Политтехнолог Банковой: Зеленский больше, чем видосикы. Он – президент страны
Политтехнолог Михаил Подоляк пришел работать в Офис президента без громких объявлений или официальных сообщений.
О том, что Подоляк получил кабинет на Банковой, стало известно из анонимных телеграм-каналов.
На первый взгляд, его официальный статус достаточно незаметен. Подоляк – всего лишь советник главы ОПУ.
За формальной должностью стоит гораздо больше – Андрей Ермак доверил своему советнику курировать всю информационную политику Офиса президента, за что раньше отвечал заместитель руководителя ОПУ Кирилл Тимошенко.
Сегодня Подоляк не только контролирует работу пресс-службы ОПУ, но также консультирует Владимира Зеленского, который за последний год превратился из драйвового внесистемного политика в типичного президента.
У политтехнолога Банковой достаточно интересное прошлое. До 2004 года он жил в Беларуси, где работал журналистом. В 2011 году Подоляк стал шеф-редактором украинского сайта "Обозреватель". Там политтехнолог запомнился тем, что оказался в шорт-листе приглашенных журналистов, которым Виктор Янукович показывал Межигорье и прыгал по пенькам.
В свое время он сотрудничал с Юрием Иванющенко и Сергеем Левочкиным, в 2012 году помогал Виктору Пилипишину на скандальном 223 округе в Киеве, а на местных выборах 2015 года был вовлечен в избирательную кампанию тогдашнего кандидата в мэры Киева Сергея Думчева, который не смог набрать и 4% поддержки.
"Украинская правда" встретилась с Подоляком в одном из ресторанов Киева. В течение полутора часа мы поговорили о том, как Зеленский готовится к публичным выступлениям, как глава ОПУ влияет на Владимира Александровича, могут ли состояться досрочные выборы в Верховную Раду и зачем сакрализировать институт президента.
"Президент сейчас из больницы проводит селекторные совещания"
– Мы бы хотели начать с последних новостей – о здоровье президента и главы Офиса. Как они сейчас работают в таких условиях?
– Все достаточно строго, регламентировано протоколом. Они находятся в Феофании. Там есть оборудованный специальный кабинет, в котором президент может проводить совещания. Вот сегодня проводил много селекторных совещаний.
– По видеосвязи?
– Да, безусловно. Он находится в изолированной палате, и, соответственно, у него там спецсвязь установлена.
У Андрея Борисовича (Ермака – УП) тоже есть отдельная палата. Там не спецкабинет, но он находится тоже в изолированной палате.
– Но они сейчас работают?
– Абсолютно. У них там стандартный график. Единственное ограничение – это изоляция, никого нету рядом. То есть, никто из помощников не находится возле президента или возле главы Офиса, они находятся в коммуникационном офлайне.
– С семьей Владимир Александрович тоже не видится?
– Нет. Елена Владимировна переболела, понятно, что она не является носителем.
Но президент принципиально к этому относится, что если ты придерживаешься форматов карантина, то ты обязан их придерживаться в полном объеме. То есть, это полная изоляция, в том числе от родных и близких.
– С Ермаком президент также не видится в больнице?
– Они находятся отдельно, у каждого свой бокс. По сути, у президента боксированная палата со специальной связью. У Андрея Борисовича отдельная палата. Они коммуницируют, конечно, но в телефонном режиме.
– Еще кто-то заболел из руководителей Офиса?
– У нас наоборот, например, Юлия Ковалив (переболела COVID-19 – УП) вышла на работу, Роман Машовец, замглавы Офиса, тоже вышел. Сергей Нахманович (Шефир – УП) тоже вышел, его несколько недель не было.
"Владимиру Александровичу не нужно рассказывать, как отвечать на тот или иной вопрос. Ему нужны только справочные материалы"
– Вы сейчас курируете всю медийку Офиса президента?
– В какой-то степени, да.
– Можете объяснить, за что вы сейчас отвечаете?
– По сути, я отвечаю за медийный сектор как таковой.
– И президента, и Офиса?
– И президента, и Офиса, да. Концепция очень простая: есть президент, у него есть стратегическое видение задач, а дальше уже Офис президента модерирует эти задачи. То есть, пытается донести их, условно, до парламента, до Кабинета министров, до губернаторов, которые являются непосредственно вертикалью президента.
