Маленькие люди

В последнюю ноябрьскую субботу Украина вспоминает о миллионах жертв большевистского Голодомора.

Чтящие и скорбящие пытаются установить незримую связь с соотечественниками, страдавшими и умиравшими много десятилетий назад. Правда, это не всегда получается естественно. 

Будем откровенны: современному украинскому блогеру или гражданскому активисту гораздо легче отождествлять себя с деятелями "расстрелянного возрождения", с погибшими членами ОУН или на худой конец с репрессированными национал-коммунистами.

С теми, кто жил насыщенной интеллектуальной жизнью, размышлял о судьбах планеты, боролся за свои высокие идеалы – и органично вписался бы в повестку нашего Фейсбука.

Но жертвы Голодомора в своей массе были не такими.

Подавляющее большинство погибших от рукотворного голода в 1932-1933 годах – это маленькие люди.

Читайте также: Исповедь палача

Сельские обыватели, погруженные в собственный семейно-бытовой мир и далекие не только от строительства социализма, но и от любого другого "-изма".

Недостаточно образованные, не говорившие на иностранных языках, не читавшие ни Маркса, ни Донцова. Не бывавшие на премьерах театра "Березиль", не знакомые с эйнштейновской теорией относительности, не умевшие отличить кубистов от конструктивистов. 

Они не ставили перед собой великих целей. Они просто хотели жить: жить для себя и своих близких, а не для сталинского государства.

Они часто бывали слабыми и пассивными, наивными и ограниченными, поступавшими иррационально и безрассудно.

Под натиском беспощадной идеологической машины, обрекшей их голодную муку, они нередко ломались как личности и теряли человеческий облик. А умирали страшной, но обычно совсем не героической смертью.

Между ними и сегодняшними представителями прогрессивной украинской общественности – ментальная пропасть.

Если кто-то более или менее близок к маленьким людям 1930-х годов, так это современные маленькие люди.

Такие же приземленные обыватели, живущие ради себя и своих родных и далекие от государственного строительства.

Озабоченные утилитарными проблемами, полные консервативных предрассудков, не выходящие на митинги, не знакомые с творчеством Андруховича и Жадана, склонные к бытовой коррупции и боящиеся вакцинации от коронавируса. 

По иронии судьбы, политизированная интеллигенция, рефлексирующая над трагедией Голодомора и солидаризирующаяся с украинским крестьянством ХХ века, питает стойкую антипатию к современному маленькому человеку.

Безыдейный украинский обыватель зачастую воспринимается как унтерменш, как существо низшего порядка. В лучшем случае он выступает объектом плохо скрываемого презрения. В худшем – объектом неприкрытой ненависти. 

Обывателей винят в легкомысленности и несознательности, в пассивности и эгоистичности, в глупости и отсталости.

Это их заклеймил позором главный украинский историк: "Большинство не читает книг. Большинство не знает ни одного иностранного языка. Большинство не видело мира не только за пределами Украины, а даже за пределами своего телевизора".

Читайте также: Невыносимая хрупкость бытия

Хотя, если исключить нехарактерный для 1930-х телевизор, то ровно те же упреки можно было бы адресовать и миллионам крестьян, перемолотых советским Голодомором.

Ведь в тогдашней Украине несчастные хлеборобы были именно большинством – тем самым большинством, которое, по утверждению Владимира Вятровича, "безлико и безответственно". 

Среди наших сетевых активистов распространено убеждение, что маленький человек всегда сам виноват в своих несчастьях.

Виноват в том, что оказался недостаточно умным, сильным, храбрым и волевым. В том, что поступал опрометчиво, верил чужой лжи, тешил себя необоснованными надеждами.

В том, что не проявлял должной отваги, не сопротивлялся диктатуре и произволу, не защищал Родину с оружием в руках. Стало быть, он в любом случае получил по заслугам, и жалеть его нечего.

Если жизнь обывателя разрушена войной, если он теряет свой дом и своих близких, то это считается справедливой расплатой за отсутствие гражданской позиции.

Если обыватель, наслушавшийся рассказов о неопасности COVID-19, тяжело заболевает и умирает в мучениях, это видится справедливой карой за невежество.

А если бедствия маленького человека можно увязать с поддержкой или неподдержкой определенных политических сил, это представляется чуть ли не божественным правосудием. 

Дегуманизация обывателя стала для украинской блогосферы чем-то само собой разумеющимся. Милосердие и сочувствие успехом не пользуются.

Наоборот, чужие страдания часто комментируются с болезненным сладострастием, с ядовитой иронией и с пожеланием еще больших бед, которые должны научить презираемый плебс уму-разуму.

Отечественные лидеры мнений охотно бравируют циничностью и мизантропией: это модно, это трактуется как интеллектуальная мощь и привлекает аудиторию. 

Однако в четвертую субботу ноября те же твердокаменные элитаристы, непримиримые к маленькому человеку, включают нетипичный для себя гуманизм и оплакивают трагедию маленьких украинцев 1930-х. И в этом слишком много внутреннего диссонанса. 

Читайте также: Причина и следствие

Пожалуй, честнее других оказался ныне покойный блогер Святослав Носов aka Горький Лук.

Пять лет назад он высказался о жертвах Голодомора с таким же цинизмом и презрением, как и о нынешних обывателях.

Разумеется, текст про погибших "селюков" получился абсолютно неэтичным и оскорбительным, и на автора обрушилась буря негодования.

Но, в отличие от многих коллег по перу, Горькому Луку нельзя было отказать в последовательности: к маленьким людям 30-х годов он подошел с той же безжалостной меркой, что и к современному плебсу. 

Остается верить, что интеллектуальная и моральная последовательность может проявиться и по-другому.

Что память о Голодоморе способна послужить смягчению нравов, и, оплакивая уничтоженных в 1932-1933 годах, мы откажемся от стигматизации ныне живущих.

Что, скорбя по неидеальным жертвам советской тирании, по слабым и необразованным обывателям, мы станем чуть снисходительнее к чужому несовершенству, чужой беспомощности, чужой отсталости.

И будем помнить о том, что всякий маленький человек прежде всего остается человеком. 

Михаил Дубинянский