Легенды Андреевского. Кто живет на одной из самых известных улиц Киева

Одна из самых изуродованных или самых привлекательных улиц Киева? Существуют диаметральные мнения об Андреевском спуске. Для большинства киевлян и туристов Андреевский – яркое, живое пространство с музеями, театрами, уютными кафе и ресторанами. Но те, кто рождался и жил здесь в 20 веке, утверждают: прошлое спуска было намного ярче его настоящего.

На 700-метровую улицу сейчас приходится 14 заведений, где можно поесть и выпить. Примерно по одному на каждые 50 метров. Тут также вместились два театра и четыре музея, включая Андреевскую церковь.

Сегодня на спуске обитают около 200 человек. Большинство из них арендуют квартиры, цены на которые стартуют от $1000 в месяц. Улица, отметившая этой осенью 274-й день рождения, особо популярна среди дипработников различных посольств.

Среди коренных жителей Андреевского остались единицы. "Украинская правда" встретилась с ними, чтобы рассказать, что скрывают фасады одной из самых известных и значимых улиц Киева.

Крошкин дом и миллионы

За участок земли на Андреевском и двухэтажный особняк с пятью комнатами Ольге Крошке предлагали баснословную сумму – 25 миллионов долларов. Но Ольга, работающая декоратором в "Театре на левом берегу", отказалась.

На вопрос, как такое вообще возможно, женщина отвечает: "Многие не понимают, что существует внутренняя сила, которая держит на Андреевском. Ну на хрена мне эти миллионы?! У человека столько денег, сколько ему нужно".

– Последний раз вообще смех – предложили миллион долларов. Я переспрашиваю: "Это задаток?". А мне: "Нет, за все!", – вспоминает Крошка.

Ольга – человек уникальный. Она – единственный житель Андреевского спуска и одна из немногих киевлян, владеющих фамильным участком и недвижимостью конца позапрошлого века.

Несмотря на революции, войну, немецкую оккупацию и советскую эпоху, родовую собственность каким-то чудом удалось сохранить.

Дом Крошки находится напротив Музея Булгакова и спрятан сегодня за неприметным серым забором из металлического профиля. Двор вымощен плиткой с клеймом "1981". Той самой плиткой, которую убрали во время масштабной реконструкции Андреевского спуска к Евро-2012.

– Этот земельный участок, чтоб вы понимали, купили у вдовы Павлюченко в 1898 году, – показывает дореволюционные фотографии своих предков Ольга. – Вначале мой прапрадед Арсений Арсениевич Дашкиев и прапрабабушка Мария Гавриловна жили на Боричевом току. А дом на Андреевском построили в 1912-м. Я родилась в 1963-м.

Паровое отопление мы сделали только в 1971-м. Раньше на Андреевском были печки, все топили дровами. Сейчас мы дом, конечно, чуть-чуть подшаманили. Покрасили стены, поменяли крышу.

Прадед Ольги Крошки был профессором, преподавал сопромат в Киевском политехе. А деда в 40-х расстреляли как "врага народа".

Родители Ольги были простыми советскими людьми. Мама – работница трикотажной фабрики, папа – строитель.

О своем детстве на Андреевском Крошка вспоминает с расплывающейся улыбкой.

Ольга стала свидетелем съемок многих кинофильмов: "Адъютант его превосходительства", "Как закалялась сталь", "Дни Турбиных".

– "Турбиных" снимали там, где сейчас "Театр на Подоле". Снег делали из резанной бумаги. Работала ветродувная машина, а дети смотрели на это с раскрытыми ртами, как на чудо, – рассказывает она.

– Все холмы и горки тут были наши, – продолжает Крошка. – Зимой с Андреевского спускались на санках, а летом играли в индейцев.

Помню гастроном в доме №30. Мы маленькими ходили покупать черный хлеб. Пока ты доходил до центра улицы, от горбушки оставалась половинка – настолько он был вкусный. Но родители не ругали, снова давали деньги, и я шла покупать новый.

Сегодня, по мнению Ольги, Андреевский спуск утратил свой прежний колорит. Сейчас здесь много людей, суеты и шума.

