Царь и бояре
2018-й станет годом президентских выборов в России и последним предвыборным годом в Украине.
Но если украинскую власть ждут многочисленные треволнения и экстремальные испытания, то президент Путин как всегда безальтернативен и непотопляем.
Внутренние российские проблемы сказываются на популярности соседского лидера гораздо меньше, чем нам хотелось бы. В РФ безотказно работает классическая парадигма "добрый царь – плохие бояре".
Да, российское боярство может воровать, обманывать, притеснять народ, но царь, сидящий в Кремле, по умолчанию хорош. Вся надежда простых людей – только на него! На доброго и справедливого Владимира Владимировича.
Мы привыкли связывать эту парадигму исключительно с российским национальным менталитетом. Но в действительности она получила распространение и в нашем обществе – наложившись на традиционную украинскую вольницу и немного видоизменившись.
Принципиальное отличие состоит в том, что в украинской версии президент считается лишь одним из бояр. А "добрый царь" в Украине деперсонализирован: его роль отведена обобщенно-абстрактному государству.
Тому самому государству, которое призвано решить все наши проблемы, окружить население отеческой заботой, обеспечить украинцев всевозможными бесплатными благами и так далее.
И если хороший царь-государство не оправдывает народных надежд – значит, ему мешают плохие бояре, облеченные различными должностями. Именно к этому сводится логика отечественного этатиста.
Россиянин, верующий в доброго царя, никогда не признает, что источником проблем может выступать сам господин Путин. Связывание президентского курса с экономическими трудностями, коррупцией и произволом на местах представляется кощунством.
Если кремлевский лидер в чем-то и виноват, то лишь в том, что он не всесилен – не может за всем уследить и всех проконтролировать.
Гипотетическая жизнь без Путина видится стихийным бедствием: если злые бояре озоруют даже при Владимире Владимировиче, то что будет в случае его ухода?
Украинец, верующий в доброго царя, никогда не признает, что источником проблем может выступать сам институт государственного насилия. Любой негатив, исходящий от раздутой государственной машины, интерпретируется им как козни "кланов", "барыг", "олигархов" и прочих нехороших людей.
Соответственно, функциональное сокращение государства видится не выходом из положения, а пугающей катастрофой, которая сделает обычного гражданина совершенно беззащитным перед этими злодеями.
Если при государственном моратории на продажу земли дела обстоят так скверно, то что будет в случае отмены моратория?
Чем больше государства, тем лучше – для многих из нас это аксиома. И когда очередная порция полномочий, предоставленных украинскому государству, приносит отрицательные плоды, делается вывод о слабости этого государства.
Злые бояре, окопавшиеся в чиновничьих кабинетах, опять подставили доброго и справедливого, но недостаточно жесткого царя! Необходимо предоставить ему еще больше полномочий – и тогда он наверняка прижмет обнаглевших бояр к ногтю…
Мечтая о суровом бестелесном царе, украинский этатист попадает в порочный круг: усиление государства – рост злоупотреблений – еще большее усиление государства для борьбы со злоупотреблениями – еще больший рост злоупотреблений.
Российскому государственнику живется легче и проще. Ему предоставлен готовый царь из плоти и крови, и любование монаршим ликом помогает терпеливо переносить любые боярские безобразия.
Можно долго рассуждать о теоретических перспективах Украины и России, но разное представление о "добром царе" имеет и сугубо практический смысл. Оно подразумевает совершенно разные подходы к провластному пиару и охранительной риторике.
Верноподданническая пропаганда в РФ строится на педалировании индивидуальных качеств российского президента.
Владимир Владимирович должен старательно отыгрывать роль царя-батюшки: лично открывать инфраструктурные объекты, устраивать инсценированные хождения в народ, распекать нерадивых чиновников на камеру, позировать в истребителе, летать со стерхами, нырять за амфорами и так далее.
Но когда те же агитационные приемы пытаются перенести на нашу почву, эффект оказывается обратным. Украинскому президенту противопоказано выпячивать собственное "я", поскольку в общественном сознании он остается боярином, а не царем.
Наоборот, украинское руководство добивается наибольшего уровня лояльности, сливаясь с чем-то обобщенным – "державой", "страной", "Родиной". Высокопоставленному лицу выгоднее выглядеть не яркой индивидуальностью, а лишь придатком украинской государственности; таким же ее атрибутом, как флаг, герб или гимн.
Это обеспечивает наилучшую защиту от критики и нападок. "Не трогайте бояр с Печерских холмов – вы заденете доброго царя-государство! Со временем он сам с ними разберется!", – более эффективный провластный месседж в Украине пока не изобретен.
Российские охранители могут выйти на улицы с портретами действующего главы государства. Им нечего стыдиться. Их политическое кредо незатейливо: "Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России".
Украинским охранителям приходится выходить на Крещатик, чтобы "просто выпить кофе с друзьями". По факту выступая на стороне действующей власти, они стесняются это признать.
Занимая охранительную позицию, активный украинец старается подчеркнуть, что защищает не бояр с именами и должностями, а бесплотного царя. Поддерживать конкретных государственных мужей – не комильфо, но поддерживать обезличенный державный монолит не стыдно и не зазорно.
Безусловно, обезличивание бьет по самолюбию любого политика. Однако для украинской власти оно и впрямь представляется оптимальной стратегией.
Чем активнее ты заслоняешь свое "я" расплывчатой "державой", тем больше выигрываешь. Чем тщательнее бояре с Банковой и Грушевского укроются в тени умозрительного царя, тем прочнее окажется их позиция.
Пожалуй, есть лишь одна трудность: во время президентских выборов 2019-го обобщенное "украинское государство" не удастся поместить на бюллетене вместо вполне конкретной фамилии.
Михаил Дубинянский, для УП
