"Мы из Махнограда". Что думают о Зеленском в Гуляйполе и как относятся к анархисту Нестору Махно

Весной 2019 года, размышляя о патологической нелюбви украинцев к власти, социолог Евгений Головаха в интервью УП  назвал эту неприязнь "историческим феноменом".

Вначале украинцы жили в условиях военной демократии Сечи. Власть выбирали, сбрасывали, ограничивали. И снова выбирали. Особо с ней не церемонились.

Затем Украина стала частью Российской империи, и центр власти находился далеко. Местные элиты в СССР тоже были проводниками политики имперского центра. И в наше время есть те, кто симпатизирует Москве до сих пор, после аннексии Крыма, во время войны на Донбассе.

Одну из самых отчаянных попыток установить свою власть после 1917 года предпринял Нестор Махно. Площади Вольной территории, которую контролировал гуляйпольский самородок-анархист, могли позавидовать некоторые страны Европы.

Необразованный сын селян смог сколотить одну из самых мощных и эффективных на то время армий. Но несколько раз заключал союз с большевиками, в итоге бежал за границу и умер в Париже.

В анархической модели Махно современные историки видят зачатки децентрализации. Сегодня Гуляйпольская ОТГ, созданная в 2016-м, куда меньше махновской "Республики": 30 сел и сам город с населением 13 800 человек.

Имея яркое прошлое, родина Махно туристами не избалована. Тут мечтают возродить "Махнофест". Ищут деньги на улучшение инфраструктуры, в том числе привлекая зарубежные гранты.

Как относятся потомки анархистов к киевской власти, что думают о Несторе Махно, ждут ли возвращения анархизма и какие уроки извлекли из прошлого Батьки – в репортаже УП из Гуляйполя.

Дед Иван. "Стояв за свободу, за самостійність"

– Голосуємо за порядок! Синочок, голосуємо за нову партію "Порядок"!

У рынка в Гуляйполе, где в 1917-м Батько Махно раздавал селянам бесплатный сахар, в октябре 2020-го вручают листовки с предвыборными обещаниями. 

Гречку пока не дают.

Палатки выстроили в невиданную для махновщины плюралистическую шеренгу: "Наш край", "За життя", "Європейська Солідарність", "За майбутнє", "Порядок".

Этот современный агитпоезд припарковался у сквера, где Нестор пышно хоронил своих хлопцев из "1-й саперной роты". 

– Махно був за власть Совєтов, але без комуністів, – вступает в разговор пожилой мужчина. – Махно – то було бандформування? А Чапай хто був, га?

– Порядок нам потрібен. Може хай бандюки його наведуть? – спрашивает с надеждой женщина.

– Голосуємо за "Порядок"! – отзывается агитатор. – Голосуємо за Олександра Петровича Гуру!

– Противорєчіва постать той Махно, – говорит еще одна. – Ех, а зараз ніхто не знає, що далі буде. Ніхто не знає, коли ця бочка вибухне!

– Коли вони там зберуться летіти кудись, треба розвертати самольот – і на Магадан! Хай миють там золото для страни! – предлагает пенсионер.

На входе в рынок сидит 58-летний Виктор. Под ногами – картонка с надписью: "Уголь, дрова". На голове – кепка-хулиганка.

Газета, которую изучает Виктор, ожидая покупателей печного топлива, вызывает скепсис на его лице.

– То є пропаганда, – кивает он в сторону сквера. – Он їх палатка стоїть. Це ті ж самі "регіони" – той же колір, ті ж люди. Смотрящі з Запоріжжя. 

Виктор рассказывает: его деда-махновца репрессировали в Екатеринославе (сейчас Днепр - УП) в 1938-м. Пригласили на допрос, поставили еще с четырьмя анархистами к стенке. 

Точное место захоронения казненных мужчина не знает. 

– Десь справо, на в’їзді в Запоріжжя, – машет рукой в сторону степи.

Таких, как его дед и Нестор Махно, Виктору в жизни, похоже, не хватает. 

