Формула Майдана
Верхи не могут управлять по-старому. Низы не хотят жить по-старому. Значительно повышается активность масс, привлекаемых как всей обстановкой кризиса, так и самими верхами, к самостоятельному историческому выступлению.
Три признака революционной ситуации, некогда выведенные товарищем Лениным – пожалуй, самая известная попытка перевести мятежную стихию в русло закономерного и прогнозируемого.
Правда, в январе 1917 года, выступая в цюрихском Народном доме, тот же Ильич заявил: "Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв грядущей революции". А уже через месяц с небольшим грянула Февральская революция, ставшая для большевистского теоретика полной неожиданностью…
Но давний ленинский эпикфейл не останавливает желающих разложить революционный процесс по полочкам.
Включая многочисленную армию украинских экспертов, аналитиков, публицистов и блогеров. Уже не первое десятилетие мы пытаемся вывести формулу Майдана.
Отделить его главные составляющие от второстепенных и несущественных. И, вооружившись полученным знанием, прогнозировать масштабы и успешность массовых протестов.
Сегодня внимание теоретиков приковано к уличной реакции на Зе!дипломатию.
Каждый волен доказывать, почему протесты против "формулы Штайнмайера" стоят в одном ряду с победоносными Майданами 2004 и 2013-2014 годов.
Или же наоборот: почему нынешние выступления обречены на судьбу неудачного "Языкового майдана" времен Януковича или провалившегося "Михомайдана" эпохи Порошенко.
Увы, отечественное майдановедение страдает одним существенным изъяном.
Постфактум мы с легкостью препарируем успешный или неуспешный протест. Но формулы, выводимые из прошлого опыта, почему-то не облегчают предсказание будущего.
Достаточно вспомнить, что после 2004 года залогом победы считался фактор, принципиально отличавший первый Майдан от второго.
Без малого десять лет Украина гордилась мирной революцией с песнями, плясками и цветами для "Беркута".
Всезнающие эксперты и лидеры мнений подчеркивали, что эффективным и результативным может быть только ненасильственный народный протест.
Ссылались на опыт Махатмы Ганди, Леха Валенсы, Вацлава Гавела и других бархатных революционеров.
Рассуждали о национальном менталитете, о традиционном украинском миролюбии, толерантности и мудрости.
А потом случился второй Майдан. Майдан баррикад и "коктейлей Молотова", которые тут же стали новым предметом нашей гордости.
Те же самые эксперты и лидеры мнений принялись подчеркивать, что результативность народного протеста зависит от готовности протестующих к силовому действию.
Ссылались на опыт румын, свергнувших ненавистного Чаушеску, ливийцев, победивших диктатора Каддафи, и других борцов за свободу.
Рассуждали о национальном менталитете, о традиционной украинской твердости, непримиримости и боевом духе.
Читайте также:
И, разумеется, противопоставляли бескомпромиссных украинцев малодушному и покорному северному соседу – с его либеральной оппозицией, без сопротивления пакуемой омоновцами в автозаки.
Новая формула Майдана была выведена и встречена как нечто совершенно очевидное. И никого не смущал тот факт, что она кардинально противоречит формуле, пропагандировавшейся в течение предыдущего десятилетия. Все прежнее теоретизирование попросту забылось.
При желании сегодняшние уличные акции можно сравнить как с первым, так и со вторым Майданом.
С одной стороны, протест пока остается ненасильственным, с другой – протестующие бравируют своим силовым потенциалом. Подобно обоим Майданам, выступление против "формулы Штайнмайера" сумело объединить очень разных людей.
Тут и радикальные хейтеры Зеленского, которым ненавистен даже его голос; и вполне умеренные активисты, желающие достучаться до новой власти; и несгибаемые сторонники Порошенко, мечтающие о реванше; и противники экс-президента, недовольные его попытками оседлать процесс… В традиционной многоголосице недостатка нет.
Но все сходство происходящего с 2004-м и 2013-м перечеркивается одним фундаментальным отличием. Хотя и первый, и второй Майданы стали возможны благодаря узкой прослойке пассионариев, это никогда не декларировалось вслух.
Наоборот, в обоих случаях возмущенная улица претендовала на всенародность, отождествляла себя с широкими массами, апеллировала к народному суверенитету.
Будучи меньшинством, оба победивших Майдана говорили и действовали от имени большинства. Что, в общем-то, было нетрудно: учитывая низкую популярность Леонида Даниловича и Виктора Федоровича.
У пассионариев, выступающих против политики Зе, такой возможности сегодня нет. Да, многие СМИ оценили эффектный лозунг "Слуга, выходи! Народ пришел!" Но на фоне полугодовых стенаний о том, что народ – идиот, в присутствие означенного народа на новом Майдане как-то не верится.
В 2019-м контраст между пассионарной прослойкой и обывательскими массами обнажился слишком явно.
Антагонизм между первыми и вторыми подчеркивался слишком назойливо. Диссонанс между уличным возмущением и рекордным рейтингом Зеленского слишком велик.
Означает ли это, что нынешний протест запрограммирован на неудачу? Отнюдь. Потому что два украинских Майдана – это не просто история об успешных прецедентах и накопленном опыте.
Это история о том, какими обманчивыми бывают успешные прецеденты и накопленный опыт. И если вдруг недовольство улицы окажется более значимым, чем популярность президента Зе, мы получим совершенно новый прецедент. А победная формула будет переписана с такой же легкостью, как и пять лет назад.
Можно не сомневаться лишь в одном. Чем бы ни закончились нынешние выступления, постфактум любой исход покажется нам абсолютно закономерным, предсказуемым и идеально укладывающимся в стройную формулу Майдана. Именно так работает тонкое искусство прогнозирования непрогнозируемого.
Михаил Дубинянский
