Ровесник США, или Как выживает старейший конезавод страны

В 80-ти километрах от оккупированного Луганска, в селе Новодеркул, находится старейший конезавод Украины. Он пережил крепостное право, несколько войн, революций, царей и генсеков. Сегодня 251-летнее предприятие, о существовании которого большинство украинцев даже не подозревает, оказалось на грани выживания.

В 2013-м Деркульский завод и еще с десяток подобных предприятий объединили под вывеской ГП "Коневодство Украины".

Бюджетных денег фактически не выделяют. Коневоды выживают за счет собственных пахотных земель, на которые давно положили глаз бизнесмены.

В 2015-м президент Петр Порошенко, говоря о приватизации госпредприятий с трибуны парламента, вопрошал: "Кто мне может объяснить, для чего государству аж 14 конных заводов?".

В Новодеркуле этот месседж встретили без энтузиазма и теперь смиренно ждут своей участи.

Почему Люфтваффе отказались бомбить деркульские конюшни, как местные жеребцы покоряли Европу и США, сколько стоит породистый скакун, и при каком президенте Украины лошадям жилось легче – в репортаже "Украинской правды".

E II и японский манеж

Киев-Лисичанск-Беловодск-Новодеркул. Поездом, затем маршрутками по безнадежно разбитым дорогам. 960 километров. Сутки в пути.

Добраться из столицы до "Деркульского государственного конного завода №63"– задача не из легких. Туристы сюда не доезжают. Представители власти бывают крайне редко.

Внимательные пользователи Google Maps в череде спутниковых снимков луганской степи могут разглядеть странные постройки. Они образуют надпись "Е II" – зашифрованный привет из имперского прошлого.

В селе Новодеркул любой встречный расскажет, что "Е II" – монограмма, означающая "Екатерина Вторая". В таком виде местные конюшни сохранились с середины 19 века.

Казенный завод на восточной окраине Дикого Поля появился по указу императрицы Екатерины Второй. Официальная дата его рождения – 25 октября 1767 года. День, когда к речушке Деркул доставили первую партию племенных лошадей.

– Сначала 73 головы. В 1776 году насчитывалось уже 469. В 1786-м – тысяча. Были и арабские скакуны, и ахалтекинцы, и тяжеловозы из Европы, – рассказывает историк Александр Федоров.

Как любой местный мальчишка, Федоров провел свое детство в конюшнях. 40 лет работал сельским учителем. Когда вышел на пенсию, взялся за изучение истории и написание книг. Сейчас на правах волонтера возглавляет музей конезавода.

– Деркульский замыкает тройку старейших госзаводов бывшей Российской империи и является древнейшим в Украине, – говорит он. – Главной целью были поставки лошадей в армию: в гусарские, уланские, драгунские полки.

– Тут, в радиусе 20-30 километров, так называемая "Беловодская группа конных заводов", – добавляет Федоров. – Наш – 18-го века, а Стрелецкий, Новоалександровский и Лимаревский – 19-го. Эти земли – прародина отечественного коневодства.

Местные старожилы, заставшие немецкую оккупацию в 1942-1943 годах, сохранили легенду: летчики Люфтваффе не стали бомбить конезавод, зная, что его основательница – Екатерина, уроженка Пруссии.

Правдива эта легенда или нет, но Вторую мировую Деркульский прошел без серьезных увечий.

В 50-х прошлого века в погоне за светлым будущим здесь окончательно разрушили Николаевскую церковь 1841 года. Но целыми, помимо центральных конюшен, остались усадьба управляющего 1828 года и уникальный манеж 1897-го.

– Его называют "японским", – уточняет Александр Федоров. – Внешне похож на пагоду. А изнутри – на раскрытый зонтик.

Самое удивительное в строении то, что его каркас держится на одном центральном столбе. Результат сложной, геометрически выверенной системы растяжек и опор.

– Манеж по назначению используют до сих пор – для тренировки, – подчеркивает Федоров. – Опоры не менялись с конца 19 века. Тут сибирская лиственница – вечное дерево. Из такого же сделаны сваи, на которых вся Венеция до сих пор держится.