Офис президента модерирует эти задачи. То есть, президент задал вектор, мы их модерируем.
– Вы можете конкретно объяснить, чем вы занимаетесь? Можете привести конкретные примеры, в чем заключается ваша работа?
– Практически вся медийная активность, которая исходит из Офиса президента, она проходит через в том числе мое участие.
Ну например, вот мы поехали на Донбасс, у нас было 100 дней тишины, мы должны были выстроить правильно всю картинку для того, чтобы обществу показать, что за эти сто дней произошло то, то и то.
То есть, мы должны были подобрать – я имею в виду я в том числе и прежде всего – кто, когда и какую информационную активность будет проявлять. Включая президента и главу Офиса, как непосредственные должностные лица, отвечающие за стратегирование этой темы дальше.
А дальше мы сюда подключаем, например, Министерство обороны.
То есть, мы как бы должны это все распланировать – где, когда, кто и что должен сказать, чтобы общество услышало нас с учетом дефицита медийных площадок и ресурсов, которые у нас есть.
У нас инструментов не так много на самом деле. Это непосредственно сайт Офиса президента, интервью, которые мы можем давать, телеканалы, на которые мы тоже можем выводить своих спикеров.
Вот это все мы планируем, зашиваем, разрабатываем тезисы.
Читайте также: Конец эпохи... Как Зеленский проигрывает медиавойну
– Тезисы вы разрабатываете? Вы их прописываете своими руками?
– У меня другой подход к тезисам. Это не классический подход, когда мы пишем – "вот держите, ребята, озвучьте". У меня подход другой.
Я вообще люблю работать индивидуально. Когда человек, спикер по Министерству обороны, я хочу, чтобы мы с ним встретились, сели и поговорили.
– А вы к эфирам готовите и министров?
– Да, я встречаюсь с ними. Подготовка к эфиру – это более сложный комплекс. Подготовка к эфиру должна включать в себя работу пресс-службы самого Министерства.
Мне не очень нравится сегодняшняя пресс-служба. Они считают, что достаточно – это количество публикаций в интернет СМИ и т.д.
Я, например, считаю, что функция пресс-службы немножко другая. Это собрать аналитический материал, на базе этого материала подготовить тезисы для министра А и министра Б, отработать с ними, проговорить. После этого они могут приехать к нам.
Мы отработаем другую часть, которая касается координации между президентом и министром, чтобы он пошел, понимая заложенный президентом смысл, и то, что мы делаем в этой отрасли. Все. Вот так должна работать система.
Это в идеале. Но, к сожалению, у нас система пресс-служб была разрушена давно. У нас пресс-служба – это малозначимое управление в министерстве, в которое мы возьмем кого-то, кто будет бегать по офису и за 100 долларов, условно, что-то размещать.
Это крайне ошибочная вещь. Я считаю, что сегодня начальник коммуникационного департамента в любом государственном учреждении – одна из ключевых должностей, потому что она объясняет обществу смысл того, что делает министерство. Если она этого не делает, то министерство не имеет авторитета и не влияет на отрасль.
– Каких конкретно министров вы готовили к эфирам? Ну вот, например, шоу Савика Шустера – кто к вам конкретно приходил перед его эфиром?
– Смотрите, практически все министры, в зависимости от той или иной темы, ко мне приходят, я с ними разговариваю. Например, министр экономики. Мы с ним часто обсуждаем вопросы касающиеся, скажем, макроэкономики.
Например, условно говоря, министр финансов, Сергей Марченко, приходит, мы с ним обсуждаем вопросы…
Например, сейчас острая тема бюджет, и я хочу понимать философию бюджета, хочу понимать философию, которую мы закладываем, президент закладывает в бюджет – он считает, что это должен быть бюджет развития. То есть, мы не должны проедать все деньги, это президент прямо говорит.
– Это президент вам дал такие полномочия – со всеми говорить?
– Я не вижу в этом полномочий, что именно здесь полномочия?
– Чья это инициатива, когда вы готовите людей не из Офиса, а министров, например? Инициатива исходит от них? Или от Офиса?
– Смотрите, это же не то, что мы готовим. Еще раз, вы неправильно ставите акцент.
