Двуликая Россия
Семь лет назад Люк Хардинг, который долгое время работал московским корреспондентом The Guardian, написал книгу "Mafia State" (Мафиозное государство). В ней он приходил к выводу, что в РФ "правительство – это и есть мафия".
Мафиозное государство – не российское изобретение. Но благодаря своим масштабам именно России удалось стать самой наглядной иллюстрацией этой модели. Той самой, в которой коррупция во всех эшелонах власти в итоге приводит к симбиозу между госаппаратом и криминалом.
Читайте также
Ключевое правило модели в том, что неофициальные правила становятся важнее официальных. Государство, фактически, начинает жить "по понятиям".
Неформальный статус становится важнее любой официальной должности. А первое лицо выполняет роль единственного медиатора между кланами. На него замыкаются коммуникации, посредничество и роль суда.
Нам чудится в России идеально отполированная вертикаль, зачистившая конкурентов.
Это правдиво лишь отчасти.
Потому что вертикаль, зачистив внесистемных игроков, одновременно создала внутри себя разветвленную систему кланов. Которые получают в кормление целые отрасли и регионы.
Классическая политология не работает в отношении РФ. Потому что нет объекта анализа – тех самых формальных институтов, взаимодействие и конкуренция которых определяет жизнь страны.
Для того, чтобы разбираться в российской реальности, нужно знать неформальную клановую систему. Быть посвященным в особенности ее взаимодействия. Понимать мотивы игроков – и на этом основании делать выводы о том, как скажется ослабление одной группы и усиление другой.
По большому счету, современная Россия – это страна, в которой мафия боролась с государством. А затем – победила, проглотила и приручила.
Для Кремля такая гибридная модель даже удобна – потому что позволяет передать большую часть грязной работы "на аутсорс".
В итоге, в самых разных резонансных убийствах – включая убийство в Киеве экс-депутата РФ Дениса Вороненкова – правоохранители находят криминальный след. Но в том и штука, что этот след не означает непричастность российской вертикали. Это лишь пример работы "кремлевских подрядчиков".
Во всей этой модели Владимиру Путину отведена роль арбитра. Он – хранитель и гарант неформальных правил, по которым работает современная российская машина. Если завтра его не станет – система рискует погрузиться в хаос.
Мы часто говорим, что после Путина Россия рискует пережить очередной "парад суверенитетов" и новый 1991-й. Но в том и штука, что куда более реалистичный вариант выглядит иначе.
По мере деградации официального государства на авансцену будет выходить неофициальное. Тот самый криминал, который сегодня паразитирует на остатках российских институтов.
В 2010 году в Краснодарском крае в станице Кущевская случилось массовое убийство. Жертвами стали 12 человек – в том числе четверо детей. Замолчать эту историю не удалось.
Расследование показало, что за десятилетие в этом населенном пункте сложился настоящий криминальный анклав. В рамках которого ОПГ тесно срослись с правоохранительной и судебной системой.
Эта история стала иллюстрацией того, во что способен перерасти симбиоз государства и криминала на финальной стадии. И вполне может оказаться, что постпутинская Россия будет как раз страной, победившей станицы Кущевская.
А потому нет никакого значения, что именно говорит Владимир Путин в рамках своих "прямых линий".
Потому что это ярмарка лицемерия. В рамках которой российский президент притворяется, будто его государство живет по формальным правилам. Обещает разобраться, приструнить и упорядочить. Но эти слова не имеют ровным счетом никакого отношения к реальности.
А реальность ровно такая, какой ее описал Люк Хардинг еще семь лет назад. И за это время изменилось лишь то, что российское mafia-state дожевало собственное государство и объявило войну соседнему.
Павел Казарин
