Пятьдесят оттенков красного
"Красные линии". Благодаря прошедшему Парижскому саммиту это словосочетание на слуху у всех и каждого.
Украина спорит о запретном, неприемлемом и недопустимом. О задевающем за живое и способном взорвать страну. О том, чего президент Зеленский должен избегать ради своего же блага.
Желающих начертить очередную красную линию и освятить ее общественным мнением становится все больше. Но активная часть украинского общества никогда не была и не будет чем-то монолитным.
У каждого из нас свой порог чувствительности, свои болевые точки и свои границы дозволенного.
Для одних неприемлема реинтеграция Донбасса с особым статусом. Для других – реинтеграция Донбасса вообще, ибо весь регион видится антиукраинской "раковой опухолью".
Для одних недопустимы экономически невыгодные сделки с РФ. Для других – всякое сотрудничество с северным соседом.
Для кого-то даже небольшая корректировка гуманитарной политики равноценна национальному предательству. Для кого-то – нет.
Одни считают кощунством любое обвинение МВД в адрес добровольцев и волонтеров. Другие – нет.
В Украине переплелось множество индивидуальных красных линий. И их сила зависит не от категоричности, а от ситуативного совпадения.
От того, сколько личных границ задевает тот или иной шаг, и сколько болевых порогов разной степени чувствительности он может пробить.
В представлении многих неравнодушных украинцев Владимир Зеленский уже пересек запретную красную линию. Не на нормандском саммите и не во время согласования "формулы Штайнмайера".
Популярный шоумен пересек ее 21 апреля, выиграв президентские выборы. Заняв место, которое, по мнению определенной прослойки общества, не мог занять априори. Оставив в дураках людей, гордившихся своим интеллектуальным превосходством. Разрушив картину мира, к которой эти люди успели привыкнуть.
Перечисленного более чем достаточно, чтобы взирать на гаранта с неослабевающим отвращением и скандировать "Зелю геть!"
Реабилитироваться в глазах этих граждан президент не сможет никогда: их личная красная линия пройдена бесповоротно. На Майдан против Зеленского они готовы выйти по любому поводу и без повода.
Но эта бурная неприязнь не представляет реальной угрозы для политического будущего Зе. До тех пор, пока она замкнута в границах условных 8% и не резонирует с мыслями и чувствами со стороны.
Хотя нынешнюю власть нервирует всякая уличная акция, фактически протестные выступления делятся на две неравноценные категории.
Инклюзивный протест способен объединить совершенно непохожих людей с разными установками. Либералов и националистов, прагматиков и романтиков, радикалов и умеренных, рафинированных интеллектуалов и городских сумасшедших.
Чем больше пестроты и многоголосицы, тем легче поставить знак равенства между возмущенными пассионариями и обществом. Доказано отечественными майданами 2004 и 2013-2014 годов.
Напротив, эксклюзивный протест остается уделом единомышленников. Изначально находящихся на одной волне, но не способных обзавестись разнокалиберными союзниками и попутчиками.
Какими бы активными ни были протестующие, такой протест лишь подчеркивает их обособленность и слабость в масштабах страны.
Типичным примером могут служить провалившийся "языковой майдан" 2012-го или бесплодные акции сторонников Саакашвили в 2017-м.
Осенние выступления против "формулы Штайнмайера" стали болезненным ударом для Владимира Зеленского именно потому, что приблизились к инклюзивному формату.
Неопределенность, сопровождавшая Минский процесс, посеяла тревогу в очень разных умах и сердцах.
Читайте также: Майдан и Евро
Сторонники экс-президента Порошенко очутились по одну сторону баррикад с его давними критиками; радикальные ненавистники Зеленского – с умеренными активистами, желавшими достучаться до новой власти.
А Зе!команда совершила крупную ошибку, прозевав момент, когда фрондерство предполагаемых "поробохотов" стало перерастать в более широкое движение.
Но к 9 декабря на Банковой сделали выводы и сумели отыграться, превратив инклюзивный протест в эксклюзивный. Противники Зеленского, пытавшиеся стать общественным рупором, стали выглядеть сборищем алармистов, напрасно разгонявших "зраду".
Характерный момент: накануне нормандского саммита Петр Порошенко потребовал не вести в Париже переговоры по газу. Эту красную линию, лично очерченную главным оппозиционером, Зеленский пересек. И чисто теоретически оппоненты Зе могли бы продолжить уличные акции. Но практически это превратило бы протестующих в маргиналов. Пришлось отступить, оставив информационное поле боя за украинской властью.
То же самое касается любой красной линии, которую может перейти или не перейти Владимир Александрович. Оптимальная тактика для Зеленского и его соратников – не в том, чтобы не задевать чужие болевые точки. А в том, чтобы не допускать совмещения чужих болевых точек.
К примеру, попытка закрутить гайки в информационном пространстве возмутит многих и вызовет общественный протест. Причем протест разноголосый и потому опасный для Зеленского и Ко.
Свободу слова в сегодняшней Украине готовы защищать очень непохожие друг на друга граждане: от убежденных либералов и еврооптимистов до национал-патриотов, которые в иных обстоятельствах охотно поддержали бы цензуру, но не приемлют ее в исполнении Зе!команды.
Дальнейшее преследование экс-президента Порошенко тоже возмутит многих и тоже вызовет протест. Однако протест одноголосый и потому обреченный на неудачу.
Бывший глава государства не просто нелюбим широкими массами: он токсичен для значительной части украинских пассионариев. И, попытавшись вступиться за гонимого Петра Алексеевича, его сторонники лишь продемонстрируют свою оторванность от остальной страны. Сделают очередной шаг на пути к маргинализации, от которого Банковая только выиграет.
Правящей команде противопоказано приближаться к инклюзивным красным линиям. Иметь дело с раздражителями, превращающими разнородную человеческую массу в ситуативное целое.
Но в то же время правящей команде выгодно пересекать эксклюзивные красные линии. Попирать их уверенно и демонстративно, провоцируя своих противников на бессильное возмущение.
Дело за малым: суметь вовремя отличить один вид красных линий от другого.
Михаил Дубинянский