– Хай би був, взяв би все в крєпкій кулак, – мечтает он. – Пропозиції були хороші, канєшна, у Зеленського. Але то лі він слабий, то лі нема вліянія на олігархів. 

– Петро нормально керував, поки його свинарчуки та вся банда не засвітилася, – размышляет потомственный бунтарь. – Махно таких би карав, розстрілював по-любому. Тим більше во время війни. 

Разговоры о героическом деде, похожие сначала на выдуманную байку, превращаются в щемящую сердце реальную историю, когда Виктор приносит из дома старое фото. На нем мужчина с таким же суровым, как у Виктора, взглядом. С поразительно похожими ушами и носом.

– Кіріченко. Іван Трохимович. Стояв за свободу, за самостійність. Пишаюся ним!

Забава. "Тобі з окопа показують жопу, а ти дивишся?!"

24 августа 2009 года история в Гуляйполе сделала замысловатый кульбит. 

В центре городка открыли памятник одному из главных анархистов Европы. Все бы ничего, но среди спонсоров-затейников оказался тогдашний главный милиционер страны. 

Непостижимым образом Юрий Луценко совмещал работу в кресле главы МВД с любовью к махновцам, которые люто ненавидели власть и надзорные органы. Да еще и воевали с УНР.

"Министерский" Махно застыл, сидя на лавке, в своей фирменной папахе. Левая нога стоит на ящике с боеприпасами. В правой руке маузер, в левой – сабля. 

Изначально Батько был благородного цвета, близкого к шоколадному. Но кто-то решил сделать фигуру легендарного повстанца заметнее, покрасив ее в бутафорское золото.

Сегодня бетонно-золотой Махно покрывается морщинами-трещинами. Терпеливо наблюдает за происходящим, героически сомкнув губы. Иногда переживает набеги земляков, которые, подогрев свой революционный пыл сивухой, лезут к нему делать селфи.

– Якщо б Нестор був живий, ось той на такій машині не їздив. То в основному торгаші та фєрмєра (ударение на "а" – УП).

45-летний Валера Забава провожает взглядом проезжающий мимо памятника Porsche Cayenne.

Забава – воин 81-й бригады. Весной вернулся с войны на Донбассе. Она забрала несколько лет его жизни и немного здоровья, но, к счастью, не саму жизнь.

Старшему брату Валеры, десантнику Вадиму из 80-й ОДШБр, повезло меньше – он погиб в Широкино в 2019-м.

Одну из первых своих встреч с Махно Забава помнит до сих пор. 

Советский школьник Валера Забава наткнулся на листовку с ликом Нестора, прилепленную к столбу. С ней и томящими душу вопросами он пришел к учительнице украинского. Но та смяла крамольную агитку, посоветовав держать язык за зубами. 

Пройдет четверть века, и возмужавший Валера будет воевать у Донецкого аэропорта. Возьмет позывной "Махно", а побратимы все-равно будут называть его "Забава".

Пройдя горнило фронта, до которого от Гуляйполя немногим больше 100 километров, Валера вынес один из главных уроков из жизни земляка-анархиста, чей прах покоится в колумбарии парижского кладбища Пер-Лашез. В ячейке с номером 6685.

Для себя этот урок Забава формулирует так: "Не треба ні в якому разі йти на угоду з Москвою! Може, вони орден тобі дадуть, але все одно кинуть".

В 2014-м Валера вместе с братом Вадимом стоял на блокпостах на въезде в город. "Русской весны" они не ждали. Хотя в Гуляйполе было полно людей с другими ожиданиями.

– В 2000-х я їздив працювати в Росію, строїв в Ростові елеватор, – объясняет свой выбор Валера. – Бачив відношення до нас: "Та ви хохли, ви – ніхто!".

В 2014-му у нас було в Гуляйполі 50 на 50. Одна сторона за Янека, друга – проти.

Вернувшись с войны на малую родину, Забава сетует: "Бачу, що сєпарська тема вертається". 

Но оптимизма воин не теряет.

– Хто врятує Україну? Люди! Не дерева, не камні. 