– Раньше спали с открытыми окнами. Теперь это невозможно. Главная фраза, которую кричат с окрестных холмов поздней ночью: "Я люблю тебя, Киев!", – иронизирует она.

Несмотря на серьезные перемены, Андреевский Ольгу не отпускает.

– Я была в разных странах мира, и мне есть с чем сравнивать. Когда приезжаешь на Манхеттен, тебе совершенно все равно, сколько там этажей вверх – 90, 100, 120. От тех домов ничего не чувствуешь. А тут каждый с историей, за каждым стоят судьбы людей. Вот оно – твое, родное!

Когда возвращаешься на Андреевский, попадаешь в родную стихию. У человека должно быть свое гнездо, в котором хорошо, уютно. Которое нельзя продать, – уверена потомственная киевлянка.

Михаил из черного хода

Пенсионер Михаил Найдич мог бы тоже стать долларовым миллионером. Но предпочел доживать остаток жизни в бывшей коммуналке в историческом центре Киева. В нее он переехал в начале 90-х, заключив, по его словам, фиктивный брак.

– Я эту квартиру ни на что не променяю! – упорствует одинокий пенсионер, отбиваясь от предложений риелторов.

Попасть в гости к Найдичу не сложно. Нужно пройти сквозь парадное дома №34 или завернуть в арку. Во дворе от взоров туристов спрятан дополнительный, черный ход. Больше ста лет назад его использовала прислуга состоятельных киевлян: выносила помои, белье для сушки; заносила еду, дрова и уголь.

Сегодня черный ход вполне отвечает своему названию. Тут много паутины, пыльно, пахнет сыростью и, кажется, кошачьей мочой.

На фоне современного жителя столицы Михаил Найдич выглядит весьма неосмотрительно. По старинке двери в его апартаменты на первом этаже почти всегда открыты. Связка ключей вызывающе висит прямо на входе в подъезд. Будто осколок былой эпохи, когда в гости друг к другу заходили без стука.

Местные жители хвастают: особенность Андреевского спуска и Подола в том, что квартиры родившихся и выросших здесь – открыты для всех. В прямом и переносном смысле.

– Для меня это место – святыня, – размышляет Найдич, неспешно покуривая сигарету. – В спальных районах люди живут, словно в курятнике. А здесь – особый дух. Ты как будто на земле, в селе живешь. Вышел из хаты – сразу двор.

Когда-то тут росли вишни, черешни, груши, сливы. Своими руками высаживал. Правда, потом начали застраивать, в асфальт закатывать. Не дает улица покоя бизнесменам. Превращают ее в пустырь.

Сын Щербицкого и танцовщица Аллочка

"Фруктовый сад" – один из самых популярных эпитетов, которым старожилы награждают прежний Андреевский.

Одна из тех, кто помнит все запахи спуска, – Наталья Семко, родившаяся тут сразу после Второй мировой. Она прожила на Андреевском с 1945-го по 2000 год, пока не переехала на левый берег.

– Это – моя любимая улица, но не в ее теперешнем состоянии, – уточняет она. – Вернуть дух спуска уже невозможно, как мне кажется. Изумительная была улица! Комфортная для жизни и очень гостеприимная.

На холмах – фруктовый сад, за которым следили семинаристы. Запах бузины и цветущих деревьев – это было здорово!

Дома были с палисадниками. Смесь города и пригорода. Полянки, по которым гуляли жильцы. Раскладушки во дворах, на которых отдыхали мамочки с детками. Вам сейчас это сложно представить.

Еще одно сравнение, которое употребляют старожилы, описывая спуск, – улица-река. Без ливневок Андреевский спуск в сильные дожди превращался в бурный поток воды.

– Представьте, вы дома, а за окном – шумит горная, бурлящая река, – вспоминает Семко.

В хорошую погоду в тихих и темных двориках Андреевского прятались пришлые парочки. Они искали здесь идеальное место для уединения и любовных утех.

