Игра в войну
Директор российского "Левада-Центра" Лев Гудков утверждает, что его сотрудники еще никогда не фиксировали в РФ такого высокого уровня антивоенных настроений.
Более 70% россиян боятся войны. Более 55% считают, что война станет бессмысленной, и надеются, что до нее все-таки не дойдет.
При этом 46% респондентов относятся к Украине с симпатией. По мнению Гудкова, это свидетельствует о том, что официальная пропаганда становится все менее результативной, и военная эскалация не встретит широкой поддержки у населения .
Что ж, можно поверить, что обычные россияне действительно не пылают ненавистью к Украине и не хотят масштабного вооруженного противостояния. Но одно дело – война, а другое дело – игра в войну.
Читайте также: Тридцать лет и три буквы
Журналист и писатель Себастьян Хафнер застал Первую мировую школьником.
В книге мемуаров "История одного немца" он так описывает свои ощущения: "Я, ребенок, был тогда болельщиком войны… Я столь же мало ненавидел французов, англичан и русских, сколь мало болельщик "Портсмута" ненавидит игроков "Вулверхэмптона". Естественно, я желал их проигрыша и поражения, но только потому, что их унижение и разгром стали бы оборотной стороной победы и триумфа моей команды. Для меня имела значение лишь завораживающая привлекательность военной игры, той, в которой число пленных, захваченные территории, завоеванные крепости и потопленные суда – все равно что голы в футболе или очки в поединках боксеров".
Наблюдение за войной в качестве отстраненного болельщика – это максимально комфортный формат. И он способен привлечь даже ту часть мирных обывателей, которая вроде бы не желает войны.
Примерно так в современной России воспринимаются события 1941-1945 годов.
Миллионы погибших, разрушенные города и прочие военные ужасы остались в далеком прошлом, зато увлекательная игровая составляющая продолжает жить в масскультуре и праздничных мероприятиях.
Победные очки, набранные Советским Союзом в ходе Второй мировой, до сих радуют наших соседей: подобно голам, забитым в ворота именитого противника.
И легендарное "Можем повторить!" – это вовсе не о стремлении современного россиянина очутиться на фронте и поучаствовать в новом штурме Берлина.
Это даже не о ненависти к внешним врагам и желании их уничтожить. Это бравада болельщика с пивным брюшком, сидящего перед экраном телевизора и орущего: "Мы их сделали!"
То же самое касается и событий современности.
И в 2008-м, и в 2014-м, и позднее российское руководство добивалось одной и той же цели: представить вооруженную агрессию как занимательную игру.
Превратить войну в некий аналог Squid Game, где собственному населению отведены не зеленые костюмы участников, а позолоченные маски VIP-наблюдателей.
Кремлевские операции в Грузии, Крыму и Сирии имели успех у внутренней аудитории постольку, поскольку укладывались в привлекательный игровой формат.
С минимизированным участием российского гражданского населения в происходящем.
Напротив, вооруженный конфликт на Донбассе стал для РФ примером не слишком удачной войны, быстро утратившей увлекательный игровой облик.
После первых вдохновляющих успехов, после провозглашения "ДНР" и "ЛНР", проект "Новороссия" забуксовал, и обещанного большого приза россияне так и не увидели.
А когда боевые действия в ОРДЛО приобрели вялотекущий характер, соседскому обывателю стало скучно болеть за "братские народные республики", и он надолго потерял к ним всякий интерес.
Зато экономические последствия гибридного противостояния – в виде санкций и контрсанкций – ощущались все заметнее, а с точки зрения войны-игры это неправильно.
Возвращаясь к вышеупомянутому герру Хафнеру, стоит отметить, что в 1914-1918 годах немаловажную роль сыграл нежный возраст самого Себастьяна и его ровесников: "Конечно, у нас были на фронте близкие, конечно, то в одну семью, то в другую приходили похоронки, но ребенок на то и ребенок, чтобы легко привыкать к чьему-либо отсутствию…
Читайте также: Хроника чужой вины
С великовозрастными подданными президента Путина такой номер не пройдет. Взрослый человек намного чувствительнее к ломке привычного жизненного уклада, и его гораздо труднее отвлечь от разрушаемого быта.
О степени жертвенности современного российского общества можно судить по болезненной реакции на введение ковид-ограничений: люди, восхвалявшие суровое сталинское время, были возмущены весьма умеренным бытовым дискомфортом и принялись кричать о "фашизме".
А новое вторжение в Украину рискует спровоцировать еще более заметные негативные последствия, которые не позволят соседскому обывателю остаться в роли отстраненного наблюдателя-болельщика.
Боязнь войны, зафиксированная "Левада-Центром", – это страх перед чертой, за которой наблюдение плавно перерастает в участие.
Именно тогда происходящее начинает восприниматься как война, а не как занятная игра в войну. И в случае вооруженной эскалации российские власти постараются все-таки воспрепятствовать пересечению этой черты.
Приоритетным для Кремля остается игровой сценарий, который можно успешно продать собственному населению.
Минимум бытовых издержек – максимум красивых телевизионных картинок, набранных очков, забитых голов и полученных призов.
Так выглядит идеальное военное вторжение по-российски.
А задача Украины и ее союзников – доказать, что этот заманчивый идеал недостижим.
Михаил Дубинянский