Махно дав волю. Хоть на время. У нас є свобода. Нема її у тих, хто продався.

Зараз мінус великий на фронті – зробили штраф за отвєтку. Я того не понімаю! Тобі з окопа показують жопу, а ти дивишся?! Єслі в мене ворог, я повинен в нього стріляти. Так мене вчили.

Игорь. "Конюшню показати?"

Воевать на Донбасс в 21 веке пошли три сотни гуляйпольцев. В числе первых добровольцев в 2014-м был 45-летний Игорь Камеристый. 

Он родился в 1969-м. Работал дальнобойщиком, многое повидал. Но всегда возвращался туда, где родился он и его анархичный кумир.

Игорь, неприветливый с первого взгляда и молчаливый, ведет тихими дворами Гуляйполя в гости. 

– Я балакати не вмію, – словно оправдывается он (позже от его знакомых репортеры УП узнают о контузии, которую Камеристый получил на фронте).

Стоит Игорю открыть калитку своего дома на улице имени Махно – и он превращается в радушного хозяина. Показывает коллекцию артефактов, найденных в окрестных хатах и полях.

– Та що розказувати? – скромничает он. – Це клінок, знайдений тут, в Гуляйполі, під стріхою. Клейми є – 1883 рік. Зроблений в Златоусті (город на Урале – УП).

– Ось натуральна піка, кавалерійська, бойова. Теж махновських часів, – выносит из комнаты оружие со стягом, черным, как гуляйпольская земля.

– А ось телефон з бронепоїзда, – весьма обыденно говорит Игорь.

– Работающий, – с удовольствием уточняет его жена. – Пока мы не отключили городскую связь, он функционировал.

– Це козаки привезли мені з Дібрівського лісу (лес, где рос "Дуб смерти", на котором махновцы якобы вешали людей – УП). Задній борт тачанки, які тут робили ще до революції, – рассказывает коллекционер.

Показывая свои сокровища, Игорь Камеристый становится разговорчивее. Называет Махно выдающимся военным, собравшим вокруг себя десятки тысяч бойцов. 

Почерком Батьки были внезапность, хитрость и маневренность.

– У Махно були спеціальні люди на конях, великої сили, держали в руках важки пулємьоти, – делится знаниями о повстанцах Игорь. – Це були "льюїсти" (от названия пулемета Льюїса – УП).

Оживляя историю рассказами об очередном экспонате, Камеристый выносит офицерскую форму Российской императорский армии.

– Надівай! – приказывает он с улыбкой Валере Забаве, пришедшему тоже посмотреть на коллекцию.

Забава не сопротивляется. Сначала бушлат, затем фуражка – он становится похожим на героя советского истерна "Свой среди чужих, чужой среди своих". 

На лице Валеры появляется задумчивый взгляд. На улице начинается дождь.

– Ну шо, вам конюшню мою показати? – хитро улыбается Камеристый и идет в гараж.

Ведомый козацкими корнями, маленьким мальчиком он много времени проводил на конюшне. Обкатывал лошадей, научился плести батоги. 

Сегодня у него другие кони. Железные. Пять мотоциклов "ИЖ" разной модификации. В отличном состоянии.

Для прощания с гостями Игорь Камеристый выбирает лиричную ноту. Выносит в сени патефон. Медленно, с какой-то аристократичной грациозностью опускает иглу на пластинку. 

Дом заполняет скрипучий голос из прошлого, которому аккомпанирует октябрьский дождь:

В жизни очень часто так случается,

По весне, когда растает снег,

На пути на жизненном встречается

С человеком человек.

И.о. директора музея. "Це був справжній Робiн Гуд"

Если попасть в краеведческий музей Гуляйполя и послушать экскурсоводов, Нестор Махно предстает настоящим героем. Бескорыстный борец за селян, землю и свободу. Смелый, верный своей идее.

Светлана Мирзоева, и.о. директора музея, называет всего одну его черту, которая лично ей не нравится: "Був дуже запальним, гарячковим".