Не то, что мы готовим в приказном порядке, нет. Мы координируем точку зрения. Какую точку зрения? Вот есть президент. Он видит развитие так. Когда приходит министр, он может видеть это иначе.
Мы хотим понять, где у нас "розбіжності", а где у нас, как бы, совпадение точек зрения. Это не приказной формат – "министр, иди сюда, мы сейчас с тобой будем тут заниматься". Нет, так это не работает.
Работает именно партнерский подход. То есть: "ребята, смотрите, вот наше видение стратегического развития здесь, здесь и здесь". Они приходят и говорят: наше видение здесь, здесь и здесь. И мы начинаем это обсуждать.
Мы должны говорить в один голос, чтобы это не выглядело, как щука, рак и лебедь.
Задача коммуникационного департамента Офиса президента в том и состоит, чтобы власть, которая так или иначе связана с президентом, говорила в унисон.
Чтобы мы понимали, как мы ту или иную задачу, стоящую перед отраслью, расшиваем. Чтобы не выглядело так: президент сказал одно, министр сказал другое, а в парламенте потом начали говорить совершенно третье.
– Мы видели недавно интервью президента нескольким телеканалам. Как происходила подготовка президента к этому интервью?
– Смотрите, Владимир Александрович, в отличие от многих других президентов, мне знакомых, обладает уникальной особенностью – он глубоко проникает в любую тему самостоятельно. Ему не нужно, чтобы ему рассказывали, как отвечать на тот или иной вопрос. Ему нужны только справочные материалы.
"Мы сейчас разрабатываем концепцию видеоблогов президента"
– Идея давать интервью четырем телеканалам повторяет все то, что делали предыдущие президенты. Чья была идея провести интервью в таком формате?
– У нас обсуждалось параллельно два формата: либо пойти на моно-интервью, на канал 1+1. Я, например, лично посчитал, что это не совсем эффективно. Мы таким образом обозначаем, что для нас есть какой-то приоритетный телеканал, и не обозначаем то, что мы равноудалены от всех медийных групп.
Мы исходили исключительно из этой точки зрения. Потому что интервью перед выборами обязательно нужно было дать, подвести какую-то определенную черту, особенно ответить на те вопросы, которые мы задавали, опрос от президента. Все.
– А "видосики" уже не работают?
– Сейчас. Мотивация была очень простая: либо мы заходим на моно-канал, либо мы технологически делаем это для всех каналов. Такой классический формат интервью для телеканалов, базовых телеканалов, он является универсальным. Мы его не поменяем.
Им пользовались другие страны, и все президенты этим форматом пользуются. Да, я считаю, что одного этого формата в таком виде недостаточно. То есть иногда нужно идти по пути классическому, а иногда можно выйти за рамки определенных шаблонов и так далее. Тем более, он это готов делать.
Он готов идти не на видосики, я считаю, что видосики – это мало. Он – больше, чем видосики. Он президент страны.
Но вот именной видеоблог, который президент будет вести регулярно, который будет очень жестко структурирован – это самое то.
Почему? Я объясняю. Потому что он готов открыто говорить на любые вопросы.
– Вы хотите вернуться к видеороликам?
– Я хочу вернуться у другому формату видеоблогов, потому что ему нужно говорить где-то, что он делает.
У нас не достаточно тех синхронов, которые попадают в телеканалы. У нас недостаточно тех медиаресурсов...
– Как это будет выглядеть?
– Мы сейчас как раз разрабатываем концепцию видеоблогов. Я думаю, что это будет такой стационарный блог, минут на 10, не больше, где он будет брать 5-6 базовых тем недели и давать по ним свой фидбек.
– Кто принимает решение, с кем президент будет общаться, на какой канал президент пойдет, куда не пойдет?
– Сам президент принимает решение. Президент с моей рекомендацией, условно говоря, главы Офиса, рекомендацией зама Офиса президента, который специализируется тоже на коммуникационных направлениях, Юрий Костюк, и т.д.
Мы обсуждаем это. Почему? Во-первых, сейчас ситуация очень плохая с эпидемиологической точки зрения. И например, собрать на конференцию человек 30 – это очень тяжелая история.