Вальс Онищенко и грусть Тростника

Бублики или морковка – с пустыми руками в конюшни заходить неприлично.

Стоящие в денниках жеребцы и кобылы суют сквозь решетку любопытные морды, с надеждой обнюхивая людей. Влажными, прохладными языками благодарно слизывают еду с ладоней.

– Это Сибирский экспресс, – кивает директор музея Александр Федоров на стройного жеребца. – Весит 800 килограмм. Развивает скорость до 60 км/час.

А это – Вальс, когда-то он был в конюшне олигарха Онищенко (Александра Онищенко, нардепа, скрывающегося от следствия в Испании – УП). В прошлом году, на 250-летие завода, Вальс открывал парад на сельском ипподроме.

Вот тут – Пинкертон. Родился в Англии, попал к нам молодым. Выигрывал Кубок Независимости Украины. Его отец Спектрум – в десятке лучших производителей мира.

Был у нас и жеребец Камалии (певицы, фанатки конного спорта – УП).

Александр Федоров подводит к очередному деннику. За решеткой – конь Тростник. Сверлит окружающих печальным взглядом.

– Его участь незавидна, – поясняет причину грусти Александр Федоров. – Тростник работает жеребецом-пробником. У него одна задача – определить, какая матка находится "в охоте".

Тростника ведут в маточную конюшню. Он по запаху определяет, кто готов к спариванию. Потом его с кобылой отправляют в случной манеж.

На "пробника" надевают что-то вроде бронежилета из телогреек. Если Тростник ошибся, кобыла бьет его. Если нет, Тростника уводят. И за дело берется настоящий жеребец-производитель.

За 251-летнюю историю деркульские коневоды вырастили немало выдающихся лошадей, завоевавших медали и кубки.

– Легендарный жеребец Гаммураби, английская верховая, в 1906 году выиграл Большое Всероссийское дерби, – показывает старые фото Федоров. – В 1908-м он стал первой лошадью из Российской империи, которая выступила на полях Британии, родине английских скакунов.

В советский период блистал жеребец Задорный – "трижды венчанный", победивший в трех крупных соревнованиях СССР.

– В 60-е он произвел фурор в США, взял призовое место под Вашингтоном, – продолжает Александр Федоров. – Тогда американцы предлагали за него 250 тысяч долларов. Но Задорного, конечно, не продали.

Он вернулся на родину с именной попоной. В знак того, что Задорный все-таки из Украины, американцы на попону с советским флагом пришпандорили синюю полоску (знамя УССР состояло из двух полос, красной и синей – УП).

"Пока есть люди – будут и лошади"

Людмила Баштовая – редкий для здешних мест оптимист. Десять лет назад страсть к копытным привела ее из родного Богуслава Киевской области в луганскую степь. Людмила занималась конкуром, была жокеем, а сейчас работает бригадиром маточного отделения.

Баштовая любит повторять чей-то афоризм: "Бог не дал человеку крылья, но дал ему коня".

– Конь – это душа, – говорит она. – Любовь на всю жизнь. В коневодстве случайных людей не бывает.

Лошади – как люди. Все чувствуют. Любят, радуются, злятся и даже ненавидят. Очень любят целоваться. Им нравится, когда гладят морду, шею.

Пока Баштовая рассказывает о своих подопечных, кобылы окружают. Обнюхивают. Настойчиво суют морды в лицо и руки.

– Всё, девочки, всё, доци мои! – смеется бригадир, переходя на строгий тон. – Так, девочки, имейте совесть! Опа, опа, опа! Спокойно! Отойдите, ну! Это они ревнуют. Все хотят ласки.

Людмила проводит небольшой мастер-класс, как понять, что на уме у лошади.

– Ушки опущенные, глаза прижмуренные – это злость была, – поясняет она. – Когда ушки вперед, глаза к вам обращены – проявляют любопытство. Зрение у них не очень хорошее. Воспринимают мир больше по запаху и звукам. Не переносят духи или стиральный порошок.

– Как общение с лошадьми влияет на людей? – интересуемся.