В остальном Махно, если говорить современным языком, – self-made man. Родился в бедной семье, проскучал пару классов церковно-приходской школы. Без всякого образования стал, по убеждению многих, необычайно талантливым военным тактиком и стратегом.

– Якщо б Нестор був живий, то Гуляйполе було б столицею України, – улыбается и.о. директора музея.

Она называет Махно "известным на весь мир предводителем повстанческого движения". И в этом, в принципе, мало преувеличения.

– Він зумів організувати найбоєздатнішу армію того часу. З ним без кінця укладали угоду "червоні". З ним намагалися найти компроміс "білі". Йому пропонували перейти на свою сторону Врангель, Петлюра. 

До кінця свого життя він залишився вірним своїм інтересам. Все своє життя він поклав на вівтар служіння селянському люду. Він був сільськім вождем, абсолютно, – восхищенно рассказывает Мирзоева.

По ее словам, уже до того, как "красные" провозгласили "Земля – селянам!", в Гуляйполе ее поделили среди местных бедняков. 

– Чи було це робінгудство? – переспрашивает Светлана. – Да, це був справжній Робін Гуд.

–  Але з юридичної точки зору не зовсім правильно, – отмечает журналист УП.

– Ну, звичайно. Експропріація. Навіть тероризм. Будем прямо називати. Факт є факт. Але… Мабуть, на той час інакше не можна було, – предполагает она.

– Він з цього щось мав?

– Ні, абсолютно! –  уверяет Светлана Мирзоева. – Він помер в еміграції абсолютно бідною людиною. У Франції, щоб якось вижити, він шив та продавав черевики. 

У побуті був надзвичайно простим, невибагливим. Розмовляв суржиком. 

Якщо ви вже пройшлися по базару, по місту, то зрозуміли, що у нас є такий своєрідний гуляйпільський суржик. Саме на такій мові розмовляв Нестор.

– Яким він ще був?

– Добрим. Надзвичайно добрим до селян. До друзів (пауза). І надзвичайно жорстким до ворогів.

Краевед Коростылев. "Наша гуляйпільська біда"

При всем уважении к фигуре Нестора краевед Василий Коростылев своего земляка не идеализирует.

– Як на мене, Махно – наша гуляйпільська біда, – говорит он с едва заметной улыбкой. 

Среди главных претензий: уничтожение в зародыше украинской интеллигенции и сотрудничество с "красными". А еще: "Забув рідну мову".

– Безперечно, дурницю він упоров, що пішов на поклон до когось. Приєднався до більшовиків, а потім знов почав з ними воювати. Доходило до нього пізно. 

Біда його в том, що він мав всього півтора класи освіти, – рассказывает краевед, стоя у "золотого" памятника  Нестору в центре Гуляйполя.

Коростылев отмечает: Махно оказался на вершине пирамиды, в основе которой давние традиции и глубокая история. Гуляйполе возникло как козацкая слобода. Потом здесь оказались беглецы-гайдамаки с Черкащины.

– Вони принесли з собою непокору. Там їх ляхи різали, вішали по стовпах. А тут вони продовжили вести оцю повстанську вічну боротьбу. 15 років не платили податки. 

Тому саме в Гуляйполі виникло таке явище, як Нестор Махно, – поясняет Коростылев. 

Сегодня, по его мнению, запроса на такого человека в Украине нет.

– Нам, українцям, анархісти зараз не потрібні. Ми спокійно без них обійдемося. Анархізм – заперечення держави. А ми не можемо заперечувати свою державу.

В часи Російської імперії анархізм ще можна було брати на озброєння. Сьогодні, коли існує незалежна Україна, цього робити не можна. Анархізм шкідливий для України, – уверен краевед.

Впрочем, такая державницкая логика близка не всем обитателям современного Гуляйполя.

Один из охранников, скучающий у ворот частной фирмы в центре города, явно ждет второго пришествия Махно.

– Нєпорядок зараз. Каждий під себе гребе. Більшість населення на зароботках в Європі. Мій син в Польщі. Отакі діли! – жалуется он.

– Україні потрібен Махно?

– Та, конєшно, шановний! – отвечает он. – Села, чесно, вмирають, хлопці. Нема роботи.