На мой взгляд, нужно разделить форматы классического телевидения, интернет-формат или социальные сети. Я например, считаю, что нам можно будет устроить что-то с какими-то блогерами, условно говоря. Это сделает такой более легкий формат.
– Только YouTube-блогеры или Instagram?
– Не знаю, надо думать. Это вопрос опять же аудитории. Instagram – это больше СНГшная аудитория...
– ...почему СНГ?
– Ну мы же будем делать украинскую версию. Как раз Инстаграмм – это СНГшная история, на мой взгляд. Если Facebook – это больше украинская тема, Twitter – это больше англоязычная тема, очень хорошо заходит, если ты делаешь что-то, это быстро откликается в странах-партнерах, то Instagram, к моему огромному сожалению, это все-таки больше СНГшная тема.
– Вы не думали президента в Tik-tok выводить?
– Вот точно не думал. Это не моя аудитория.
"В ОПУ и в партии не все расстались с эйфорией романтического периода предыдущих выборов"
– Когда президент принимает какое-то важное решение – с кем он советуется?
– Чтобы принять функциональное решение, президент собирает несколько человек. Часто эти люди имеют, скажем так, конфликтные представления между собой. Он слушает, модерирует встречу, получает 20 точек зрения.
На следующий день он может собрать еще раз, если вопрос сложный, еще раз послушать, увидеть изменения, которые произошли у того или иного человека, потому что он просит изучить глубже…
– У кого чаще всего президент просит совета?
– Нет, он формирует группу под конкретную тему. То есть, глава Офиса или первый помощник, они формируют группу под конкретную тему.
Например, если мы разбираем энергетику. Понятно, что есть круг, который так или иначе касается парламентского соответствующего комитета, Кабинета министров, включая премьер-министра, или отраслевого министра. Ну и, например, главу Энергоатома или главу, условно говоря, Центрэнерго. То есть, тех госпредприятий, которые так или иначе влияют на энергетический баланс в стране.
Ему нужно, чтобы каждый имел право сказать. И очень часто бывают рабочие конфликты, которые позволяют на ту или иную проблему с разных точек зрения посмотреть.
Президент в этом разбирается, набрасывает логистический план, как он видит, как оно должно дальше двигаться, решение. И у нас пробуксовки получаются не в стратегировании функций, как многие думают, как раз таки здесь все понятно – где, в какой отрасли, что мы хотим параметрально получить. У нас начинаются пробуксовки на уровне исполнителей.
У нас менеджерами часто становятся люди, которые, на мой взгляд, не соответствуют занимаемым должностям – и с точки зрения интеллектуального потенциала, и с точки зрения опыта работы, и с точки зрения готовности работы в кризисных ситуациях.
– Позвольте уточнить, как так случается, что зачастую при принятии ключевых решений президент всегда прислушивается к главе Офиса Андрею Ермаку? И для него слова главы Офиса часто являются решающими?
– Роман, очень странный вопрос. Офис президента – это его ключевой операционный орган. И он нанял себе операционного менеджера, который должен расшивать задачи. Операционный менеджер, получив стратегическую задачу, глубоко должен проникнуть.
Для этого у него есть институт экспертов и советников, замглавы, весь аппарат, вернее все управления, и так далее. Он получает глубину оценки той или иной задачи, которую поставил президент. После этого он приходит и говорит: "Смотрите, Владимир Александрович, есть решение А, решение Б, решение В. Я больше склоняюсь к решению Б, потому что здесь аналитики позволили получить такую картинку". И это правильная конструкция, иначе, если бы президент не слушал главу Офиса, то это выглядело бы парадоксально.
– Как Андрею Борисовичу удалось убедить Владимира Александровича, что нужно уволить Сергея Трофимова?
– Тут бы я разделил вопрос. Нет такого одного момента, когда Андрей Борисович приходил и говорил – "давайте уволим Трофимова". Это неправильно, это красивая картинка, которую рассказывали многие средства массовой информации.
– Он точно враждовал с Трофимовым и вы об этом знаете.
– Я не отрицаю, я сейчас про другое. Я считаю, что глава Офиса ставит задачи своим замам очень четко. Одним из таких замов был Сергей Трофимов. Ему четко нарезалась задача, касающаяся коммуникаций с региональными органами власти, с губернаторами, потому что это президентская вертикаль.
