Нам тут жить
Пять лет назад Майдан обвиняли в том, что протестующие топчут выбор избирателя. Мол, "дождитесь выборов" и "Янукович – всенародно избранный".
Майдан упрекали в том, что он пренебрегает процедурой. Что менять президента нужно на выборах. И что в активе у главы государства – 12 с половиной миллионов голосов, полученных во втором туре. Мол, "побеждайте на избирательных участках, а не на улицах".
Впрочем, аргументы не подействовали. Собранные в 2010-м году голоса не помогли. И разговор о собственной легитимности Виктору Януковичу пришлось продолжать уже на ростовских пресс-конференциях.
Можно долго рассуждать о природе Майдана. Спорить о том, чем он был – революцией или восстанием. Рассуждать о разнице между легальностью и легитимностью. Но куда важнее другое: для протестующих все увещевания о том, что Янукович – это выбор народа, не имели никакого значения.
Юваль Ной Харари писал о том, что человек признает итоги демократических выборов только тогда, когда у него есть что-то общее с большинством избирателей. "Если опыт и переживания других избирателей мне чужды, и если я уверен, что они не понимают моих чувств и пренебрегают моими жизненными интересами, то пусть против моего голоса будет хоть сто голосов, у меня абсолютно нет оснований принимать такой вердикт", - уверял профессор Еврейского университета.
Именно это и случилось зимой 2013-2014 годов. В конце концов, у того противостояния было несколько измерений. Партия регионов и парламентская оппозиция. Улица против "Беркута". Майдан против Антимайдана.
Если брать за точку отсчета 1991 год, то "Украина Антимайдана" имела численный перевес. Следующие два с половиной десятилетия она сокращалась и отступала. А "Украина Майдана" наоборот – расширялась и наступала. Ее повестка украинского будущего вытесняла ностальгическую картину мира просоветски настроенных людей.
Уличное противостояние касалось не только конкретного "януковича". Это было борьбой двух этических систем. Взаимоисключающих этических систем.
Те, кто поддерживал протест, и те, кто мечтал о его разгоне, имели слишком мало точек пересечения. У них были одинаковые паспорта, но на этом сходства заканчивались и начинались различия. У них было разное описание прошлого и разные мечты о будущем.
Для одних Европа была "землей обетованной", а для других – царством бездуховного разврата. Для одних Россия была тюрьмой народов, а для других – новым улучшенным СССР 2.0.
В одни и те же слова эти люди вкладывали разные смыслы. Для одних и тех же вещей придумывали разные описания.
То, что было важно для Майдана, не имело никакой ценности для Антимайдана. И потому у протестующих не было ни единой причины уважать мнение тех, кто вручил Януковичу власть в 2010 году. Они и не стали это делать. В полном соответствии с формулой Харари.
Майдан лишь подтвердил: в 2014 году в стране жили те, для кого Украина была ценностью, и те, для кого она была лишь данностью. Точек пересечения у этих двух групп было немного, а после российского вторжения их стало еще меньше. Равно как и поводов прислушиваться друг к другу.
Аннексия Крыма и оккупация Донбасса вычеркнули из электоральной жизни страны несколько миллионов просоветски настроенных граждан.
В своей попытке удержать Украину Москва разрушила многолетний паритет между лагерями. Перевес оказался на стороне тех, кто пять лет назад стоял на баррикадах.
В результате просоветский лагерь оказался маргинализован. Да, его глашатаи баллотируются в президенты. Да, его идеи звучат в эфире некоторых медиа. Да, его электорат продолжает фигурировать в соцопросах. Но динамика довольно красноречива.
Еще десять лет назад пророссийские политики без труда выходили во второй тур. Их повестку транслировали большинство основных каналов. А их избиратели превращали Украину в буриданова осла, который замер между двумя стогами сена, не в силах принять хоть какое-то решение.
Сегодня уже не получится представить себе Майдан, в котором по одну сторону баррикад будут сторонники Европейского союза, а по другую – Евразийского. Но это не значит, что риски исчезли.
Потому что мы можем столкнуться с новой проблемой. В рамках все той же формулы, которую описал Харари.
Чем ближе выборы, тем выше накал споров и жестче обвинения. Каждый лагерь подает эти выборы как "последний и решительный бой". Лагерь президента – как борьбу Украины и Кремля. Лагерь Тимошенко – как выбор между геноцидом и процветанием. Лагерь Зеленского – как борьбу "старых элит" и "нового народовластия".
Выборы начинают напоминать референдум о будущем. И главный вопрос в том, как именно обитатели каждого лагеря станут воспринимать своих оппонентов.
Одно дело – если вы готовы принять выбор тех, кто голосует за других кандидатов. Если вы допускаете, что их решение имеет право на существование.
Читайте также:
И совсем другое – если вы изначально демонизируете всех тех, кто голосует не так, как вы сами.
Можно планировать отдать свой голос за действующего президента. Но совершенно не обязательно считать тех, кто этого делать не хочет, сторонниками Кремля.
Можно хотеть проголосовать за Юлию Тимошенко. Но вовсе не обязательно считать всех остальных проплаченными провокаторами и коррупционерами.
Выборы – это прекрасный способ снять трения в обществе. Но лишь в том случае, когда у избирателей и так есть общие взгляды по фундаментальным для страны вопросам.
А если страна живет в ситуации расчеловечивания оппонентов, если носитель иной точки зрения воспринимается как враг – то нет поводов ждать, что результат выборов станет легитимной основой для следующих пяти лет существования. Проигравший лагерь всегда может захотеть оспорить эту процедуру. В судах. Или на улицах.
Майдан появляется не тогда, когда бьют студентов. Он появляется тогда, когда внутренние заборы становятся выше внешней крепостной стены.
Павел Казарин