– Человек становится уравновешенным... Но я ведь не только с ними общаюсь. Приходится и с людьми (улыбается). С конями легче. Они понимают меня с полуслова, по малейшему движению, – рассказывает Баштовая.

– Как они воспринимают человека?

– В основном, как друга. Как и собаки, агрессивными от рождения не бывают. Все зависит от воспитания, – отвечает Людмила.

– Хотя, – поправляется бригадир. – Женщин к жеребцам лучше не подпускать, особенно в "эти" дни (во время менструации – УП). Если женщина рядом с жеребцом, нужно с ним быть погрубее, чтобы он понимал – рядом человек.

Во время выгулки в "японском" манеже кобылы по кличке Потеха Баштовая уверенно держится в седле. Вопреки мнению о всеобщем упадке также уверенно говорит о будущем деркульского конезавода.

– Я – оптимист, – настаивает она. – Не согласна с теми, кто говорит, что завод скоро исчезнет. Тут за 250 лет ничего не изменилось. И мы тоже выстоим. Будем живы – не помрем! Пока есть люди, будут и лошади.

Жаль только, что в селе сейчас только двое детей занимаются в седле. Одна из них – моя 9-летняя дочь. У остальных детишек теперь другие интересы – интернет и компьютеры.

Хмель для Кучмы и Идеал для Лужкова

Сколько стоит породистый конь?

Павел Бруско, главный зоотехник Деркульского завода, объясняет: чем больше результатов и достижений, тем дороже.

– Это как в футболе с продажей игроков, – приводит он понятную аналогию. – Хотя, если футболист бегает в дубле, это не значит, что он плохой. Просто не было возможности себя проявить.

Цена на деркульских лошадей, как и на остальных коней из госзаводов Украины, колеблется в среднем от 400 до 3 тысяч долларов.

– На одних продажах отрасль не существует, – разъясняет Бруско. – В Европе она держится на целой системе: кто-то производит, кто-то покупает, кто-то участвует в скачках.

К примеру, в Ирландии правительство дотирует маточное производство. Это – вопрос стратегический. У нас же на коневодство "забили болт".

За годы независимости ни один из украинских президентов не удостоил деркульский завод своим вниманием.

По словам Павла Бруско, хоть какие-то попытки поддержать племенное дело были при Викторе Ющенко. А до того пришлось задабривать Леонида Кучму подарком – жеребцом по кличке Хмель. Хотя и это не сильно помогло. Коневоды Новодеркула получали зарплату в основном натурой – с окрестных полей.

– Наш конь был и у Владимира Литвина (нардепа, бывшего спикера Рады – УП), – продолжает рассказ главный зоотехник.

– Так может, вам и Порошенко нужно задобрить, коня подарить? – предлагаем.

– Ему ни хрена, кроме грильяжу, как я понимаю, не надо! – машет рукой Бруско.– Он не любитель лошадей. И Ринат такой же (Ринат Ахметов – УП). Если б Ринат любил коневодство так, как футбол, то у нас кони шиковали б.

О том, какие условия для лошадей могут обеспечить состоятельные люди, Павел Бруско знает не понаслышке. В 2003-м в качестве подарка он отвозил на дачу мэра Москвы Юрия Лужкова в Горках коня по кличке Идеал.

– Жена Лужкова, Лена Батурина, она же – спортсменка. Выступала за сборную столицы РФ. На даче сделала конный клуб. Ей нашего Идеала купил за 10 тысяч долларов и подарил Гапочка (Николай Гапочка, нардеп IV созыва – УП), – вспоминает Павел Бруско.

– Идеала могли не довезти, – продолжает он. – Нас на российской таможне семь часов продержали. У коня начались потом колики, еле откачали.

У Лужкова нормальная такая дачка была – 100 гектаров. Батурина вышла и даже, сучка, не поздоровалась. Зажралась. Морда. Там я, кстати, впервые в жизни увидел тренажер для лошадей.

Сохранить генофонд

Чтобы удержать конюшни на плаву, нужно быть неисправимым фанатом. Сегодня на Деркульском заводе 170 голов. Их обслуживают 54 человека.