У нас, к сожалению, губернаторы были часто оторваны от реальности, не понимали состояние дел внутри своего региона. И, более того, они находились вне коммуникации с мэрами, где они работали. И это создавало нам большой белый шум негативный. А с другой стороны, мы постоянно сталкивались с каким-то саботажем на уровне мэров.
Даже когда начались антиковидные программы, которые позволяли бы социально дистанциировать, носить маски, мы постоянно сталкивались с конфликтами с мэрами. Они говорили: "А мы не понимаем, в чем суть этих мероприятий". И губернатор вместо того, чтобы приехать и получить четкие вводные, как он должен рассказывать, как оно должно работать на местах, этого не делал.
То есть Сергей Владимирович, к сожалению, в какой-то момент просто вышел из темы региональной вертикали. Все.
– Не было ли там ревности? Во-первых, Трофимов близок к Зеленскому и мог так или иначе влиять на президента. Второе, Трофимов мог быть потенциальным главой Офиса после Ермака, если бы что-то случилось.
– Ну на счет второго – это вопросы к президенту. Я кадровыми вопросами точно мало занимаюсь, у меня свои головные болезни.
Президент за последний год существенно вырос в понимании функционала, который он должен получить от тех или иных должностных лиц. Президент очень четко понимает, чтобы он хотел получить от человека, который будет заниматься региональной тематикой в Офисе президента.
Поэтому сомнительно, что он бы оценил позитивно Сергея Владимировича, я не говорю, что не оценил бы, но сомнительно.
Теперь второй, парадоксальный момент. Вот все когда говорят, что Андрей Борисович хочет изолировать президента от всех, а я скажу другую историю – наоборот.
Я впервые вижу главу Офиса президента, который по профильным вопросам спокойно берет с собой зама, идет к президенту и говорит: "Смотрите, вот этот заместитель очень хорошо разбирается в этом вопросе и он нам будет докладывать".
– Вы сейчас делаете Трофимова козлом отпущения за результаты на выборах?
– Я не делаю никого козлом отпущения, ни в коем случае.
Я думаю, что через два-три дня будут подведены окончательные итоги избирательной кампании, и я надеюсь, что Центризбирком, когда будет их подводить, обозначит реально, сколько у кого мандатов в процентном соотношении из 42 тысяч по всей стране. И мы тогда увидим немножко не ту картинку, о которой говорят известные политические группы.
То есть я бы не сказал, что эта кампания провалена. Безусловно, на фоне парламентской кампании, эта кампания уже другая. Но она и объективная.
Потому что у людей, подчеркиваю, уже не эйфория, не романтический период. У людей период, когда они говорят – мы хотим получить конкретные результаты конкретно в этих местах. Все, точка.
Мы пока, к сожалению, в том объеме, в котором должны были, не донесли, что мы делаем, что мы не делаем. Причины есть субъективные, есть объективные. Субъективные – нам не удалось выстроить в надлежащем виде технологический штаб. Почему? Потому что, еще раз подчеркиваю, не все расстались с эйфорией романтического периода.
– В Офисе?
– Да, в том числе. В партии, во фракции тоже. То есть, многие еще инерционно думали, что мы можем несколько лет жить на лаврах, которые получили в 19-м году. На самом деле, уже давно надо было понять, где-то начиная с момента эпидемии, что надо закатывать рукава и пахать.
То есть грубо говоря, приходить в каждый дом и говорить: "Мы это сделали. К сожалению, у нас нету инструментов, которые надлежаще могли бы вам это донести в общем. Но мы лично пришли к вам сказать – это сделали, это будем делать".
Да, есть проблема, мы этого не сделали. И это проблема всех, в том числе и моя проблема как коммуникационщика.
"Президент пользуется Facebook. У него нет фейковых аккаунтов"
– Давайте вернемся к медийным вопросам. Откуда президент черпает информацию? Новости где он читает?
– Он максимально современный человек.
– Вы ему готовите какую-то подборку?
– Зачем? Он пользователь социальных сетей. Facebook, Telegram – весь медийный комплекс, телевизор и так далее, он все это смотрит. Единственное, что он, грубо говоря, прочитал что-то, и хочет это обсудить.
– Ну, например, он наши тексты читает? С вами обговаривал?
