Последняя битва империи

Уходящий 2019 год принес сразу несколько юбилеев, связанных с темными страницами советской внешней политики. 80-летие пакта Молотова-Риббентропа, 80-летие вторжения в Польшу, 80-летие нападения на Финляндию.

Однако военная история СССР не исчерпывается сталинской эпохой: на следующей неделе постсоветский мир отметит 40-летие ввода войск в Афганистан.

Мы будем вспоминать войну, которую называют "медвежьим капканом" и считают началом конца советской империи. Локальное поражение, ставшее прелюдией к глобальному проигрышу Кремля.

Сегодня наследники покойной империи претендуют на ее возрождение – хотя бы частичное. И современный российский реваншизм неотделим от ревизии прошлого.

Империя, позиционируемая в качестве идеала, не могла поступать неправильно. Соответственно, любые имперские акции – от войны с финнами до усмирения восставших венгров, от подавления "Пражской весны" до интервенции в Афганистане – необходимо  реабилитировать в общественном сознании. Все то, что после краха СССР считалось бесславным и преступным, подлежит обелению.

Но у каждого из этих эпизодов есть свои особенности, влияющие на процесс публичной легитимации.

Так, вторжение в Чехословакию с трудом поддается этическому оправданию, зато легко реабилитируется в глазах современного российского обывателя.

Приземленный мещанин ценит имперскую мощь, но не готов идти на болезненные жертвы во имя этой мощи. Операция "Дунай", почти не встретившая силового сопротивления, выглядит обывательской мечтой. Маленькая, победоносная и необременительная война, которой вполне можно гордиться, несмотря на ее кричащую аморальность.

С Афганистаном все обстоит с точностью до наоборот.

Этическое оправдание для советской интервенции найти легче. В конце концов, СССР создал в Кабуле марионеточный, но светский режим. А среди тогдашней афганской оппозиции преобладали религиозные фундаменталисты – включая будущих боевиков "Талибана", с которыми впоследствии пришлось сразиться международной коалиции.

Российские идеологи всегда могут подчеркнуть, что Москва воевала с мировым исламизмом еще до того, как это стало мейнстримом.

Но в то же время реабилитировать афганскую войну в глазах обывателя значительно труднее. Именно потому, что обыватель, мечтающий об имперском величии, не горит желанием за него расплачиваться. А девятилетнее выполнение "интернационального долга" в Афганистане стало травмой, прочувствованной на бытовом уровне. С повестками и похоронками; с шокирующими историями, передаваемыми из уст в уста; с поломанными судьбами десятков и сотен тысяч молодых парней.

Причем все это пережито не поколением прадедов, как далекая и тотально мифологизированная война 1941-1945 годов, а поколением отцов.

Все это слишком близко и осязаемо, чтобы превратиться в привлекательную глянцевую картинку. И тот факт, что в итоге советские жертвы оказались напрасными, еще больше усложняет задачу современных пропагандистов.

Спустя сорок лет афганский прецедент по-прежнему неудобен для Кремля с его реваншистскими потугами. Но парадокс в том, что Афганистан неудобен и для украинцев, противостоящих имперскому ренессансу.

Читайте также: Пятьдесят оттенков красного

После 2014 года мы принялись жадно изучать истории чужих побед.

Воюющую Украину охотно сравнивают с Британией 1940-х, с Хорватией 1990-х, с Израилем всех времен.

Никого не смущает то, что Британия была огромной колониальной империей; что Хорватия не противостояла ядерной державе с несопоставимо большими ресурсами; что Израиль был создан идейными переселенцами и потому изначально не зависел от обывательских настроений.

Для патриотической общественности детали не важны – важны эффектные примеры, вдохновляющие нацию на борьбу с агрессором.

Однако при столь вольном обращении с историческими параллелями практически никто в Украине не апеллирует к урокам непокоренного Афганистана. Хотя, казалось бы, перед нами классическая история победы – причем победы именно над Кремлем.

Бесстрашные повстанцы, бросившие вызов московской империи. Не знавшие жалости к врагу и его пособникам. Завалившие СССР тысячами цинковых гробов. Заслужившие поддержку всего свободного мира.

Доказавшие, что авиация и танки бессильны перед боевым духом народа, сражающегося за свою землю. Даже на пике советского присутствия в Афганистане моджахеды контролировали 70% территории страны.

Девять лет вооруженной борьбы, и кремлевская военная машина отступила. Еще три года, и пало промосковское правительство Наджибуллы.

Чем не триумф свободолюбивой нации, переломившей хребет имперскому монстру? Чем не воодушевляющий пример? Особенно на случай большой войны с Путиным, в которой у регулярной украинской армии шансов слишком мало?

Но мы любим не просто истории чужих побед – мы любим хэппи-энды. А в победившем Афганистане с этим явно не сложилось.

Нам хорошо известно, что после поражения просоветского режима конкурирующие группировки моджахедов продолжили воевать друг с другом. Что в результате верх взяли талибы, отбросившие страну в средневековье и смещенные лишь благодаря военному вмешательству Запада. Что кровопролитие в регионе продолжается по сей день, и Афганистан остается одним из беднейших государств мира.

Плодами афганской победы над СССР смогли воспользоваться многие – но только не сами афганцы. Ибо за эту победу пришлось расплатиться бесповоротной легитимизацией вооруженного насилия как политического инструмента.

Превращением фанатизма в норму. Появлением целого поколения, выросшего с оружием в руках. Поколения, не знавшего и не умевшего ничего другого и уничтожившего будущее своей страны.

Афганистан победил советскую империю – но фактически победил ее ценой собственной гибели. И это как раз тот урок, который стоит усвоить пассионарной части нашего общества.

Легко быть самоуверенным диванным стратегом. Фантазировать о настоящей войне без трусливых гибридных уловок. Мечтать о крахе московской империи под ударами украинского оружия. Обрушиваться на обывателей, не готовых к такому сценарию.

Сложнее задуматься о травмах, которые нанесло стране даже ограниченное гибридное противостояние. О реальной цене полномасштабного военного конфликта. И о том, что поражение врага не может быть самоцелью, если оно сопровождается гибелью собственного государства.

Михаил Дубинянский