Одна из них Елена Дуранчева. Потомственный коневод, перебравшаяся в Новодеркул из Одессы 12 лет назад. Она готова ухаживать за животными за 3 800 гривен в месяц.

– Любовь к коням в крови, – объясняет она. – Прадед вместе с Буденным (Семен Буденный, командующий Первой конной армией, маршал СССР – УП) воевал. Если б нам еще деньги стабильно платили, вообще не о чем жалеть. Иногда по полгода зарплату не видели.

– Нужно, наверное, быть большим энтузиастом, чтобы так работать? – предполагаем.

– Меня сейчас не снимают? – спрашивает Елена и заговорщически шепчет на ухо. – Надо быть большим д*****бом.

Без бюджетного финансирования Деркульский завод переживает самый сложный этап в своей 251-летней истории. В Киеве, похоже, закрывают глаза даже на то, что комплекс деркульских построек относится к недвижимому культурному наследию. А сам завод образовали на девять лет раньше, чем в Америке приняли Декларацию о независимости США.

– Нам на капитальный ремонт нужно около 2 миллионов гривен, – рассказывает начальник конезавода Сергей Гладков. – Для государства – меньше, чем копейки. Куда мы только не обращались, начиная от губернатора, заканчивая правительством и парламентом. Результата – ноль.

На содержание работников и поголовья нужно 500 тысяч гривен в месяц. Держимся только за счет пашни.

Ситуация, в которой оказался Деркульский конезавод, – красноречивый пример того, в каком убогом положении оказалось все коневодство Украины.

– Основная наша задача – сохранить генофонд таких пород, как чистокровная верховая и украинская верховая, – говорит Сергей Гладков. – Смогут ли это сделать частные конюшни – большой вопрос.

Да, среди частников есть фанаты своего дела. У него пальцы веером, а он сидит в деннике, в грязи. Ждет, когда ожеребится кобыла. Но таких единицы. Для всего коневодства катастрофически мало.

В Польше, например, после приватизации сохранили несколько конезаводов под крылом государства. В Туркмении, Казахстане правительство тоже дотирует отрасль.

Еще одна проблема, по словам Гладкова: в Украине развалена система ипподромов. Тотализатор, в отличие от стран с развитым коневодством, запретили законом. Полноценной обкатки лошадей нет. Возникает нехватка зоотехников, тренеров, жокеев.

– Частник хорошему жокею платит, скажем, 1 тысячу долларов, а мы – 200-300, – продолжает Гладков. – В Новодеркуле прерываются целые коневодческие династии – люди уезжают за рубеж, работают в западных конюшнях.

В то, что будет лучше, Сергей Гладков верит с трудом. Его прогнозы лишены розовых тонов.

– Сомневаюсь, что после вашего материала на нас обратят внимание, – заключает он. – Знаете, тьма какая-то! Идем по инерции. Существуем только потому, что родились здесь и продолжаем дело предков.

Политики приезжают сюда редко. Ходят с опущенными глазами. Ничего видеть вокруг не хотят, а напоследок спрашивают: "Сколько у вас земли? Кто на ней сидит?". Лошади им безразличны.

Пессимизм новодеркульцев, к счастью, имеет пределы. Он улетучивается с каждым прикосновением к бархатной коже скакунов.

Кажется, время в конюшнях останавливается. Запах навоза, сена, сырости, пыли. Паутина на арочных потолках, больше похожих на царские палаты. Только редкие пластиковые окна, электрические лампы да звуки радиоточки напоминают о современности.

В лабиринтах 19 века эхом отдается стук копыт, ржание и фырканье лошадей. Сердцебиение замедляется. Становится спокойно, как в храме.

– Пережили монархистов, социалистов, нацистов и коммунистов – переживем и капиталистов, – с улыбкой говорят в Новодеркуле. – Есть вещи, которые нельзя трогать. Если вы, например, в своем Киеве отдадите дельцам ту бабу с щитом и мечом (Родину-мать – УП), что о вас народ подумает?