– Вы – одна из лидерских площадок. Мы безусловно читаем все ваши тексты.
– И он с вами проговаривает?
– Задает вопросы. Он не проговаривает с точки зрения плохо/хорошо. Он задает вопрос – почему это прозвучало, в этом какой смысл конкретно?
Если он сам не понимает с точки зрения каких-то других историй, он спрашивает – есть ли корреляция с этим, как мы будем на это реагировать с точки зрения ответа? То есть, мы будем официально комментировать или мы будем неофициально? Ну например, просто советник главы Офиса, это будет просто реакция Офиса, если у вас хороший текст.
– А он пытается просчитать, кто источник, кто "сливает" информацию?
– Нет. Это вы немножко путаете двух президентов.
– Петра Алексеевича имеете в виду?
– Мы говорим о Владимире Александровиче. По-моему, у Петра Алексеевича 90% рабочего времени занимали вопросы, где какие деньги ходят и почему они ходят мимо него. А еще 10% его времени – это кто, где какую информацию слил и какой блогер это написал. Владимир Александрович не так рассуждает.
– На какие каналы в Telegram подписан президент?
– Я лично к Telegram отношусь нейтрально…
Меня намного больше привлекают классические средства массовой информации, онлайн в том числе, потому что тут есть репутационная составляющая. То есть, например, вы – это репутационная составляющая, независимо от моего отношения к вам, вашего отношения ко мне. Но вы репутационно имеете капитализацию. Для меня это крайне важный параметр для СМИ. Для Telegram-каналов нет репутационной составляющей.
– Я понимаю ваше отношение. А у президента какое отношение?
– Думаю, что у него такое же примерно, как у меня, отношение.
– Президент сам ведет свой Фейсбук? Или у него есть фейковый аккаунт, как когда-то у Петра Алексеевича был, помните?
– Нет, у него есть свой аккаунт, он заходит из своего аккаунта, безусловно,
– Он беспокоится из-за комментариев, возможно, каких-то обвинений в Facebook?
– Я думаю, что он меняется в этом плане. Он начинает понимать, что 90%, к сожалению, нашего Facebook – ботофермы. И, соответственно, это не всегда, мягко говоря, комментарии, которые являются искренними.
– Но он на это рефлексирует?
– Нет, сейчас нет. Я думаю, что в начале у него, возможно, был некоторый шок, культурный шок, потому что это реально вал критики. И он искренне думал, что это живые люди. И только вот потом уже с некоторого времени мы поняли, что это совсем другая история.
– А вы ведь с ботами сейчас работаете? На рынке уже полгода об этом говорят.
– Не совсем, мягко говоря. Вот вы здесь видите человека, которому нужны только комментаторы с именем, которые будут понимать, что они делают, а не боты, автоматы и т.д.
– Вы покупаете посты у блогеров, я правильно понимаю?
– Я не покупаю посты у блогеров. Я хочу, чтобы сформировалась реальная поддержка среди блогеров.
– А как вы ее будете формировать?
– Смотрите, есть же ценностные параметры. Или мы исключительные циники? То есть, я сторонник все-таки, что необходимо формировать идеологические составляющие у общества – мы так делаем или не так? Или я хочу, чтобы сеть блогеров, которая дорожит своими именами, чтобы она была естественная.
– У Петра Алексеевича тоже – естественная сеть блогеров.
– Да, но эти блогеры позволяют себе переходить только в одну тематику – оскорбление прямое, все.
– Они физически встречаются с пятым президентом Порошенко. Вы хотите сделать так же, чтобы все блогеры с вами встречались регулярно?
– Нет, я не хочу. Я хочу, чтобы блогеры сами по себе были заинтересованы – вот мы двигаемся по такому-то направлению. Если в обществе нет людей, которые, я сейчас безотносительно имени президента, или там безотносительно конкретного имени группы… общество, к сожалению, структурировано неправильно...
– Политические блогеры – не совсем про идеологию...
– К сожалению, надо менять это.
– Тогда у вас останется два человека, которые, в принципе, и так работают в Офисе президента, понимаете?
– Возможно. Я же не против. Я не против этого. Я против того, чтобы мы просто сливали все в войну компроматов.
