферополем. 

Его обвинили в диверсии – по этой статье Джелялу грозит от 12 до 15 лет лишения свободы. Основные слушания по сфабрикованному делу начнутся 3 марта.  

"Украинская правда" получила записки Наримана, написанные им в заключении, и мы готовим большой материал о нем и о его борьбе.

Это будет история о том как, находясь в тюрьме, можно оставаться свободным человеком. В отличие от "крымнашистов", которые годами живут в концлагере, формально находясь на свободе. 

О том, почему война с "мыжебратьями" не локальный конфликт, а цивилизационный. Это война человека за право сохранить в себе человеческое.

О том, что нас ждет, если мы позволим вернуть себя туда, где "русский дух и русью пахнет".   

Публикуем несколько цитат из записок Наримана Джеляла.

Их важно прочесть именно сегодня.

Мы не имеем права проиграть эту войну.

***

Как-то выслушав эмоциональную речь моего друга о его планах по освобождению Крыма, я заметил, что он может не успеть. Может оказаться, что освобождать будет уже некого.

С 2014 года в Крыму поселился страх. Люди боятся выходить за рамки разрешенных государством мыслей и действий. Сдерживаются, остерегаются, обособляются.

Мы фактически оказались в концлагере XXI века.

Ограждения его спрятаны, закамуфлированы новыми школами, дорогами, остановками, башенными кранами новостроек.

В концлагере, где действуют жесткие порядки и жестокие надзиратели.

В концлагере, цель которого – превратить всех в безликую однородную массу, поглотившую несогласных и сопротивляющихся.

***

Поставить человека на грань выживания, сломить его волю, превратить в послушного раба – это и есть цель руководства концлагеря.

Такие же цели преследуют и авторитарные режимы по отношению к населению, используя более изощренные, гибридные методы.

Режиму нужен человек, не способный противостоять лагерной действительности. Человек, перестающий принимать самостоятельные решения и лишенный способности противостоять несправедливости.

Он перестает быть хозяином собственной судьбы, перестает сам определять свое будущее. Отдавая себя в чужие руки, мы теряем собственную субъектность.

***

Сомневающихся в своих силах много.

Переживший опыт фашистского концлагеря психиатр Виктор Франкл определяет такое состояние узника как "безбудущность".

"Безбудущность" обрекает на ретроспективное существование. Узник не видит себя в будущем. Реальность концлагеря кажется ему законченной, неизменной и безвыходной. Многие узники просто ложились и умирали. Они просто не видели цели или не верили в ее выполнимость, чтобы жить.

Наш концлагерь отличается от "классического".

Мы не находимся под прямой угрозой физического уничтожения. Мы относительно свободны в рамках навязанных правил, которые из года в год становятся жестче.

Но именно в такой ситуации нам сложнее оценить ситуацию и решиться действовать. Отсутствие прямой угрозы жизни и кажущаяся свобода усыпляют тревогу, снижают сопротивляемость лжи".

***

Самое глубокое унижение состояло в том, что руководство России единолично решило судьбу нашей земли, предложив принимать все как есть.

Нашлись среди нас те, кто призывал к смирению, к терпению. Кто предлагал молча глотать унижения, обещая взамен решение неких социальных проблем.

Нашлись и те, кто говорил: не надо дразнить зверя, который нас растопчет за непослушание. Тем самым они уже служили режиму, распространяя неуверенность и сомнение. И, конечно, они стремились оправдать собственный страх, обезопасить себя от репрессий.

***

Я пытался не дать угаснуть надежде.

Прочитав книгу Виктора Франкла, я убедился, что действовал правильно. Описывая жизнь заключенных в концлагерях, Франкл приходит к выводу: тот, кто теряет веру в свое будущее – погибает. Именно за эту веру в иное, выбранное нами самими будущее я и борюсь.

***

В "Книге странствий" Игорь Губерман пишет: "Чтобы уцелеть в безостановочной и беспощадной борьбе за существование каждое живое существо должно было как-то научиться охранять себя… Один из простейших способов – паразитное существование".

Такой способ самосохранения требует полной зависимости от хозяина, то есть от более сильного организма. Он требует смирения и неприхотливости.

Согласитесь, очень похоже на тот тип взаимоотношений с государством, который установился в современной России. Тебе обещают стабильность и пропитание в обмен на покорность и служение режиму.

Только в природе этот вид существования дает больше гарантий безопасности, чем в человеческом обществе. Да и эволюционное развитие паразитного существования далеко не продвинулось. "Добровольное рабство спасает жизнь временно, а отучает жить – навсегда".

***

Когда мы понимаем, где оказались.

Когда мы видим стены камеры, в которую заключен наш Крым. 

Когда намерения надзирателей очевидны.

Нам остается сопротивляться.

Остаться…

Первым моим решением было остаться в Крыму. На родине, которую мы недавно вернули. Эта земля должна стать оазисом гостеприимства, а не плацом для солдатских сапог и полигоном для танков. И я не мог оставить ее такой.

Остаться…

Вторым моим решением было остаться самим собой. Сохранить свои убеждения и ценности. Веру в то, что свобода позволяет проявиться лучшим человеческим качествам. Свобода и демократия, которые прорастает в Украине и вытаптываются в России.

Остаться…

Третьим решением было остаться верным своему долгу. Долгу человека, которому тысячи крымских татар делегировали своё право говорить от их имени. Предлагать им путь и одним из первых идти по нему. Девять лет назад в Хан-Сарае я поклялся и уверен, что эту клятву не нарушил.

Чешский политик, диссидент Вацлав Гавел сказал: "Надежда – это не убежденность в том, что все будет хорошо, а уверенность: то, что ты делаешь, имеет смысл – вне зависимости от того, чем дело кончится".

Остаться…

Принять это решение было непросто, но следовать ему легко. Потому что меня никогда не оставляло осознание правильности моего пути. В минуты сомнений и отчаянья всегда находился кто-то, кто говорил: ты выбрал верное направление. И я шёл дальше.

Но больше всего мне придавали силы люди, что шли той же дорогой. Кто-то рядом, кто-то поодаль, кто-то только ступил на эту дорогу.

Остаться…

Даже в ситуации несвободы мы остаемся свободными внутри.

Поверьте в себя и в свои силы. Опирайтесь на свои убеждения. Не тратьте силы на поиски ответов, которые нам пока не дано получить.

Не верьте тому, что вы не способны ничего изменить. Не верьте, что у вас не может быть иного будущего.

Наше старшее поколение не только вынесло тяготы депортации, но и вернуло нам родину. Они выстояли в борьбе с советской империей.

Они пережили депортацию, мы обязаны пережить оккупацию. Чтобы остаться собой.

Остаться…

Я тоже остаюсь с вами. Даже находясь в застенках тюрьмы…

Нариман Джелял, для УП