– Так земля ж є, за яку Махно воював.

– Нє-нє, – машет гуляйполец головой. – Зараз фєрмєри взяли в свої руки землю, понімаєш? Панство!

В мене тільки свої десять соток. Що там тієї хати?! Картошка, помідор, морквина.

Як на мене, Порошенко і Зеленський – вони всі однакові. Я скільки років живу, ні разу не ходив голосувать. Там вже без нас порішали. Я – ні за кого. Я – анархіст. Прийдуть ті, прийдуть ці, дай Бог, будемо жити при всяких.

– Як вас звати?

– Ніяк. Гражданін України.

Вдова Инна. "Він один такий. На мільйон"

Небольшой пучок базилика – все, что успевает купить Инна на рынке до случайной встречи с репортерами УП. 

Она останавливается на 20 минут. Курит электронную сигарету, рассказывает о себе и Гуляйполе.

– З моєї позиції, у нас тут більшість сепаратистів, – улыбается женщина. – Могу це сказати як дружина військового. Як мати військового. 

Выясняется, что муж Инны – тот самый погибший Вадим Забава с позывным "Оса", старший брат Валеры Забавы. 

– Мені дуже пощастило з чоловіком, – показывает она фото на смартфоне. – Він один такий. На мільйон.

Осьочки ми на Говерлу підняли прапор "вісімдесятки" (80 ОДШБр – УП). Осьочки мій син, зараз теж служить. 24 роки йому.

– Сьогодні якраз год і чотири місяці як Вадим загинув, – немного подворачивает она рукав на левой руке, обнажая татуировку.

Под рукавом видна часть изображения архангела Михаила. У запястья цифры – 2.06.2019. День смерти мужа.

– Я з тих жінок, що заряжала б лєнту в пулємьот, – отвечает она, представляя себя во времена Махно. – Чоловіка ніколи б в жизні не бросила.

– Люди у нас хороші, – говорит Инна Забава прежде, чем уйти. – Але більша половина живе, щоб їх тільки не трогали. З людиною балакаєш і розумієш – їй надо тільки, щоб вона пожрала. Щоб в холодильнику щось було.

Пам’ятаю, яка в мене радость була, восторг, що Україна томос отримала. А мені говорять: "Ну що? Твій томос на хліб можна намазати?".

Бизнесмен Кубрак. "Є надєжда"

Спустя 86 лет после смерти Батьки жителям Гуляйполя не дают покоя легенды о спрятанном кладе Нестора Махно.

– Говорять, десь в Дібрівці він його втопив, – ходят слухи по городу. – Ще Махно багато яєць Фаберже намутив.

45-летний бизнесмен Валерий Кубрак запасается металлоискателями. Хочет копнуть глубже в историю.

Кубрак говорит, что в его роду махновцев нет. Но он – явный фанат Нестора. 

На центральном рынке Кубрак открыл корчму в махновском стиле. Над ней реют три стяга: повстанческий черный, украинский и с гербом города.

– Осьочкі інтересний фактік, – подходит хозяин к небольшому стенду с какими-то ржавыми предметами.

На Кубраке спортивный костюм Lacoste, кроссовки Skechers и бейсболка.

– Це ми за городом знайшли, по слухам старих людей, які казали, що там бої махновські були, – показывает он. – В одному місті мєталоіскатєлєм знайшли дуже багато залізних речей. Ось патрони, ось щось від тачанки.

– А тут у нас кружка єсть, – продолжает он экскурсию. – Махновська. Купили у одного дєда. Тут год – 1920-й. Фамілія Діденко. Череп та написано: "Смерть". Це настояща кружка. Сто процентів настояща!

Валерий – один из немногих гуляйпольцев, которые понимают очевидное: на бренде "Махно" можно зарабатывать. Но с туристами и инфраструктурой пока все не очень.

– Реально ми хочем дєлать тут музей, – делится планами бизнесмен. – Вже покупляли мєталоіскатєлі, будемо шукати артефакти.