В чем проблема у нас сейчас? Да, у нас есть дискоммуникация с журналистами какая-то. Она связана с тем, что тип государства еще до конца не поменялся. Я считаю, что государство должно быть максимально прозрачным: вы хотите со мной поговорить – давайте.
– Мой вопрос о том, не планируете ли вы создавать какую-то сеть блогеров под Владимира Александровича?
– Я хочу, чтобы под Владимира Александровича была создана природным путем сеть блогеров.
– Как это, природным?
– Я буду разговаривать. Я буду разговаривать со всеми лично.
– Вы будете организовывать встречи, убеждать?
– (Переходит на украинский язык – УП) Казати, що ми можемо це, а якщо ви хочете отримувати якісь інформаційні доступи, то ми будемо це робити. Я хочу зустрічатися з журналістами, і щоб Володимир Олександрович так само зустрічався. Зараз і Андрій Борисович, до речі, став набагато більше зустрічатися з журналістами.
– Я правильно понимаю, что многие заявления, в том числе на Фейсбуке президента, пишете вы?
– Есть райтеры, есть редактора. Да, я какие-то правки вношу как редактор, я работаю. Но я хочу подчеркнуть – все, что касается личных аккаунтов президента, Владимир Александрович просто дает практически готовый текст.
То есть он надиктовывает или говорит: вот я хочу, чтобы оно выглядело так. А дальше идет литературная работа, стандартный литературный дизайн текста.
– А тексты выступлений Юра Костюк готовит или вы?
– Тоже команда делает. Юра делает тексты как итоговый редактор. Он может написать всю матрицу, может отработать конечный результат и т.д. Но там работает целая команда.
Потому что любое выступление – это же не так все просто. Надо собрать информацию, надо дать справочную, надо закольцевать, надо куда мы хотим зайти.
И главное – надо найти смыслы, которые президент может озвучить. Сам президент очень активно работает над текстом. Любое его выступление – он собирает группу людей и говорит: "туда, туда и туда". Дальше это уже расшивается – сначала работает команда, а потом уже Юра Костюк занимается конкретно кристаллизацией итогового текста.
"Сегодня общество дает запрос именно на классический сакральный подтекст должности президента"
– Помните, когда Зеленский заходил в избирательную кампанию – он был ироничным парнем, который критиковал власть, посылал депутатов в одно место и обращался к Петру Алексеевичу с насмешкой. Почему за полтора года он начал так бронзоветь? Почему Зеленский становится типичным президентом?
– Вы немножко ошибаетесь. Две составляющие вопроса, очень простые. Первая: когда он шел во время избирательной кампании к должности президента, задача была, среди прочего, десакрализировать ту институцию, которую построил Порошенко.
Ну вернее, Порошенко был наследником старых институций, которые являлись по сути своей авторитарными. Не по исполнению, а по сути. И он должен был это разрушить. Для чего? Мотивация была очень проста: мы разрушаем – мы создаем другую. Точка.
– Вы же ничего нового не создали!
– Теперь второе. Общество не может находиться в хаосе. То есть, институт президента должен быть все равно сакрален. Да, есть нюансы с точки зрения стилистики исполнения. Но, к сожалению, сегодня общество дает запрос именно на классический сакральный подтекст должности президента.
Почему? Потому что как только ты начинаешь в стебном стиле разговаривать, вся эта как бы политическая элита старого плана начинает говорить: "Смотрите, он не понимает, что такое политика, он не понимает, что такое государство, он не понимает, что такое общество, какие отношения между государством и обществом". То есть они начинают провоцировать общество.
А так как у них инструментария гораздо больше, общество начинает сомневаться: да, действительно, зачем мы должны идти, скажем, по швейцарскому пути? Или по бельгийскому пути?
Для Украины было бы более приемлемо, если бы у нас действительно была концепция швейцарского государства. Но, к сожалению, мы остались постсоветским государством, с постсоветскими элитами, которые никуда пока не ушли. И постсоветские элиты общество заставляют жить в парадигме постсоветского государства.
– Вы как технолог, какой образ создаете президенту? Как вы корректируете образ президента в медиа?
– Для меня, например, образ президента – это образ абсолютно современного молодого человека, такого европейского типа, я бы даже сказал, скорее, северо-американского, канадского типа, который достаточно легок на подъем, очень динамичен с точки зрения принятия решений, интеллектуален и готов брать на себя ответственность. То, чего никогда не было.
