Возвращение государства

Украина приучается жить с государственными ковид-сертификатами: для  путешествий, поездок на общественном транспорте, посещения ресторанов и торговых центров.

То, что еще два года назад могло показаться сюжетом фантастического романа, становится бытовой реальностью. 

Впрочем, десять лет назад фантастикой выглядели и многие другие приметы нашего времени: несколько прошедших волн мобилизации, закрытие воздушного сообщения между Киевом и Москвой, блокирование сотен интернет-ресурсов и прочие государственные акции.

А сейчас все это воспринимается как естественное следствие военного противостояния с РФ.   

Так или иначе, роль государственной машины в жизни украинцев возрастает с каждым годом.

По сути, мы наблюдаем масштабное возвращение государства – после его самоустранения в кризисных 1990-х и относительно комфортной вольницы 2000-х.

Этот исторический процесс уже расколол наше общество на ряд враждующих группировок.

Одни встречают прогрессирующий государственный натиск с энтузиазмом и жаждут большего. Другие кричат о "фашизме" и заговоре поработителей народа. Третьи принимают происходящее как неизбежное зло и пытаются нащупать оправданные и допустимые границы госрегулирования.

Даже убежденному либералу трудно спорить с тем, что чрезвычайные вызовы – такие, как российское вторжение или коронавирус – действительно требуют активного государственного вмешательства.

А бескомпромиссная борьба с усилением государства часто перерастает в борьбу с объективной реальностью: приходится оспаривать сам факт кремлевской агрессии против Украины или отрицать факт пандемии с переполненными больницами и рекордной смертностью. 

При этом перед нами не только внутриукраинская, но и общемировая тенденция.

Противникам государственного контроля становится все труднее апеллировать к европейскому и американскому опыту: роль государства в жизни граждан увеличивается и на демократическом Западе.

И уж тем более не приходится говорить о других постсоветских странах, где усиление госаппарата началось намного раньше, идет гораздо быстрее и сопровождается иными мотивациями.  

Украинское государство эпохи Зеленского все еще выглядит относительно слабым, аморфным и беззубым.

Но по сравнению с государством времен Ющенко это самый настоящий Левиафан, обросший немыслимыми ранее полномочиями.

Читайте также: В поисках утраченного доверия

Соседняя Россия была авторитарной уже в середине нулевых. Но если сравнить тогдашнюю РФ с сегодняшней, то российское государство пятнадцатилетней давности покажется весьма либеральным.

Даже лукашенковская Беларусь, еще двадцать лет назад выступавшая эталоном постсоветской диктатуры, демонстрирует, что предела совершенству нет: и жесточайшие внутренние порядки могут стать еще жестче. 

Государство повсеместно возвращается в жизнь миллионов людей – однако это возвращение имеет свою специфику не только в разных странах, но и в разных сферах человеческой деятельности.

Влияние, некогда утраченное государством, восстанавливается крайне неравномерно. Если на отдельных участках государственное присутствие уже сравнимо с 1980-ми, то на других направлениях госконтроль остается довольно призрачным.

Железные кулаки соседствуют со склеротическими пальцами, бронированные стены – с дырявыми заборами.

Легче всего дается ужесточение пограничного режима и ограничение перемещений граждан: доказано гибридной войной и пандемией.

Несколько меньший успех имеет регулирование торговли и сферы услуг. Наконец, особенно слабы государственные позиции в информационно-культурном пространстве.

Это и немудрено: уход государства из нашей жизни состоялся на заре интернет-революции, когда инновационные технологии только начинали развиваться, – и теперь возвращающееся государство сталкивается с абсолютно новой для себя цифровой реальностью.

Мир соцсетей и мессенджеров неподвластен не только украинскому руководству, спасовавшему перед антипрививочной пропагандой: но даже автократиям Путина и Лукашенко, не способным перекрыть доступ к оппозиционному контенту.  

Иными словами, государство более или менее успешно восстанавливает контроль над телами своих подданных – но с их умами и душами все обстоит куда как сложнее.

Государственный потенциал в информационном поле слишком явно отстает от государственных возможностей в физическом пространстве.

И это подталкивает любую власть к закономерному решению: попытаться компенсировать одно другим.

Ярчайшим примером могут служить недавние протесты в Беларуси. На идеологическом фронте государство Бацьки показало себя несостоятельным и потерпело сокрушительное поражение.

Несмотря на тотальный контроль над образовательной системой и традиционными СМИ, новая генерация беларусов предпочла альтернативные ценности и взбунтовалась против старого режима.

Читайте также: [НЕ] абсолютная защита

Но, позорно проиграв виртуальную битву, госаппарат не сдался – и взял реванш оффлайн. Массовые выступления были подавлены грубой силой.

Выяснилось, что если с "Нехтой" ничего поделать нельзя, то создателя "Нехты", летящего из Афин в Вильнюс на ирландском авиалайнере, можно посадить во всех смыслах…

Возмещение информационной слабости физическим принуждением начинает восприниматься как универсальный рецепт.

Но проблема в том, что, срабатывая в одних случаях, эта тактика не приносит желаемого эффекта в других. Все зависит от преследуемой цели.

Компенсировать рост протестных настроений? Вполне осуществимо.

Если в обществе нарастает недовольство властью, но авторитарное государство в состоянии очистить от недовольных улицу и загнать их по домам, то основная цель – сохранение правящего режима – будет достигнута. 

Компенсировать провал прививочной кампании во время эпидемии? Вполне возможно.

Если обыватель не верит в вакцины, но вынужден привиться под давлением государства, то введенный препарат все равно окажет должное действие, и конечная цель – снижение нагрузки на медицинскую систему – будет реализована. 

Компенсировать недостаток патриотизма среди молодежи? Ассимилировать значительную часть населения? Добиться культурно-языковой однородности?

Очень сомнительно: поскольку в перечисленных случаях мысли и чувства гражданина значат много больше, чем его физическая оболочка.

Искреннюю любовь к Родине не заменишь вынужденной имитацией, и даже будучи мобилизован для защиты страны, непатриотичный юнец не станет хорошим бойцом.

Попытки принудительной ассимиляции поощряют лицемерие и притворство, но по большей части нейтрализуются всеобщим доступом к интернету и не позволяют родить по-настоящему монолитную нацию.

А современная культура – это не столько регламентированный репертуар кинотеатров или ассортимент книжных магазинов, сколько история запросов в Google и просмотров на YouTube, отражающая наше истинное лицо. 

Возвращающемуся государству многое по плечу. А многое – к сожалению или к счастью – не под силу.

Хотя государственные мужи, постепенно входящие во вкус, вряд ли способны провести четкую границу между желаемым и возможным. 

Михаил Дубинянский