Дивись, ось гармошка. Сто год їй. Дерев’яна. Рарітєт. З нашого краю.

Махно боровся за справедливість. Проти багатих. За равноправіє. А там Бог його зна, як було...Зараз люди почали інтересуваться, піддержувать його ідеї. 

– Ти ж підприємець. Людина не бідна? – уточняет репортер УП.

– Та, не багата. Але й не бідна, – смеется Валера в ответ.

– Якщо б Махно був живий, прибрав би до своїх рук твою корчму?

– Думаю, ми б з ним дружили, – отвечает Кубрак. – Чого б він прибрав? Найшли б спільну мову. Ми ж нічого поганого не робимо. 

Я – оптиміст. В мене є надєжда, що ми перестанемо їхати за граніцу. Будемо займатися своїми городами. Ну є ж що робить! 

Владимир Ризнык. "Це щас коней не знайдеш ніде"

По зеленому полю на фоне синего неба бежит серебристый конь-тарпан – так выглядит официальный герб Гуляйполя, утвержденный в 2003-м году.

По задумке автора герба, краеведа Василия Коростылева, дикие и необузданные скакуны, которые водились в гуляйпольской степи, символизируют свободолюбивый и норовистый характер местных.

Хотя один из скептиков, торгующих на рынке, говорит так: "Тут каждий по-своєму анархіст. За чаркою – всі. А так, щоб публічно виступав, – я не чув".

В современном Гуляйполе, где сто лет назад не смолкал топот копыт, найти живого коня не так просто. Особенно с бричкой.

Если закрыть глаза на улице Трудовой, где стоит "хата Махно", в которой жили его родичи, возникает вполне сельская картина. Крик петухов, лай собак и запах навоза. 

Старшие люди часто называют Гуляйполе по старинке "селом". Хотя в действительности оно растянулось на 12 километров в длину.

Во дворе у 58-летнего Николая с Трудовой лишь стоят остовы старых авто. На них далеко не уедешь.

– Коней немає? – интересуется журналист УП.

– Та откуда?! – машет Николай рукой.

Он прожил всю жизнь рядом с "хатой Махно", к Батьке относится ровно и почтительно.

– Ми ж з Махнограда, так раніше говорили, – рассказывает он. – В армії мене називали "махновцем". Про нього с дєтства чув. Баба Юська розказувала.

В Гуляйполі люди до нього разне говорять. Хотіли нашу вулицю Трудову в честь Махна назвать. Ходіли, підписи збирали. Але люди не захотіли.

А коли доску поставили на райраді, на другий день її яйцями закидали. На третій – мазутою облили.

Игорь, один из продавцов на рынке, поясняет: у многих отношение к Махно двоякое из-за советской пропаганды.

– Пугали тим, що він анархіст, – вспоминает он уроки в школе. – Але анархія – то, по суті, самоврядування, децентралізація. Хоча не така, як зараз, а справжня.

У мужчины на рынке точка с китайскими запчастями к велосипедам, которые давно заменили гуляйпольцам и коней, и общественный транспорт. У самого Игоря их пять.

Гуляйполе иногда называют "велосипедной столицей Украины".

– Скільки у нас населення, 13 тисяч? В каждом дворі по 2-3 вєліка. Дєло в том, що у нас немає городського транспорта. Немає маршруток.

Сто років тому на конях всі їздили, а тепер на вєліках. Вони самі доступні, їсти не просять, бензина теж, – объясняет Игорь.

На второй день в Гуляйполе, на родине Махно, репортерам УП все же удается найти кобылу с подводой.

54-летний Владимир Ризнык, живущий на околице, соглашается покатать вместе со своей Анюткой.

– Так, не балуйся, Анютка! Тпру-тпру! Не спіши! В неї зараз вухи назад – хоче укусити, – предупреждает Владимир.

24-летняя кобыла – давний друг и помощник Ризныка. Вместе с ней он подрабатывает на свадьбах. Люди платят, сколько не жалко – 150, 200, 300 гривен.

Проезжая мимо хат соседей, объезжая огромные ямы в асфальте, Владимир думает о своей жизни и судьбах родины.