– Есть какие-то конкретные лидеры, на которых вы ориентируетесь?
– Макрон, Трюдо. Ну то есть, как бы вся молодая плеяда, нету конкретного образа.
Берем Макрона, он же тоже пришел на таких нонкомформистских лозунгах, очень жестких, а в итоге он сейчас классический французский президент. Почему? Еще раз повторяю: одно дело, когда ты заходишь и говоришь, что сломаешь старый функционал, а другое дело, когда общество потом начинает говорить: "смотри, может быть, ты что-то не доломал, но мы хотим увидеть классического президента. Пожалуйста, становись им". Вот и все.
Другой вопрос, что мы хотим, чтобы Владимир Александрович все равно остался человеком, который в доступности для общества находится. То есть, чтобы он разговаривал на таком языке, на котором общество хочет, чтобы он разговаривал. Это язык доверия, язык, когда общество смотрит на него и понимает – да, это президент.
– О доверии. За последние месяцы мы видим падение уровня доверия к президенту. Например, в июле президенту не доверяло около 49%. Сейчас президенту не доверяет около 62% украинцев. Почему образ, который вы предлагаете, не работает?
– Смотрите, здесь очень простой ответ. Есть субъективные и объективные причины. Объективные причины, что систему надо переделывать, ее надо насыщать эффективными кадрами. Сделать это, к сожалению, в том объеме, в котором надо для нового типа государства, не получается. То есть, зашли, открыли двери, лифты, все что угодно включили – и зашло очень много людей случайных.
Они молодые, неважно, они опытные. Но, на самом деле, они случайные, они не подходят для модерирования новых процессов государства. Соответственно, качество государственного управления не на том уровне, на котором должно было бы находиться при этом президенте.
То есть, этот президент дает возможность: ребята, работайте, вертикали, работайте, делаем, открываем, разблокируем. Заходить и делать – это первая составляющая. И общество не получает на низовом уровне качественной услуги. Дальше невыполнение этой услуги оно переносит не на конкретного чиновника, а к сожалению, переносит все на бренд Зеленский. Почему? Потому что бренд Зеленский, выигрывая избирательную кампанию, был слишком огромный. Слишком!
Он выиграл не на 1%, он выиграл с разгромным преимуществом! Это первая составляющая. Вторая: инструменты медийные, о которых мы уже не раз говорили, они практически все негативны. Они практически все играют в свою игру. И тот объем негативной информации – он существенно влияет на общественное мнение.
То есть, общественное мнение растеряно. Если тебе с одной стороны одна политическая группа негатив льет по своим каналам, с другой стороны другая по своим каналам, и при этом они 90% тех же социальных сетей через год контролируют, то мы получаем крайне негативное поле. Ломать его чисто смыслами невозможно, потому что это надо инструментально ломать.
Что такое инструментально ломать? Это вот как мы с фейками работаем, внутренними фейками. То есть, когда любой журналист, блогер, может взять из головы какой-то якобы факт, и на основании этого якобы факта построить большую содержательную статью. И в итоге с теми выводами, которые будут негативизировать общество, раздражать его еще больше, настраивать против той или иной политической группы. Это все вторая составляющая. Третья составляющая – мы получили сразу несколько системных кризисов, вызванных, в том числе, и вирусной инфекцией.
И есть четвертая составляющая. Это то, что старые политические элиты имеют накопленный ресурс для того, чтобы покупать молодые элиты...
– На фоне падения уровня доверия к Кабмину, к Верховной Раде, могут ли быть досрочные выборы в следующем году? Как вы оцениваете такую возможность?
– Да, возможность досрочных выборов всегда присутствует. Если парламент станет разбалансированным полностью.
– Он и сейчас не очень сбалансированный.
– Понятно, но есть еще у нас возможность диалогового режима, переговорного режима.То есть, если парламент становится по сути неким похожим субъектом на Конституционный Суд, который пошел в какое-то самостоятельное плавание, считая, что государство отдельно, а он отдельно, то безусловно какие-то радикальные меры будут обсуждаться и приниматься.
Соня Лукашова, Роман Кравец, УП
