Право на проигрыш

В новом 2018 году Украину ждет рекордное число исторических юбилеев. Столетие независимости УНР, столетие боя под Крутами и взятия Киева большевиками, столетие Гетманата и Директории – перед нами открывается широчайшее поле для глубоких параллелей.

Отечественные публицисты и блогеры будут рассуждать об уроках столетней давности, о губительной междоусобице, о непростительной слабости, о политических ошибках, которые не должна повторять сегодняшняя Украина.

Поднаторев в гибридных схватках с Москвой, наше патриотическое сообщество начинает смотреть на проигранную борьбу 1917-1921 годов свысока.

Правда, популярная ныне ОУН тоже пришла к расколу и междоусобным разборкам, тоже ошиблась с выбором союзников и, пролив море крови, тоже проиграла Кремлю.

Но если руководителей УНР оценивают критически, то лидеров ОУН прославляют и поднимают на щит. Если неудачный опыт УНР рассматривается как предостережение, то неудачный опыт ОУН – как пример, достойный подражания.

Почему? Очевидно, потому, что для национальной мифологии важнее не победы и провалы исторического деятеля, а в первую очередь окружающий его ореол. Имидж имеет большее значение, чем успех или неуспех.

По факту все борцы за независимость Украины в первой половине-середине XX века потерпели фиаско. Однако проигрыш каждого из них воспринимается по-разному, и в массовом патриотическом сознании выстроилась определенная иерархия.

Хуже всего приходится демократическим деятелям Центральной Рады. Интеллигенты при сюртуках, бородах и очках – кажется, даже их внешний облик кричит о слабости, разобщенности и беспомощности. Нашему современнику они представляются идеальной мишенью для критики.

И хотя на официальном уровне Украина чтит Михаила Сергеевича Грушевского, в душе любой диванный боец уверен, что справился бы с руководством УНР лучше почтенного профессора.

Несколько выше котируется Симон Петлюра – штатский человек, вовремя надевший военную форму, провозглашенный главнокомандующим и окруженный авторитарным флером. Уже одного этого достаточно, чтобы патриотичные потомки относились к нему благосклоннее, чем к мягкотелым интеллигентам.

Пускай на практике главный атаман не контролировал даже собственную армию, пускай его внутренняя и внешняя политика была откровенно провальной – но воинственный имидж добавляет Петлюре привлекательности.

Еще выше разместился гетман Павел Скоропадский. Кадровый военный, мужественный генерал в черкеске, он идеально вписывается в образ сильного лидера.

Да, фактически гетман опирался только на германские войска и, лишившись этой опоры, тут же утратил контроль над ситуацией.

Да, суждения Скоропадского о галичанах балансируют на грани украинофобии.

Да, политическая слабость Павла Петровича явно диссонирует с имиджем крепкого государственника. Но тем не менее этот выигрышный имидж обеспечивает гетману уважение и симпатии современных патриотов.

Наконец, на самом верху историко-мифологической иерархии находятся лидеры ОУН и УПА. Генерал-хорунжий Роман Шухевич и проводник Степан Бандера словно выкованы из железа, окружены суровой боевой романтикой, овеяны жесткой и бескомпромиссной идеологией.

Все это ставит радикальных националистов вне критики, и даже их поражение в борьбе с Советами не интерпретируется как поражение.

В отличие от проигравших деятелей национальной революции 1917-1921 годов, проигравшие вожди ОУН и УПА объявляются моральными победителями империи.

Перед нами – не украинская специфика, а общемировой тренд.

Чтобы занять достойное место в исторической памяти, демократ и либерал обязан быть успешным – как Конрад Аденауэр или Вацлав Гавел.

Правоту либерального политика может подтвердить лишь практика, а любые провалы не только дискредитируют его самого, но и рассматриваются как банкротство гнилого либерализма.

Зато вождизм, милитаризм, авторитаризм привлекательны в теории, и даже если практика опровергает теорию, привлекательный ореол не развеивается полностью. Это дает авторитарному лидеру право на проигрыш.

Он может потерпеть фиаско, погубить тысячи и миллионы жизней, привести свой народ к катастрофе, но все равно сохранит популярность у части современников и потомков. Причем военная форма автоматически увеличивает запас исторической непотопляемости.

Потерпев поражение в войне, милитаристы Гинденбург и Людендорф остались национальными кумирами – и Германия охотно подхватила выдуманную ими легенду о "вероломном ударе ножом в спину". Но когда в начале 1930-х немецкие социал-демократы потерпели поражение в политической борьбе, их ждал лишь позор и забвение.

Венгерские националисты до сих пор чтят проигравшего адмирала Хорти, и в 2013 году памятник диктатору был установлен в центре Будапешта. А годом ранее с площади перед парламентом убрали памятник первому венгерскому президенту – проигравшему леволибералу графу Каройи.

Поклонники есть у провалившегося маршала Антонеску и у поглавника Анте Павелича, но не у провалившегося президента Гувера или премьера Даладье.

А в РФ дружно поливают грязью обанкротившееся Временное правительство – но при этом многие российские патриоты восхваляют обанкротившийся царский режим и ходят с портретами бездарного самодержца Николая II.

Таким образом, мировая и украинская история ХХ века побуждает задуматься не только о причинах поражения, но и о восприятии поражения. И уроки, которые может вынести из нее наш современник, достаточно красноречивы.

В сегодняшней Украине удобно быть радикалом. Сторонником жестких методов, поклонником факельных маршей, любителем позировать в камуфляже и скандировать грозные лозунги.

Ты можешь проиграть Кремлю, нанести своей стране колоссальный ущерб, очутиться у разбитого корыта, но твое идеологическое реноме не пострадает. Никакие сокрушительные провалы не помешают сконструировать красивый и стойкий миф о твоей борьбе.

Но те из нас, кто борется за либеральную европейскую Украину, могут рассчитывать лишь на победу. Эта часть общества просто обязана добиться желаемого – иначе ее ждет моральное уничтожение и втаптывание защищаемых идеалов в грязь.

Либо ты станешь украинским Аденауэром или Гавелом, либо превратишься в ничто. Права на проигрыш у либералов нет.

Михаил Дубинянский, для УП