– У господина Щербицкого (Владимир Щербицкий, первый секретарь ЦК КПУ в 1972-1989 годах – УП) был совсем недисциплинированный сын. Он сильно увлекался девочками. Щербицкие жили выше, на Десятинной. А у нас на улице Аллочка, танцовщица, за которой Щербицкий-младший приударял. Красивая была девочка, – улыбается Семко.

Что-то утаить друг от друга тут было практически невозможно. Жили на Андреевском одной большой разношерстной семьей. Профессоры и академики соседствовали с дворниками и рабочими.

– В округе все же была условная иерархия, – вспоминает Семко. – Своя "охрана" из мальчишек. Верхние дома – это верхние дома. Гончарка (нынешняя Воздвиженка – УП) – уже совсем другое. Там был свой уровень. Больше встречалось алкоголиков, а в домах не было канализации.

На Гончарке жил лучший в Киеве ветеринарный врач. К нему все спрашивали дорогу.

Сегодня Наталья Семко старается реже приходить на Андреевский. Говорит, по переменам, произошедшим на спуске, можно в целом судить о том, как меняется весь Киев. Не в лучшую, по ее мнению, сторону.

– Единственное, что удалось пока сохранить, – Подол, – считает пенсионерка. – Вот его еще не изуродовали.

– Вы не подумайте, что во мне говорит ностальгия по юности, – добавляет она. – Мне просто хочется, чтобы люди видели красоту в ее первозданном виде, а не изделия из Китая и нагромождение высоток.

Для тех, кто хочет понять прошлое Андреевского, Наталья Семко настойчиво советует прийти сюда ранним утром:

– Вот тогда вы сможете разглядеть, каким был спуск: вьющаяся улица, по которой хочется бежать. Много солнца, воздуха! И церковь.

Механик Фельдман и столетний паркет

Несмотря на необратимые изменения в облике Андреевского, находятся фанаты, которые посвящают жизнь тому, чтобы сохранить хотя бы его осколки.

Семья Фельдманов – одни из немногих, кто на собственном примере доказывают: бороться за остатки прежней улицы можно и нужно.

Дмитрий Фельдман, в прошлом – механик вычислительных машин с зарплатой 120 советских рублей, родился на углу Боричева тока и Андреевского, а в 90-х купил квартиру на самом спуске.

Он превратил свое жилище едва ли не в последний оплот старины на улице, скрупулезно восстанавливая аутентичные детали интерьера.

Дмитрий – единственный, кто принципиально отказался ставить металлическую входную дверь и пластиковые окна в доме 1901 года постройки. Он даже реставрировал дореволюционный паркет.

– На входе в квартиру, например, – ручка, которая была в доме больше ста лет назад, – показывает он. – В деревянных окнах я сохранил "родные" механизмы. Знакомый мастер очищал их целый месяц.

Многих деталей лепки на потолке в виде меандра (древнеримский орнамент, образующий свастику – УП) не было видно. Годами ее замазывали, забеливали, закрашивали. Мы потратили уйму времени, чтобы восстановить ее первозданный вид.

Любовь Дмитрия Фельдмана к мелочам поражает и со стороны может показаться чудаковатой. Но для него в бережном отношении к прошлому – истинный смысл жизни на Андреевском спуске. Все остальное, уверен он, убивает дух улицы.

– Этажом ниже некие состоятельные люди купили коммунальную квартиру, – с досадой вспоминает Фельдман. – Они наняли могучих хлопцев, которые пытались сбить аутентичную лепнину. Но она настолько качественна, что не получилось. Они ее ранили, ранили. В итоге зашили гипсокартоном.

Зато я у них выманил специальные латунные крючки, которые были на каждой розетке и люстрах. Теперь они – часть дизайна моей ванной. Выполняют роль вешалок для полотенец.

Еще после ремонта соседей мне достались дверные коробы. Эти деревянные балки, которые были здесь с начала 20 века, я использовал в дизайне своей кухни.

Дмитрий Фельдман в подробностях помнит, каким был Андреевский спуск и как становился тем, чем есть сейчас.

– Старшие дети воровали зимой большие дворницкие сани с кованым низом и деревянным верхом, – делится он воспоминаниями. – Снимали с сарая двери, привязывали к саням и катались по десять-двадцать человек.