– Роботи немає, а надо десь робить, виживать якось. Я – сварщик. 38 год стажу. Пенсія буде у 55. А в мене тільки 54-й. У нас в районі найбільша пенсія 2 100 гривень, – озвучивает он свои мысли.

– Якщо б сто років тому жили, приєдналися б до махновського руху?

– Запросто! – оживает Ризнык. – Це щас коней не знайдеш ніде. А тоді було багато. Знаєте, яка в нас конюшня була! Ми там і вирісли дітворою. А потім один м'ясник 350 голов купив, порізав всіх на м’ясо.

Конец (?)

Между центральным кладбищем и улицей с хатами – поле, устланное тонким ковром полыни. Козы щиплют засохшие октябрьские травы и соцветия.

Валера Забава, живущий неподалеку, ведет на центральный погост.

– Зараз покажу, ми тут в дитинстві все врємя лазили. Там батьки Махна лежать, старший брат, ще хтось, – приглашает он за металлические ворота с пятиконечной звездой.

Крайний, как говорит Забава, раз он был тут еще до войны на Донбассе. Работал на контору ритуальных услуг бизнесмена Валерия Кубрика, который в 2019-м открыл на рынке ту самую корчму-музей.

Угнаться за Валерой, идущим быстрым шагом между знакомых ему рядов могил, тяжело. 

Ночью Гуляйполе заливал дождь. Под ногами вязкая, жирная земля с желтой опавшей листвой. 

Где-то вдалеке слышен лай собак. Но кладбищенская тишина все равно побеждает. Обволакивает все сторонние звуки.

– Ось рідний брат Махна, – показывает Забава. – Карпо Іванович. Рядом син Карпа – Михайло Карпович.

– А це – тато та мама Махна, – уважительно говорит Валера.

Справа стоит низкое серебристое надгробие с мужским и женским портретами.

– Так, Махно Ємельян Іванович, – читает он на табличке. – За віком схожий до брата Карпа. Так, Іванович. Да! Значить, це ще один брат Нестора Махна! В них же був Ємельян.

А Варвара Петровна – це, значить, жінка Ємельяна.

Валера Забава идет дальше. Хочет показать самые старые здесь захоронения и подвал, над которым стояла церковь, уничтоженная большевиками.

– Так, десь в бузку було, треба шукати, – бродит он и не может найти. – Все бузком заросло, вже не впізнаєш.

Он показывает могилы, превратившиеся в клумбы – безымянные человеческие останки проросли вверх густыми кустами.

– І ніхто тепер не узнає, хто там похований, – вздыхает Забава. – А може там хтось видатний лежить. 

Говорять, людина жива, поки про неї пам’ятають. Ми маємо пам’ятати про Махна. Про таких, як мій брат. Про всіх воїнів.

На выходе из кладбища приходится тщательно чистить подошвы. На них толстый слой гуляйпольской земли, переработавшей тысячи тел и судеб.

– Трошки привеземо в Київ вашого чорнозему, – шутит журналист УП.

– На цьому місті, на кладовищі – глиняний грунт, – поправляет Валера. – Самий противний. Дуже прилипає. Дуже погано на ньому росте, якщо нічим не удобряти. 

Але під ДАПом (донецким аэропортом – УП), в Опитному, Водяному, ще гірше було. Ми це називали "земля Донбаса". Перемішана глина, чернозьом та каміння.  Вкопуватися було дуже важко.

При взгляде на уставшие глаза воина, одетого в пиксельную форму, живущего у махновского кладбища, последний вопрос напрашивается сам собой.

– Смерть? – переспрашивает он. – Це погано, коли людина помирає чи погібає від кулі. Могу так сказати по собі, тому ще в мене брат загинув. Як можна ставитися до смерті? Смерть – це нічого. Це – пустота.

– Все? Кінець?

– Для живих –  це кінець, – соглашается Валера, но оставляет надежду. – Для мертвих – це, навєрно, початок чогось іншого.

Евгений Руденко, Эльдар Сарахман, УП