По ту сторону фронта
На четвертом году гибридной войны мы по-прежнему любим поговорить о находящихся по другую сторону фронта.
О московских интеллигентах и жителях российской глубинки, о донецких обывателях и крымских конформистах. О тех, кто не взял в руки оружие, не пышет агрессией, но и не поддерживает позицию Украины.
Еще несколько лет назад они казались нормальными людьми, а теперь с ними почти невозможно найти общий язык. Что творится в их умах и душах?..
Часть украинского общества прибегает к дегуманизации противника: неприятельское население объявляется сборищем дегенератов и злобных орков, которым чуждо все человеческое. Это путь наименьшего сопротивления.
По сути, демонизируя россиян и сторонников РФ на оккупированной территории, мы расписываемся в собственной слабости.
Наша воля к борьбе недостаточно тверда, чтобы желать зла таким же людям, как мы сами, – и мы убеждаем себя, будто людей по ту сторону фронта нет.
Этот заманчивый путь не подходит тем из нас, кто до войны был тесно связан с Россией или отторгнутыми регионами. Своих родственников и близких знакомых, вчерашних коллег, друзей детства и юности не запишешь в орки.
Помогает другое объяснение: эти люди зомбированы кремлевской пропагандой. Они сродни заколдованной принцессе, которую можно и нужно разбудить. Когда лживый путинский дурман развеется, они прозреют и наверняка примут украинскую точку зрения.
Что ж, обе версии – "орки" и "зомбированные" – построены на одной предпосылке. Подразумевается, что интересы обычных людей совпадают, а значит, – на стороне врага могут быть либо нелюди, либо дезориентированные жертвы пропаганды.
Тяжелее признать, что интересы обычных людей, во многом похожих друг на друга, способны кардинально разойтись.
До 2014 года тот же Крым не был камнем преткновения между украинцами и россиянами. На полуострове уживались очень разные люди, рядовому гражданину РФ не было до него никакого дела, и пропагандистская истерия вокруг "Крымнаша" нагнеталась искусственно.
Но после аннексии мы получили игру с нулевой суммой, где выигрыш одного равнозначен проигрышу другого.
Присоединение Крыма подняло самооценку российского обывателя за счет унижения Украины и украинцев, а вынужденный отказ РФ от крымского трофея поднимет нашу самооценку – за счет унижения российских обывателей.
Еще ярче этот антагонизм проявляется на самом полуострове. Для одной части крымчан каждый день аннексии – это невыносимая боль. Это эмиграция или жизнь под гнетом, обыски и аресты, страх за близких, потеря самого дорогого.
А другая часть крымчан уже встроилась в новую реальность на бытовом уровне. Так, занятые в бюджетной сфере оказались пассивными союзниками российского государства – даже если в целом эти люди аполитичны. И возврат полуострова в Украину действительно станет для них болезненным ударом.
До 2014 года Крым не был камнем преткновения. Но теперь он им стал.
Конфликт, созданный господином Путиным на ровном месте, захватил множество судеб и зажил своей собственной жизнью. И если завтра одиозный Владимир Владимирович будет устранен, – конфликтную ситуацию не получится просто отыграть назад.
Отсюда – неуклюжие метания российской оппозиции, рассуждения о "не бутерброде", о "честном повторном референдуме" и так далее... Российские демократы пытаются найти компромиссный вариант, который в равной мере устроил бы всех.
Но такого варианта нет и быть не может. Слишком много людей оказались вовлечены в игру с нулевой суммой.
Перед нами – суровый закон истории. Войны часто начинаются с воображаемого конфликта интересов, существующего лишь в головах правящей верхушки и экзальтированных пропагандистов.
Но, начавшись, любая война перерастает в реальный конфликт интересов между множеством рядовых граждан – вне зависимости от их политической позиции или отсутствия таковой.
...Представим налет британской авиации на Гамбург в 1943 году. За штурвалом бомбардировщика сидит пилот Джон Смит. Он не любит Гитлера и хочет скорейшего завершения войны. Внизу пытается укрыться в бомбоубежище широко мыслящий доктор философии Иоганн Шмидт с женой и детьми. Он тоже не любит Гитлера и тоже хочет, чтобы война закончилась поскорее – и тем не менее его интересы кардинально расходятся с интересами пилота.
Британец стремится нанести городу максимальный ущерб. С его точки зрения, гибель немецкого доктора с семьей в огненном пламени – допустимая цена, чтобы ускорить крах нацизма и конец войны. Но с точки зрения герра Шмидта, это абсолютно неприемлемо. Его интерес в том, чтобы ущерб от британского авианалета в отдельно взятом Гамбурге оказался минимальным. Не потому, что он зомбирован геббельсовской пропагандой, а потому, что он – живой человек.
Граждане Украины и РФ, обитатели Киева и Донецка могут не слишком отличаться друг от друга в частной жизни.
Но это сходство ничего не значит, когда речь заходит об аннексии Крыма, АТО, антироссийских санкциях и других реалиях гибридного противостояния.
В каждом случае проявляется чей-то субъективный интерес, противоречащий чужому.
Аполитичный донецкий обыватель заинтересован в том, чтобы его быт не был потревожен военными действиями – даже если это исключает деоккупацию региона.
Российский бизнесмен заинтересован в снятии санкций – в том числе ценой попрания международного права и предательства Украины западными партнерами.
Украинец, живущий в ожидании кремлевских гибридных ударов, заинтересован в максимальном ослаблении российской экономики и внутренних проблемах РФ – с неизбежными страданиями миллионов россиян.
Жителя России такая перспектива по понятным причинам не устроит.
Большинство находящихся по ту сторону фронта – не исчадия ада, не злобные дегенераты, не кровожадные орки. Но и не заколдованные принцессы, которых можно вывести из пропагандистского сна крепким украинским поцелуем.
По другую сторону фронта обитают миллионы заурядных людей, вовлеченных в конфликт интересов с обычными украинцами.
Конфликт, который уже перешел из области пропаганды в сферу повседневной реальности – и потому не может быть разрешен безболезненно для обеих сторон.
В игре с нулевой суммой всегда побеждает кто-то один.
Михаил Дубинянский, для УП