Толпой тянули сани сюда, под Андреевскую церковь. Спуск начинался с порога дома №34. А другие ребята по дороге набрасывались, делали кучу-малу.

До 70-х Андреевский спуск не имел особого флера – обычная провинциальная улочка, без глубоких смыслов.

– Флер появился, когда в Союзе начали публиковать Булгакова, – говорит Дмитрий Фельдман. – Тогда к Андреевскому стали относиться по-другому. Сюда потянулись люди.

Хотя мы знали, где жил Булгаков еще до публикации "Мастера и Маргариты", "Собачьего сердца". На его доме не было мемориальной таблички. Но на стене писали краской "Дом Булгакова".

По словам Фельдмана, ближе к 80-м улица начала постепенно пустеть. Людей массово выселяли из полуподвалов.

Чем больше станций метро открывали в Киеве, тем чаще жильцы с Андреевского переселялись в новые, отдаленные жилмассивы.

Евгения и замок страхов

Пока Дмитрий Фельдман спасает прошлое, вкладывая душу в детали интерьера, его дочь Евгения борется за улицу, организовав общественную организацию "Андреевский спуск".

Евгения вместе с единомышленниками смогла убедить столичные власти в том, что планы по строительству восьмиэтажной гостиницы в начале Фроловской – незаконны. Сейчас стройка остановлена, а инвестор вынужден переделывать проект.

– Одно из самых ярких детских воспоминаний – Андреевский в дождь, – рассказывает Евгения Фельдман об улице, за которую она борется. – Босиком, в сарафанах, мы мчались вверх, по бурлящей реке, резвились, взяв взрослых за руки.

Еще одно воспоминание, которое делает спуск особенным для Фельдман, связано с замком Ричарда.

– Я боялась темноты. Папа взял меня в замок. Тогда он был заброшенным, практически разрушенным изнутри зданием.

Папа отвлекал меня от того, что вокруг темно, тем, что обращал внимание на то, куда нужно ступить. Чтобы под ногами не провалились остатки лестницы и пола. Так мы добрались практически до самого верха. Этого мне хватило, чтобы я темноты больше никогда не боялась, – говорит она.

Сегодня у Евгении новые вызовы. Она старается найти компромисс между жителями, властями, бизнесменами и туристами, который поможет спасти Андреевский от катастрофы.

– Улица камерная, а хочется сюда всем. Она как рукавичка, которая лопается из-за того, что много желающих погреться. Хочу защитить эту улицу, – поясняет она.

По словам Фельдман, жить на Андреевском уже некомфортно. Ближайшая ночная аптека – на Львовской площади. Магазин – внизу, на Контрактовой.

Система боллардов, которые должны бороться с засильем авто, не работает. Пешеходный спуск превращается в улицу-парковку.

– Магнаты хотят получить колоссальные дивиденды, пытаясь что-нибудь здесь нагородить, – говорит Дмитрий Фельдман, отец Евгении. – Я не сторонник того, чтобы здесь строили реплики начала 20-го века. На Андреевском, там, где уже разрушено, не надо ничего строить! Нужно восстанавливать и реставрировать.

Теперешнее состояние Андреевского спуска вызывает у Евгении Фельдман много вопросов.

Почему так много заброшенных домов с проломленными крышами? Почему хаотично выглядит торговля? Почему зимой трудно спуститься по улице и подняться? Почему мало тени, лавочек? Почему тут пытаются строить высотные дома?

Но Евгения не теряет оптимизма. Она надеется, что ответы на все вопросы найдутся, спуск сохранит свою самобытность. В его блуждающем изгибе заложена нетривиальная драматургия и конфликт, требующие усилий от всех, кому Андреевский небезразличен.

– Сам по себе ландшафт Андреевского спуска – своего рода вызов каждому из нас, – улыбается Фельдман и после паузы добавляет: – Каждому, кто оказывается здесь. Думаю, он притягивает всех своим крутым подъемом. На Эверест люди ведь тоже не просто так взбираются, правда?